Изгнанники Эвитана. Том Третий. Вихрь Бездны(СИ)

В седьмом доме попросту велели убираться - "пока собаку не спустили". А на улице встретил накрапывающий дождь, на глазах превращающийся в ливень.

Девушка поплотнее закутала Мирабеллу в плащ Руноса. Зубы уже начали дробный перестук, а всё тело сотрясает дрожь. Сейчас бы в тепло... куда угодно, но под крышу! Или хоть сесть на сухое! Впрочем, еще немного - и сойдет и мокрая земля.

- Эй, красотка, хочешь развлечься?

Эйда затравленно обернулась - навстречу двум похабным смешкам. Пара щербатых нищих откровенно уставились на попятившуюся девушку.

Лиаранка крепче прижала к груди дочь, развернулась и побрела прочь - с трудом заставляя себя не ускорять шаг. Вслед раздался свист:

- Красотка, куда же ты?

Эйда бросилась бежать.

- Эй, ты давно здесь ошиваешься! Всё равно ночью никуда не денешься. Стой - если не хочешь, чтоб заодно придушили твоего щенка!

Мерзавцы правы. Ей некуда деться и негде прятаться. Для этих... людей она - дешевле любой уличной шлюхи, потому что ту хоть кто-то защищает.

Эйда, задыхаясь, помчалась дальше. Только бы не споткнуться! Творец милосердный, снизойди к мольбам грешницы!

Теперь она знает, куда ей нужно.

Невозможно представить, как Эйда выдержит то, что предстоит... даже ради Мирабеллы! Но выхода не осталось.

Друзей у беглянки нет, родных - тоже. Церковь попросту запрет ее в монастырь - в очередную Башню Кающихся Грешниц, чтобы поскорее уморить. А Мирабеллу вернут туда, где держали все эти год и семь месяцев.

Эйда содрогнулась! Любая мать выдержит все муки Бездны - лишь бы избавить от них свое дитя.

На улице беззащитная девушка станет общей игрушкой... а за жизнь ее дочери никто не даст и меара. Значит - всё, что угодно, лишь бы спастись от этих животных. Впрочем, нет - сравнение их со зверями слишком оскорбляет последних. До изощренной жестокости людей невинным тварям далеко.

Где веселый квартал, Эйде сообщила первая же встреченная горожанка. Окинула брезгливым взглядом грязную, оборванную шлюшку, поморщилась и махнула рукой в нужном направлении.

Если не знаешь, как выбирать, - бери первое попавшееся. Лиаранка решительно постучала в дверь ближайшего борделя по левой стороне улицы.

Открыла девица примерно ее лет. Гораздо менее размалеванная, чем ожидала бывшая графиня.

Может, служанка?

- Прошу вас, мне нужно поговорить с хозяйкой бор... этого почтенного заведения.

- Почтенного - скажешь тоже! - фыркнула девушка. С любопытством, но, кажется, без презрения оглядывая потрепанный наряд Эйды. Что плащ, что подол юбки - не определить, где грязнее. - Матушка отдыхает. Сейчас позову.

"Матушка"... Будто речь о монастыре. Лиаранка, конечно, наивна. Но не настолько, чтобы предположить, будто дверь в борделе открывает родная дочь хозяйки.

- Что тебе, милая?

Похоже, "отдыхала" "матушка" недалеко. А из-за ее спины торчит курносый носик той самой служанки.

Мановение унизанной перстнями руки - и любопытную девушку как ветром сдуло. Куда-то в задние комнаты.

Эйда растерялась. Бордель-маман - лет тридцать. Ну или тридцать пять. Ничего общего со старухой из романов Ленна. Красивая, пышная дама в ярком, но не кричащем наряде. Да и декольте... у лагерных шлюх не в пример глубже.

- Я прошу вас взять меня на работу, госпожа, - склонила Эйда голову.

Как назло, Мирабелла выбрала именно этот миг, чтобы проснуться. И с любопытством уставилась на собеседницу матери. Конечно, где ребенок прежде мог видеть столь красивых теть?

- У меня нет работы для такой, как ты, - покачала головой хозяйка заведения.

Мягкий тон, сожалеющая улыбка. Не возьмет! Так Эйде уже отказывали - в самом первом доме.

- Для "такой" - это "какой"? - безнадежно уточнила девушка. - Для нищенки? Оборванной бродяжки? Одинокой матери? Я могу быть кем угодно. Мне приходилось быть служанкой.

Вот и всё. Сейчас кликнет слугу, чтобы "проводил" назойливую девчонку.

