Бэйр

— Хммм… что-то ты не похож на злобного инквизитор, — замечаю, провожая взглядом плюшевого зайца… с каким-то странным знаком на брюхе. — Я думала, вы одеваетесь во все былое, увешаны серебряными крестами и обвиняете всех и каждого в связях с темными силами. А ты скорее похож на темного колдуна с этими узорами на плаще и кинжалом…

— Хей, откуда такое предвзятое отношение к людям моей профессии? — усмехнулся Арланд, обернувшись ко мне. — Студентам никто не диктует, сколько крестов надо носить и что одевать. А что до придирок, то это тоже личное дело каждого.

— Странно. Вы же по закону жанра должны быть безумными фанатиками, разве нет? — возможно, мне стоило заткнуться или хотя бы сменить развязный тон на более подходящий для разговоров с графьями, но я ничего не могла с собой поделать: я чувствовала себя так же, как если бы говорила с Дейком. Да и самого графеныша этот разговор ничуть не смущал.

— Смотря кого подразумевать под безумными фанатиками, — пожал он плечами. — Среди нас есть люди просто убежденные, есть свято верящие, есть те, кто живет своей работой. Все они по-своему безумны и фанатичны… в большей или меньшей степени.

— И к каким же ты относишь себя? — интересуюсь.

— К убежденным, — сразу ответил Арланд.

— И в чем же ты убежден?

— Не слишком ли много вопросов? Вроде бы это мне положено тебя пытать и доправшивать! — рассмеялась новая жертва моей любознательности.

— В самом деле? — удивляюсь. — Если честно, я мало знаю о людях твоего занятия. Стоило мне спросить о белых совах, все обычно замолкали и затыкали мне рот. Может, ты расскажешь?

— Ладно, почему бы и нет? — охотно согласился Арланд, убирая вещи из сумки в шкаф. — Хоть одна ведьма будет знать, что мы не такие звери, какими нас принято считать… и что наши убеждения вышли не из жажды крови сбрендивших монахов. Одна ведьма, знающая правду о белых совах, это стоит всех раскрытых тайн, да простит меня отец Фелемон! — он шутливо перекрестился, а потом продолжил рассказывать, убирая вещи в шкаф… Все эти вещи отличались поразительным разнообразием: несколько черных кожаных костюмов, несколько пижам из плотной льняной ткани, пар десять перчаток — тонких белых и толстых черных, пар двадцать носков. — Убеждения инквизиторов заключаются в понятии о равновесии.

— А разве не в том, чтобы искоренять зло или ловить грешников? — мне становилось все интереснее. Мало того, что мне выпал случай познакомиться с одним из этих белых сов, наводящих на всех ужас, так еще выясняется, что это не та инквизиция, которая была в моем мире… или, по крайней мере, тут есть не мало отличий.

— Вовсе нет! Борьбой с грешниками занимаются священники, и, поверь, совсем не теми методами — там безобидные проповеди и общественные работы. Инквизиция же занимается судом, не духовным, а простым, земным судом, который не занимается искоренением зла, а работает для поддерживания в мире равновесия. Без зла не будет добра, без добра не будет зла. Зло не уничтожить, как и добро, но в вопросе со злом мы имеем определенную свободу: выбирать между злом меньшим и большим. Добро есть порядок, спокойствие и жизнь, зло есть хаос, смятение чувств и смерть. Всего этого в мире поровну, чего бы не говорили добропорядочные люди о преобладающем зле. Работа инквизиторов заключается в поддержании равновесия, как я уже говорил, то есть мы судим зло на большее и меньшее, и выбираем наказание или действие, которое сведет на нет или уменьшит большее зло.

— А что ты подразумеваешь под нарушением равновесия? Съесть, скажем, две индейки вместо одной запланированной, убить больше десяти человек за день или, может, нахамить церковнику больше положенного? Где эта грань, грань равновесия?

Разговор захватывал меня все больше, наконец-то у меня появился собеседник-философ! Дейк, стоило начать говорить с ним о высоком, тут же тянулся к выпивке, а тут, кажется, мне самой скоро захочется размягчить мозг алкоголем…

— Расскажу на примере, — увлеченно продолжил молодой инквизитор. — Допустим, кто-то сеет хаос и смерть, тогда его можно устранить. Но при этом убивать нечто живое, чувствующее, любящее — это зло. Тут перед инквизитором встает вопрос выбора между меньшим и большим злом. Если человек, скажем, убивает людей ради удовольствия, то его жизнь не может оплатить этот грех, то есть зла будет меньше, если его убить, нежели чем если оставить в живых. Если же человек убивает людей, потому что у него такая профессия, то его нельзя устранять.

— Нормально! Это еще почему!?

