Все равно!

Я аккуратно перевернул его, глаза приоткрылись.

– Дождался...- сказал он. -Догони их, Жека! Плохой люди...

Он умер, и душа его освобождённая от груза израненного тела взлетела вверх к его родным и знакомым, которые уже ждали его на небесных пастбищах, где так хорошо и не бывает плохих людей.

Они забрали всё оружие, собак, нарты и сундук, в котором с незапамятных времён хранились деньги рода. Придурки. В сундуке собраны все денежные знаки Российской империи начиная с середины девятнадцатого века. Я любил их рассматривать когда был болен. Современными выстлан только верхний слой, самый тонкий. Правда там было ещё несколько брусков золота...

Очаг был ещё тёплый, значит уехали не так давно, всего пару часов назад. Надо торопиться. Если предупреждать Стёпу, на это уйдёт ещё минут сорок. Может быть поздно. В тундре как и в тайге очень мало дорог, вернее здесь их совсем нет, зато есть направления. Ближайшее было старой факторией, потом они должны были подняться по течению реки до посёлка Студенцы, там всего десять домов, но зато есть радио и можно вызвать вертолёт.

Так я думал пока пересматривал одежду. Мне нужны были белая парка и такие же штаны. Наконец я нашёл всё что было нужно и ещё пять ножей. Всё таки оружие.

Хватятся меня примерно через час. Приедут сюда и сообразят в чём дело.

Поэтому, что бы не случилось со мной, их всё равно догонят.

Я представил громадного Стёпу с таким же большим пулемётом на снегоходе, Игоря, Франца и наших курсантов, и чуть было не пожалел бандитов.

Это всё соображал уже на бегу. Снегоход тарахтит сильно, услышать могут.

Следов от нарт было очень много, но в направлении фактории шёл только один.

Это только кажется что собаки с нартами бегут быстро, как автомобиль. Всё немножко не так. Впереди упряжки должен идти человек, прокладывающий лыжню. За ним бегут собаки, проваливаясь по брюхо в снег. Когда первая упряжка выдыхается, её сменяет идущая за ней. Людей надо менять чаще, тех кто прокладывает лыжню. Если нарты гружёные, как сейчас, трудности возрастают многократно. Поэтому я боялся. Заложников могут выбросить связанными на снег, чтобы не тормозили караван.

Я нашёл их примерно через час. Они лежали прямо на пути, не шевелились но были живы. Я разрезал верёвки и тряс их, пока не появлялось осмысленное выражение в глазах. Потом заставил их прыгать и хлопать руками. Сын Ыйдена Андрей уцепился за меня.

– У них остались наши дети, Шаман!

– Идите к стойбищу, может быть скоро встретите помощь. Степан должен привести людей.

Там где ты ничего не можешь, там ты ничего не можешь и хотеть. Эту простую истину дети тундры всасывают с молоком матери. Без слюней.

Они понимали, что ничем не могут мне помочь, наполовину замёрзшие люди, с отёками рук и ног прихваченных морозом. Они только стояли и смотрели мне вслед, пока я не исчез на сумрачном пространстве тундры.

Окно фактории засветилось неярким светом керосиновой лампы, когда я начал обходить её слева. Со стороны реки были грузовые ворота, их надо было проверить, тем более что они должны были охранять восточную сторону, откуда можно было ждать нападения. Тунгусы сказали что их всего четверо. Из разговоров было понятно, что они расстреляли партию старателей, захватили золото и опасаясь мести отсиживались в урмане, потом пошли на север заметая следы, в надежде что их не найдут. Не нашли. Но на пути им попалось стойбище, где их приветливо встретили и накормили. Жадность плохой советчик. Сундук стоял на виду и был открыт. Подходи и бери. А жизни двенадцати человек ничего не стоили.

Здание фактрии стоит на сваях, гарантия от подтопления во время паводков и таяния снегов. Поэтому я стоял под огромным срубом в полный рост, и мог слышать голоса через иссохшую древесину, из которой современный Страдивари уже мог бы делать свои скрипки и виолончели. Собак они заперли в сарае, чтобы не убежали. Сибирские лайки знают свой дом.

Плохо то что дети находились с ними в одной комнате. Я закрыл глаза и увидел перед собой глаза старика встречавшего меня. Именно меня, сейчас я понял это.