- Ты не поняла, - всё то же отрицание в голосе. И та же сожалеющая улыбка! - У меня есть служанки. Мне нужны девушки... но не такие, как ты.

- Почему? Я для этого недостаточно хороша?

- Дитя мое! - теперь во всё еще мягком голосе - явное раздражение. - Мне нужны шлюхи!

Эйда тяжело вздохнула - только сейчас осознав, насколько же устала, замерзла, проголодалась! Как затекли руки, подкашиваются ноги... А еще немного на таком дожде - и простудится Мирабелла! Если еще не простудилась...

- А я, по-вашему - кто? - девушка пристально взглянула в глаза собеседнице.

Миг красавица смотрела в глаза Эйде - долгим, изучающим взглядом. Потом шагнула в сторону, шире распахивая дверь:

- Входи.

Глава седьмая.

Аравинт, замок Арганди. - Эвитан, Лютена.

1

Дурочка Элен уже задыхается - от заполошных рыданий. Если не успокоить сейчас - истерика будет часов на пять, но у Кармэн нет ни сил, ни желания.

- Простите меня, простите...

Что напугало Элениту сильнее - каменный взгляд Кармэн или презрение в глазах Виктора? Последнее, наверное. И зря.

А Виктор - дурак. Злится на глупую девчонку, когда единственная виновница беды - Кармэн Зордес-Вальданэ. Непутевейшая, дрянная мать!

- Нет, Элен. - Рука стала чужой, и как же трудно сейчас коснуться светлых локонов! - Ты не виновата. Арабелла... не простила бы тебя, если бы...

Только бы не всхлипнуть! Не выпустить на волю ни капли слез. Иначе - плотину прорвет. И Кармэн Зордес-Вальданэ рухнет на пол, взвоет душераздирающем воплем издыхающего зверя, рванет на себе волосы...

- ...если бы всё кончилось благополучно.

Отчего они все в таком шоке? От ее равнодушного спокойствия? Или потому, что тем же тоном она отказалась ехать?

- Герцогиня! - Старый слуга не знает, что делать. - Герцогиня, больше времени нет...

- Вот именно. Уезжайте немедленно. Это - приказ. Остаюсь только я.

- Мама! - Не порази дядю удар три часа назад - сейчас Кармэн уговаривал бы и он. И было бы труднее. Но сын подчинялся ей всегда.

- Виктор, я остаюсь. А ты - уезжай. Я приказываю.

- Мама, Беллу не вернуть. - Его лицо закаменело тоже три часа назад. В тот миг, когда его мать умерла.

- Виктор, я знаю.

Больше нет сил. Когда они уйдут - вдовая герцогиня Вальданэ пешком добредет до пепелища, где ей уже никогда не узнать свою красавицу-дочь среди других несчастных. Дойдет туда, рухнет и наконец-то позволит себе сдохнуть.

- Виктор, отныне ты - старший. Отвечаешь за дядю и остальных.

- Хорошо, мама, - он обернулся к слуге.

Кармэн подняла на сына глаза, чтобы запомнить... навсегда. Живым.

И Виктор отчетливо произнес, глядя на мать уже чужими глазами - глазами своего эвитанского деда. Или аравинтского. Они друг друга стоили:

- Моя мать едет с нами. Помогите ей!

Слуги шагнули к Кармэн - единым порывом. Больше они ей не подчиняются...

- Виктор! - кажется, они выкрикнули это вместе с Элен. Одинаково ошалевшие.

- А ты молчи!

Эленита сжалась в комочек. Презрение Виктора как кнутом ее обожгло.

- Ты уже сделала всё, что могла. Едем, мама. Хватит с эвитанцев и того, что они отняли мою любовь, мою сестру, моего друга! Мать я им не отдам!

2

Сад Алисы по-прежнему благоухает, птицы поют еще назойливее. А каждая прогулка с "прекрасной Ирэн" - повторение предыдущих. Причем целовать девицу тоже придется вновь - раз однажды этого добился.

А еще через три-четыре встречи можно позволить себе зайти чуть дальше... И одна эта мысль заранее приводит в тоску.

Дело даже не в девушке. Ирэн - действительно хорошенькая. А когда молчит - еще лучше. Жаль, такое случается редко. Но вот упомянутое "дальше"... Если в отношении служанки оно означает приятное времяпрепровождение, то в случае с баронессой - лишь неизбежное предложение руки и сердца. И - никакого "времяпрепровождения" до первой брачной ночи.