— Потому что добра он несет столько же, сколько зла. Равновесие сохранено.

— А в чем отличие маньяка от наемного убийцы? Оба они убивают, оба несут зло, только первый из-за болезни мозга, а второй осознанно, да еще и за деньги!

— Первый не способен на добро, потому что смысл его жизнь — убивать, а второй способен, потому что убивать — просто его профессия.

— Наемный убийца способен на добро, по-твоему?

— Те же примеры, — кивнул Арланд. — Кто добрее, убежденная монашенка или медсестра? Первая делает добро бесплатно, вторая за деньги, первая от всего сердца, вторая из добрых побуждений, первая живет этим, вторая работает, это просто одна из многих частей ее жизни. Теперь кто злее, маньяк или наемный убийца? Первый делает все бесплатно, второй за плату, первый от всего сердца, второй потому что ничему больше не научился, первый живет этим, второй работает, это одна из многих частей его жизни. Первые — монашенка и маньяк — они пропитаны добром или злом, вторые не отдаются этим силам полностью, они просто используют их, как и все остальные мирные люди.

— Вот интересно, это у тебя прирожденный дар убеждения, или вас это заучивать заставляют? — с подозрением смотрю на собеседника.

— В Ордене меня заставляли решать сотни задачек на подобные темы, я все эти правила знаю наизусть, — кивнул Арланд. — «Кто хуже, человек, продающий яды, или человек, покупающий яды?», попробуй ответь! Или это: «Темный колдун помешался и убил десятерых невинных, но потом искренне раскаялся, как вы поступите?». Убить его нельзя, потому что покаялся, посадить нельзя, потому что помешанный, других магов смущать будет, и отпустить его нельзя, потому что темный… у меня от этих дурацких тестов каждый день мозг вскипает! — пожаловался инквизитор и поежился от неприятных воспоминаний. — Это самая главная часть работы: уметь отделять большее зло от меньшего, и способом свершения меньшего зла охранять равновесие. Но я привожу тебе самые простые примеры, чтобы ты поняла, в жизни, конечно, все гораздо сложнее, потому что ни зло, ни добро в природе в чистом виде не встречается.

— Мозг кипит… — соглашаюсь. Что-то очень знакомое мне слышалось в его словах… просто до боли знакомое… Батюшки, да не была ли я в прошлой жизни таким же замученным студентом!? — Но это очень интересно! А что насчет магов? Почему они являются носителями такого большого зла, что их надо всех поголовно «устранять», как ты выражаешься?

— Странно, что ты спрашиваешь. Всем колдунам это с рождения объясняют, — удивился Арланд.

— У меня плохая память, — отмахиваюсь. — От момента своего рождения я как-то уже успела подзабыть, в чем там дело.

— Хах, ну что ж, я расскажу тебе, — инквизитор уже уложил немногочисленные пожитки в шкаф и вернулся ко мне, сел рядом на кровать. Сокнув в колене одну ногу и сидя в пол-оборота, он мог рассказывать, рисуя что-то в воздухе руками. — Только не думай, что инквизиторы — это дикие нелюди без всякого сострадания. О нас говорят столько же, сколько о рыцарях ордена Черного Дракона, но врут вдвое больше. На самом деле мы не вырезаем всех поголовно… но есть и те маги, которых стоит убить просто за то, что они обладают силой.

— Ничего не поняла, если честно… Где тут справедливость?

— Вообще-то понятия «справедливость» у инквизиции нет, это тоже очень частое заблуждение, — напомнил Арланд. — «Равновесие» и «справедливость» — слова, конечно, невероятно похожие, но в жизни равновесие достижимо, а справедливость — почти нет. В равновесии все сводится к округленным до единиц со значениям «зло» или «добро». А справедливость — это уже голоса души и сердца. Справедливости не всегда возможно добиться, потому большинство инквизиторов работает с равновесием… хотя многие и пытаются совмещать эти понятия и у них в трех из пяти случаев это выходит. А о магах, это долго рассказывать… — посмотрев на мои умоляющие глаза, он все-таки продолжил. — Но, так и быть, расскажу. Начну с самого начала. Маги имеют свои способности за счет дефекта в плетении ауры, в одном месте она у них непропорциональная, там есть отросток из совершенно других плетений, от вида этих плетений зависит, в каких средах будет работать маг. Аура, как известно, влияет на все: на телосложение, на сознание, на разум, на силы и способности. И вот этот дефект в ней, этот отросток, он сильно влияет на разум магов. Они отличаются от обычных людей не только своими способностями, но и психикой. Маги гораздо более впечатлительны, у них быстро меняется настроение, они по-другому видят мир, сильно увлекаются мимолетными идеями…