Стрела на излете (СИ)

Реймон не верил, что юный Лерик сознательно погубил свою душу служением Ареду. Но он мог и не заметить своего падения. Хоть нынешний Хранитель и не отличался наивностью, свойственной обычно книжным мальчикам, сказывалось уличное детство, но где ему тягаться в хитрости с Тварью? Нет, Реймон предпочел бы до самого конца держать Лерика в неведении о подлинной сути своих поисков, тем более, что юноша не задавал неудобных вопросов, но у него не осталось выбора.

С раннего детства маленький Реймон отличался болезненной страстью к справедливости. Он был готов понести наказание или ущерб, лишь бы все было "по-честному". Умного слова "справедливость" он тогда еще не знал, но стремился к ней всеми силами, за что и получал неоднократно от старших братьев, считавших надоедливого младшенького обыкновенной ябедой. Отец в глубине души разделял их мнение, и младшего сына недолюбливал, зато мать не сомневалась - мальчика ожидает большое будущее, он отмечен Хейнаром! Она же, незадолго до смерти, оплатила Реймону обучение в храмовой школе из своего приданого, к неудовольствию дочерей, уже расписавших, на что потратить наследство.

Реймон и в самом деле был отмечен богом Закона. Хейнар даровал ему способность чувствовать ложь, отменную память, умение видеть и понимать и, самое главное - убежденность, что нет ничего превыше справедливости. Из мальчика, доносившего на старших братьев, получился прекрасный дознаватель - въедливый, терпеливый, непреклонный, готовый на любые жертвы ради торжества справедливости.

Каждый должен заниматься своим делом: пес Хейнара умел искать и он нашел, пускай и потратил на поиски семь лет жизни. Отточенное до почти болезненной остроты за годы служения в ордене чутье, подтверждало - покрытый многолетним слоем пыли трактат хранит в своих глубинах нужные сведенья. Но чтобы прочесть и понять запутанный, полный иносказаний и намеков текст, Реймону нужен был избранник Аммерта.

Обращаться к жрецам - тратить драгоценное время, посвящать во все, что случилось, тайну уже не сохранить. Поползут слухи, начнется паника, хорошо, если все ограничится храмовым советом, а если уйдет в народ? Но не только это останавливало дознавателя - он знал, что Лерик и в самом деле отмечен Аммертом, хоть в это и трудно было поверить, глядя на тощего мальчишку, в чьих глазах затаился неизбывный страх. Но покойный Аэллин не случайно выбрал в ученики уличного воришку, хотя к его услугам были все послушники Аммерта. Возможно, жрецы найдут другого столь же одаренного ученого, и тот прочитает трактат, но на поиски уйдет драгоценное время. Кроме того, Лерик уже однажды обещал содействие, и, оставив сомнения, Реймон отправился в летний дворец.

Летнюю резиденцию наместниц построили не так давно, при Амальдии, еще и ста лет не прошло, и новшество, как это часто случается с нововведениями, не прижилось. Пока наместница была молода и полна сил, двор перебирался в летний дворец, как только таял снег, но с возрастом наместница стала тяжела на подъем, и уже в последние годы ее жизни роскошное здание, отражающееся в озерных водах, пустовало. Энрисса и вовсе не покидала Сурем, и зимой и летом предпочитая свой кабинет и библиотеку садам и колоннадам, а чтобы насладиться свежим воздухом, ей вполне хватало дворцового парка.

Саломэ Светлая первое время тоже не пользовалась летним дворцом, как оказалось впоследствии - просто не знала о его существовании. Но наткнувшись случайно на уже порядком заросший, несмотря на исправно выплачиваемое садовникам жалованье, парк, влюбилась в небольшое изящное здание, окруженное широкими аллеями и прудами. Парк в свое время разбивали по планам самого модного в то время художника, одержимого идеей естественной красоты. Казалось, что рука человека не прикасалась к деревьям и травам, а сама природа разбросала полянки, заросшие идеально ровной изумрудной травой среди безупречно округлых зарослей кустарника, сами собой образовались гроты, и даже фонтаны каким-то образом пробились на поверхность зеркальных прудов без посторонней помощи. И только заросшие зеленой патиной скульптуры, спрятанные то тут то там среди деревьев выдавали искусственное происхождение этого прекрасного уголка.

