Пути неисповедимых

— Хорошо, я сама сильно устала за день, — соглашаюсь.

— Рэм, а что делать с тем рыжиком, которого вы связали? — спросила Раф. — Оставим его голодным?

— Я сам покормлю его после ужина. Сейчас он даже сидеть не может, не то что самостоятельно есть, — вздохнул серафим.

— В этом нет необходимости, — заявил не пойми откуда взявшийся посреди кухни Леопольд… наверное, он прибежал сюда в облике мыши, потому никто его не заметил. — Если вы разрешите мне его развязать, я могу помочь ему вспомнить в себе человека и он поест с нами.

— Лео, не думаю, что это хорошая идея… — хмыкнул Дейк. — Вряд ли этот псих сможет спокойно есть вместе с нами.

— Он не такой чокнутый, каким мог показаться, — возразил Рэми. — Он просто не в себе после превращения, такое часто бывает.

— Вот именно, — кивнул Леопольд. — Я же оборотень, уж мне ли не разбираться в том, как преодолевать послеоборотное состояние, когда сознание еще связано с телом зверя, но ты уже человек? Дайте мне некоторое время, и я помогу ему совладать с человеческим телом.

— Хорошо. Только прежде, чем он сядет за стол, ему нужно привести себя в порядок, — своим обычным тоном степенного и гордого всезнайки сказал Истэка, только что вошедший в кухню. — Я дам тебе для него одежду.

— Ладно, — кивнул Лео и пошел за Демонтином куда-то вглубь дома.

— Ну… раз ужин откладывается еще на какое-то время, я пойду, отнесу Куде его порцию. Он ведь так и лег спать голодным, бедняга, — проговорила Раф, уже положив в глубокую миску большой кусок запеканки и пару плошек салата, и тоже вышла с кухни.

Мысленно покрыв самыми разными ругательствами тех, из-за кого ужин отложился еще на полчаса, я со вздохом положила голову на сложенные на столе руки.

— Представляешь, а мне еще и жить приходится с этими невыносимыми педантами, — тихо прошептал мне серафим, сев в такую же позу. — Не есть, пока все не придут, даже если умираешь от голода! Неслыханно!

— Сочувствую, — смотрю на Рэми, чьи спутанные красные волосы были распущены и случайно упали мне на плечи… Причесываться его эти педанты так и не научили, судя по всему.

— Так что все-таки вы сделали с конем Бэйр и, главное, зачем? — спросил у серафима Дейк, вернув все к тому самому вопросу, который мучил меня последние полтора часа.

— Это не конь, — улыбнулся он. — Изначально он был человеком… точнее, преступником. Двенадцать лет назад он отравил священный ручей и таким образом уничтожил всех белых единорогов в Ниэле, лесу солнечных леннайев. После этого он окончательно свихнулся и начал травить других волшебных животных в других лесах. Он придумал какой-то яд, из-за которого нарушаются все жизненно важные потоки в ауре существ, в чьих жилах течет хоть капля божественной благодати… лекарства от таких серьезных нарушений не было и нет до сих пор… Сказать, что его преступления были ужасны — ничего не сказать. Это грозило смертью всем волшебным существам в нескольких странах. Мы с Истэкой по просьбе одного из наших старых знакомых поймали обезумевшего колдуна и обезвредили его, но не убили, — Рэми вздохнул и потянулся затекшими крыльями. Когда в бугристой спине раздался хруст, он блаженно вздохнул и продолжил, расслабив крылья. — Я решил, что лучшим наказанием для такого убийцы будет лишение всего человеческого, что есть в его теле, так как человечность в душе он похоронил задолго до нашей встречи. Превратить его в кого-нибудь беспомощного… например, в лошадь. Это показалось мне хорошим вариантом, так как конь не может говорить, не может колдовать… вообще ничего не может. Он обречен на унизительную жизнь под наездником и с уздой в зубах. Заколдовав Люциуса, я просто отвел его на ближайшую ярмарку и продал, как ездовую лошадь. Он уже примерно двенадцать лет как конь.

— Черт… — мы с рыцарем одновременно издали тяжкий стон и посмотрев друг на друга несчастными глазами.

— Эх, ну почему у меня даже лошадь — не лошадь, а безумный чернокнижник? — вздыхаю, чуть не хныча.

— Зато это объясняет все странности твоего коня, — так же печально вздохнул Дейк. — Абсолютно все.

— Подождите… это получается, что у меня теперь нет лошади? — вопросительно смотрю на рыцаря, потом на серафима.

