Мост над бездной

— Ты знаешь, что я имею в виду, — пояснил Аротр. — Обратить их в свою веру не получится. Никому это не удастся, и тебе тоже.

— Мне — удастся. И я намерен это сделать. — В голосе Ршавы звучала гордость церковника, знающего то, что он знает, и гордость отпрыска императорской семьи, уверенного, что на него обратят внимание просто потому, что он тот, кто есть.

— Что ж, удачи тебе, — повторил Аротр. — Если из столицы придет указ прекратить верить в одно и начать верить в другое, то я так и сделаю, будь уверен. А если не придет, то не стану делать, а уж демонстрировать — тем более. Очень сожалею, святейший отец, но во мне нет того, что есть у мучеников за веру. Я слишком люблю жизнь, чтобы желать ее завершения, и в особенности… — он содрогнулся, — таким способом.

— Никакой бог не бережет равнодушного верующего, — предупредил Ршава, но Аротр лишь пожал плечами. Ршава задумался, не стоит ли его проклясть, но, с некоторым сожалением, решил этого не делать. Если он начнет проклинать всех равнодушных, погибнет половина империи. Как только он воплотит свой замысел в жизнь, Аротр будет волен сделать выбор.

Вероятно, Аротр хорошо представлял, о чем Ршава думает. И толстый священник угрюмо сказал:

— Быть правым ты хочешь больше, чем обрести безопасность. Извини, Ршава, я никогда таким не был.

— Мы правы: ты, я и все, кто думает так, как мы. А таких непременно должно быть много. — Как и обычно, Ршава говорил с большой убежденностью. — И поскольку мы это знаем, у нас есть право — нет, мы просто обязаны — донести нашу правду до каждого в империи.

В нем ярче прежнего вспыхнуло миссионерское рвение. В нем, но не в Аротре.

— Как я уже сказал, удачи тебе. А я останусь здесь, буду маленьким человеком и постараюсь уцелеть.

— Следуй за истиной, куда бы она тебя ни повела, — предложил Ршава.

— Я знаю, о чем я думаю, — печально ответил Аротр. — И знаю, что произойдет, если о моих мыслях узнают не те люди. Я лишь не знаю, как у меня хватило смелости поведать о них тебе. — Он встал. — И не знаю, закончится ли все так, как ты надеешься. Боюсь, что нет, и мне заранее жаль. А сейчас мне лучше уйти.

Кивнув на прощание, он торопливо вышел из таверны.

— Вы ведь ничего не сделаете со святым отцом? — спросил хозяин таверны. — Здесь его любят. И мы не хотим для него неприятностей.

— Я тоже его люблю, — подтвердил Ршава. — Мы придерживаемся одной доктрины. Он просто не хочет следовать ей до конца, в отличие от меня.

— Меня его доктрина не интересует, — заявил хозяин (что, если было правдой, делало его почти уникальной личностью в истории Видесса). — Но он хороший человек, и я не хочу, чтобы с ним стряслось что-нибудь скверное.

— Я ведь сказал: я тоже не хочу. И ничего с ним не случится. Ничего такого, что имело бы отношение ко мне.

— Лучше бы не случилось. — Хозяин принялся тереть мокрой тряпкой отполированные доски прилавка, давая себе время подумать. Ршава видел этот жест у стольких трактирщиков, что и не сосчитать. — Я вот что вам скажу, святой отец, — предложил хозяин. — Если хотите, можете переночевать здесь, и бесплатно.

Попытка подкупить его оказалась примерно такой же деликатной, как тычок в зубы. Ршаве захотелось об этом сказать, но он промолчал. Хозяин делает то, что может, и предлагает то, что имеет.

— Вы очень любезны, — ответил Ршава, секунду подумав. — Пожалуй, я соглашусь.

— Хорошо. Это хорошо! — с облегчением сказал хозяин. — Я так сразу и подумал, что вы человек здравомыслящий. Не желаете ли еще чего-нибудь, пока вы здесь, чтобы приятнее провести время?

Ршава не собирался требовать чего-либо, что священнику иметь не полагалось, — во всяком случае, на словах. Пожав плечами, он осведомился:

— А почему бы вам меня не удивить?

— Что ж, святой отец, попробую что-нибудь сделать. А вы предоставьте все мне.