Нерадивых садовников наместница не тронула, даже распорядилась повысить им жалованье, в надежде, что они и дальше будут пренебрегать своими обязанностями, уверовав в безнаказанность. Ей нравился запущенный, заросший сад, и она хотела, чтобы природа и далее торжествовала над искусством. Зато обветшавшее здание дворца пришлось ремонтировать несколько лет - сырость не пошла ему на пользу. Но когда ремонт закончился, Саломэ с удовольствием проводила за городом летние месяцы, захватывала золотую осень, до праздника урожая, который в окрестностях Сурема отмечали в начале октября, и возвращалась в столицу, когда лужи по утрам уже сковывал первый тонкий ледок, а ветер обнажал верхушки кленов.

После возвращения короля Саломэ пришлось оставить это обыкновение - Элиан не позволил бы ей увезти принца на лето из Сурема, и сам не собирался покидать столицу, а королева слишком ценила короткие встречи с сыном, чтобы пожертвовать ими ради уединения в тенистой прохладе. Однако погода пришла ей на помощь - последние три года в конце лета наступала такая жара, что даже королевская любовь к столице не выдержала, и в начале июля двор перебирался за город, чтобы вернуться с первым же похолоданием, не дожидаясь конца сезона. Но Саломэ была благодарна судьбе и за эти несколько недель в любимом месте.

Лерик же, напротив, был бы счастлив остаться в Суреме, за толстыми стенами библиотечной башни, подальше от тревожных слухов и плохих новостей, а самое главное - от короля и заседаний высокого и совершенно бесполезного совета. Но наставник принца не мог оставить своего воспитанника, и Лерик был вынужден следовать за двором. Впрочем, одно его радовало - в летнем дворце их и без того редким встречам с Лиорой наступал конец. Девушка не могла рисковать своим положением при короле, и навещала Лерика только в библиотеке, справедливо полагая, что уж там-то ее не настигнут всезнающие придворные сплетницы.

Дамы, заботящиеся о своей репутации, в читальню не заглядывали. Модные в этом сезоне любовные истории или сборники стихов можно было купить в маленьких книжных лавках, расплодившихся как грибы, после того, как король разрешил печатать книги на новых станках и отменил обязательную проверку текста на предмет запрещенных знаний. Вот тогда-то торговля книгами и превратилась в невероятно прибыльное занятие.

Дело дошло до того, что торговцы нанимали молодых жрецов Аммерта или Эарнира, чтобы те писали подходящие для деликатной публики истории исключительно для продажи в их лавке, и ставили на книги свои торговые знаки вместо имени автора. В итоге владельцы начали подавать друг на друга в суд - ушлые соперники крали как сами тексты, так сюжеты и героев. Суды, впрочем, пока ничем не закончились, жрецы Хейнара не могли придти к единому мнению, считается ли подобное заимствование кражей, и дамы радостно читали все новые и новые истории, не замечая, что отличаются они только именами героев, да и то не всегда.

Кавалеры так же избегали библиотечных залов - что им там было делать? Трактаты пускай изучают жрецы и чиновники. Для убиения времени можно было найти куда более приятные способы. Впрочем, книготорговцы позаботились и о мужчинах - для них печатали многотомные эпопеи о сражениях и приключениях. Особым успехом пользовались истории про храбрых наемников в гвардии Властелина Кавдна. Читателям в голову не приходило, что любой гвардеец, попытавшийся не то, что проникнуть в гарем Властелина, но и даже глянуть в сторону женской половины дворца, тут же распростился бы со всеми значимыми для мужчины частями тела, а короткий остаток жизни провел в каменоломнях.

Жара шла на убыль, двор уже готовился к возвращению в столицу, когда Реймон решился наконец переговорить с Хранителем. Он приехал рано утром, на рассвете, и не дожидаясь, пока дворец пробудится к жизни, постучал в дверь маленькой комнаты, примыкающей к покоям принца. Летняя резиденция не была рассчитана на такое количество народа, поэтому отдельная комната, пускай и крошечная, являлась предметом зависти и признаком особого расположения короля. Сам Элиан, разумеется, распределением покоев не занимался, но старший придворный распорядитель прекрасно знал, что кому полагается, и бывший дознаватель возблагодарил судьбу, что может переговорить с Лериком наедине.