— Это мы с Истэкой еще решим, — покачал лохматой головой Рэми. — Люциус побудет какое-то время человеком, а мы за ним понаблюдаем. Если ему было достаточно этого наказания и он понял, что не стоит тратить свои способности на бессмысленные убийства, то он останется человеком. Если нет — не переживай, ты уедешь отсюда на своем коне.

— Черта с два она на меня еще сядет!!! — громко крикнул ворвавшийся на кухню Люциус.

Он вполне твердо стоял на ногах и вообще очень уверенно двигался. Сейчас он был причесан и одет в щегольскую бордовую шелковую рубашку, скорее всего принадлежащую Истэке, и мягкие коричневые штаны.

Прошлепав босыми ногами по каменному полу к столу, Люциус злобно посмотрел на Дейка и молча указал ему на место у стенки. Мол, подвинься.

— А ты, — сев на место, маг бросил горящий ненавистью взгляд на Рэмола, — ты еще пожалеешь о том, что сделал со мной!…

— Ну да, давай, начинай мне угрожать, — усмехнулся он. И, хотя эта усмешка была беззаботной и даже веселой, сразу почувствовалась опасность, таящаяся в серафиме. — Успокойся, раз уж сидишь за моим столом.

— И не подумаю успокаиваться!!! — еще больше взбесился колдун, резко вскакивая из-за стола и наклоняясь через столешницу к серафиму. — Я твоими стараниями почти двенадцать лет жрал один овес и сено!!! Ты когда-нибудь пробовал эту дрянь!? А когда в еду заползают тараканы и мыши!? Ты хоть раз пил тухлую воду просто потому, что какой-то пьяница забывает ее поменять!? Изнемогал от жажды, не в силах даже выйти из тюрьмы два на два метра, называемую стойлом!? Знаешь, каково это, задыхаться от вони собственного дерьма, потому что о тебе забыли!? Когда в шерсти блохи!? Ты знаешь, что такое таскать на спине вонючие задницы жирдяев, которые о шерсть еще и измазанные в соплях руки вытирают!? Ты можешь себе представить, что с моими боками после шпор особо нетерпеливых!?

Люциус резким нервным движением поднял рубашку, чуть ее не порвав… на животе, вдоль ребер, шли ужасные шрамы от некогда бывших там рваных ран.

— Ты продал меня живодеру, который чуть не лишил меня ног из прихоти!… Ты! Ты!! Ты!!!

У Люциуса началась истерика, он орал, как ненормальный, топал ногами, бил кулаками о столешницу, чуть не разбил тарелку об стену…

Мы все были так ошарашены его поведением, что поначалу даже не поняли, что нужно делать: каждый отстранился подальше от взбесившегося мужика.

— Если бы эта черномазая шлюха не велела одному из своих дружков украсть меня, я был бы уже мертв!!!

— Эй! — возмущенно смотрю на Люциуса. — Хватит!

— Не хватит!!! — завизжал он, брызжа слюной. — Я мечтал высказать все это ему в морду двенадцать лет!!! — указал на серафима, который с интересом наблюдал за представлением. — А к тебе, — посмотрел на меня. — К тебе у меня личные счеты!!!

— Я, вообще-то, в тебе души не чаяла, скотина неблагодарная! Яблоки тебе таскала, чистила твою шкуру до мозолей на пальцах, выгуливала… я тебя от мясника спасла!

— Ты продавливала мне спину, втыкала в бока шпоры, рвала щеки уздой так же, как и другие!… - не совсем уверенно крикнул Люциус, а потом повернулся обратно к Рэмолу. — Тебе, крылатая гнида, все равно ничего не будет, так дай я утолю свою ненависть и вырву твое сердце!!!…

С этими словами он схватил столовый нож и метнул его в серафима.

Мы с Дейком замерли, понимая, что за миг ничего сделать не успеем… но нож, летящий точно в грудь Рэми, вдруг врезался в не пойми откуда взявшееся в воздухе красное яблоко и, застряв в нем, упал на стол.

— Успокойся, Люциус, — спокойно сказал Рэм, собрав за спиной распущенные до этого крылья. — Я знаю, что тебе было нелегко. Этого я и добивался: чтобы ты понял, что и на тебя найдется управа, не смотря на всю твою силу. И, повторяю, в твоих же интересах вести себя прилично в моем доме, иначе в следующий раз я превращу тебя в козла… Хочешь быть козлом?