Он подал прелату огромную миску говяжьего супа с ячменем — такого ужина Ршава не ел со времен Скопенцаны. В супе отыскалось несколько мозговых костей, из которых Ршава с удовольствием высосал их содержимое. Хозяин лишь улыбнулся, слушая, как он причмокивает.

Когда Ршава поднялся наверх, то обнаружил, что его комната едва ли лучше или хуже тех, которые он снимал в гостиницах по всей империи. Он уже готовился лечь спать, когда в дверь постучали.

В некоторых местах, где ему довелось побывать, Ршава не открыл бы дверь: это могло стоить жизни. Но здесь ему было нечего опасаться. Когда он приоткрыл дверь на ширину ладони, готовый при необходимости захлопнуть ее, из коридора на него взглянула женщина.

— Что тебе нужно? — поинтересовался он.

— Нет, святой отец, — покачала она головой, — что нужно вам? Мелай велел сделать вас счастливым, ежели вы пожелаете.

— Мелай? — не понял Ршава.

Женщина указала вниз:

— Хозяин.

— А-а… — Когда имя и личность соединились, все стало понятнее. — Так это он тебя послал?

Она кивнула:

— Можно к вам?

Он открыл дверь шире, и женщина вошла. Она выглядела довольно привлекательно — и, наверное, была еще красивее, пока тяжелая жизнь не стала брать свое.

— А он сказал тебе, что я священник? — уточнил Ршава.

Она взглянула на него:

— А это имеет значение? Если да, то вы меня выгоните. А если не выгоните, значит, это не важно.

Подобный цинизм проявила и первая служанка из тех, с кем он переспал.

— Это не важно, — грубовато ответил он.

— Вот и хорошо. — Она стянула через голову длинную тунику. — Тогда давайте за дело.

Когда они улеглись, Ршава узнал парочку новых для себя вещей. Не потому, что она повела себя как-то необычно, скорее потому, что его опыт по женской части был еще скудноват. Сама она не получала удовольствия и даже не стала притворяться, будто получает. Когда все кончилось, прелат спросил:

— Сколько я тебе должен?

— Нисколько. Мне уже заплатили.

Она встала, быстро оделась и вышла. Когда шаги на лестнице стихли, Ршава понял, что даже не спросил, как ее зовут. Мелай делал все, чтобы оградить Аротра от неприятностей. И наверное, вполне даже способен шантажировать Ршаву, если тот что-либо сделает против его приятеля-священника.

Ршава никогда не намеревался этого делать. Именно это он и сказал Мелаю, но тот не прислушался к его словам. А часто ли вообще люди прислушиваются друг к другу? Но в этот раз Ршава получил хороший ужин, комнату и женщину — и все это лишь потому, что хозяин таверны к нему не прислушался. Ршава счел это хорошим обменом.

Он уже почти заснул, но вздрогнул и открыл глаза от внезапной мысли. Как часто люди всерьез прислушиваются к тому, что говорят другие? А когда он попадет в столицу, обратят ли его коллеги-церковники внимание на новую доктрину, которую он им привезет?

— Конечно обратят, — произнес он в молчаливую темноту своей комнаты. — Придется обратить, потому что я прав.

Ободрившись подобным образом, он возобновил прерванное путешествие в царство снов.

Когда он на следующее утро спустился к завтраку, Мелай встретил его понимающей улыбкой:

— Надеюсь, вы провели… э-э… приятную ночь?

— Достаточно приятную, спасибо. Будьте любезны, принесите мне полбуханки хлеба, немного масла и кружку вина.

— Конечно. — Мелай принес заказанное и взглянул на Ршаву, когда тот начал есть. — А вы человек хладнокровный, верно? — произнес он с неохотным уважением.

— Стараюсь таким быть, — подтвердил Ршава, придав голосу обычную для него прозаичность. — И я вам еще кое-что скажу. После всего, что я видел и пережил и чего смог избежать, то, что произошло сегодня ночью, — просто мелочь. Самый рядовой эпизод.

К его удивлению, Мелай рассмеялся:

— Хорошо, святой отец. Думаю, я понял, что вы имеете в виду. Вы заговорили точно как столичный житель, когда тот говорит о любом другом месте в мире, которое не столица.

Теперь рассмеялся Ршава:

— Пожалуй, да. Я действительно из столицы и говорю так о любом другом месте.

— Мне еще не попадался ни один человек из столицы, который бы так себя не вел. Я был там несколько раз. Множество людей, кто ни разу в жизни не шагнул за ее стены, говорили точно так же.