Это его голос преследовал меня: "Не бойся себя, Жека. Открой свою сущность, тогда всё станет намного проще."

Я помотал головой, отгоняя его. Дело не в том, готов или нет, просто я постараюсь всегда поступать как человек, и буду сражаться своими руками, и думать своей головой.

Наверху, прямо надо мной хлопнула дверь. Кто-то вышел на пандус, по которому раньше закатывали бочки и заносили ящики и кули с провизией. Тугая струя ударила вниз на снег и вздох облегчения пронёсся в воздухе. Шанс!

Я подпрыгнул, выкинув своё тело на бревёнчатый настил, одновременно ударив его ножом в основание черепа. Его ноги соскользнули с края и он с хрустом упал вниз.

– Эй, Рог! Что там у тебя?- послышалось изнутри.

– Упал, .......... Ох! Нога...- простонал я искажённым болью голосом.

– Мотыль, Кукан! Быстро сходите, принесите его. Ну, живее, ублюдки!

Двое выскочили наружу и оглядевшись спрыгнули вниз, к тому что минуту назад было каким-то Рогом. Они наклонились к нему, когда я вогнал два длинных тунгусских ножа в их спины, стараясь попасть ближе к сердцу.

Они упали без звука как братья-близнецы, по обеим сторонам первого трупа, который я схватил на руки и потащил наверх к открытой двери, ругаясь сквозь зубы, при этом топал ногами за двоих.

Он сидел за столом с пистолетом в руках и как только я вошёл с телом Рога, раздался выстрел.

– Что с-сука, обмануть меня хотел?

Он сделал ещё три неприцельных выстрела, завозился в комнате, потом раздался звон стекла и шум упавшего тела. Он сделал всё правильно, бежать не размениваясь на заложников, это был его единственный шанс. Я посмотрел в окно, на всякий случай. Он уходил на лыжах широким, размашистым шагом. Так ходят охотники, проводящие большую часть жизни в тайге. Они и летом ходят точно так же. На Студенцы его путь был тепрь закрыт, он понимал что его там будут ждать. Он стремился на другой берег реки. Река в этом месте мелкая, я её всю облазал, в надежде найти золото. Лёд зимой тонкий, но утонуть нельзя, потому что мелко.

Я проверил ребятишек. Четыре пары испуганных глаз таращились на меня из угла комнаты. Присел на корточки.

– Не бойтесь, я пришёл за вами. Меня зовут Шаман, мы прилетели сегодня на самолёте.

Они слышали обо мне от своих родителей. Крик радости раздавшийся в тишине сбил меня с ног и я упал на пятую точку, пока дети лазали по мне крича что-то невообразимое, а я обнимал их всех сразу.

Потом усадил за стол, подбросил в печку дров, и стал кормить из бандитских припасов. А они смотрели на меня, как я ем набивая полный рот, и пытались повторять, что собственно мне и было нужно. Детям надо было восстановить свои силы, согреться, и по-возможности забыть на время о том что произошло. А манерам их будут учить родители. Или дедушка Голдман. Я сейчас ясно увидел, как он визжа от удовольствия катается с Лейлой и мальчишками(впрочем кто их разберёт, мальчишки они или девчонки) на нартах. Потом я видел его сидящим на сцене ангара в кресле прямо над нарисованном на полу красном пятне, обозначающем вершину нашей золотой горы.

– Вы знаете месье Ронин, какая самая заветная мечта у евреев? Ну хорошо, за всех я не скажу. Только за себя. Так вот, у меня всегда была мечта сидеть на вершине громадной золотой горы, и знать что она вся твоя. Это ведь на самом деле гора?

Я требую чтобы мой оффис был прямо здесь!

А я смеялся и говорил что с этим проблем не будет, поскольку разрабатывать золото не входит в наши ближайшие планы. Нам бы пристроить основной капитал, чтобы он работал и приносил доходы. Потом я спрашивал его какой самолёт он предпочитает, а он говорил что предпочитает летать только с нами, на нашем самолёте. Что ему и было обещано.

– Как то ловко вы меня...- он хлопал своими глазами лишёнными рестниц, -А вы уверены что вы не еврей, месье Ронин?