Граф Орлофф (СИ)

Но вернемся к разговору с Картушом, я почему-то сразу поверил в то, что в жизни этого вечного лгуна это был первый наичестнейший ответ на чей-то вопрос. У меня даже пропал интерес к дальнейшему с ним разговору, мне больше не хотелось задавать Картушу других вопросов. Мне даже не захотелось выяснять имя этой заказчицы, Чего бы между нами не случилось, но я не собирался мстить этой француженки! Но тут вдруг засуетился мой друг, демон Марбас, он, видимо, почувствовал запах жареного, он явно не хотел упустить возможности даром заполучить душу этого парижского разбойника и душегуба?!

– Луи-Доминик, – демон по-дружески обратился к нашему собеседнику, – а что вы думаете по поводу увеличение своих доходов?!

– Всегда положительно, мосье…, – и он вопросительно посмотрел мне в глаза.

– Граф Тессе! – я коротко представил своего друга демона.

Услышав это имя, Картуш страшно округлил свои глаза!

Ведь, граф Тессе, всем парижанам был известен, как личный секретарь мадам де Ментенон, неофициальной королевской жены. У Картуша были наводчики и сообщники на различных ступенях иерархии монаршей власти, поэтому он хорошо знал, кто же это такой, граф Тессе. Такого уровня знакомства разбойник Картуш явно еще не имел!

– Всегда положительно, граф! – Картуш приподнялся из кресла и низко поклонился моему другу. – Я готов выполнить все ваши поручения, монсеньор!

– Ну, что ж?! Это именно то, зачем мы пришли сюда! Но нам нужно как-то юридически оформить наши отношения, если, разумеется, мы будем их поддерживать! Давайте, тогда мы подпишем договор о деловом сотрудничестве. И для того, чтобы быть уверенными в исполнении взаимных обязательств по этому договору, то мы его подпишем своей кровью.

Я впервые присутствовал при таком чертовом таинстве и наблюдал за тем, как демон Марбас покупал душу человека, чтобы впоследствии получить полную власть над этим человеком. Честно говоря, этот процесс отдавал нехорошим душком, был не очень-то лицеприятен, но я в него не вмешивался и не пытался его прервать.

Дело было в том, что этот парижский разбойник Картуш заслуживал гораздо более строгого божьего наказания только за то, что он безбожно душегубствовал, погубив или отправив в рабство тысячи и тысяч простых человеческих душ. Он заставлял молодых французских девчонок заниматься проституцией, деньгами развращал молодых и неопытных подростков, превращая их в разбойников и бандитов. Понимание коррупцию ввел в ряды королевских чиновников, тысячами скупая их души за сущие гроши. Он ускользал от королевских полицейских только потому, что сами же полицейские продавали ему информацию о том, где и когда будут проводиться их полицейские облавы.

Марбас достал и положил на стол перед Картушем белый лист бумаги, а также гусиное перо и чернильцу с красными чернилами. В этот момент он ни на секунду не спускал с Картуша своего взгляда, а тот, словно робот манекен, взял перо в руки, обмакнул его в чернильницу, начал что-то писать под диктовку демона.

2

Епифаненко спокойно меня выслушал, а затем задумался, вперив взгляд своих выцветившихся и почти стариковских глаз в пустоту перед собой. Вахмистр о чем-то долго думал, что-то просчитывал в своем уме! Все это время я сидел в своем кресле и почти не дышал, всеми своими силами стараясь не помешать этому процессу мышления! Наконец-то глаза вахмистра ожили, он всем телом повернулся в мою сторону и тихо произнес:

– Ну, что ж, раз это нужно родине, то мы можем стать и французами!

Несколько минут назад, я в подробностях объяснил этому старому русскому солдату, что сегодня нам потребуется от него самого и от его драгун. С сегодняшнего вечера целое отделение вахмистрского плутонга должно было превратиться в отделение солдат французского королевского гвардейского полка и в течение нескольких месяцев нести почетную службу по охране французского наследника, правнука Луи XIV герцога Анжуйского. В этой связи я собирался немного поработать над их обучением французского языка, придворным манерам, чтобы эти драгуны и их вахмистр ничем не отличались бы от гвардейцев короля, сегодня несущих службу в Версале. Сколь длительное время Епифаненко и его драгуны будут находиться в чужой шкуре, пока было неизвестно. В моей голове роились опасения в том, что они могут навсегда остаться этими французами лягушатниками, забыв о том, что это значит быть русскими солдатами?!

На моих глазах появились слезы благодарности, а Бунга-Бунга, мой мажордом, навзрыд рыдал в одном из углов моей спальни, самого безопасного места во всем особняке. Этому французскому парню я полностью доверял и сегодня назначил его стать связным с нашими солдатами французами, которыми вскоре станут драгуны Епифаненко. Бунга-Бунга из-за того, что французская армия плохо кормила своих солдат, должен был заняться ежедневными поставками провианта и выпивки новым гвардейцам.

Церемонию превращения русских во французов я провел на заднем дворе своего особняка. Отделение драгун вместе с вахмистром Епифаненко и своими верховыми лошадьми, которых держали под узду, выстроились одной шеренгой. Все они знали, Епифаненко с каждым переговорил лично с каждым своим драгуном, подсунув свой пудовый кулачок каждому из них под усы, что с ними сейчас произойдет. Эти пока еще русские парни оставались спокойными и выдержанными солдатами, глубоко верящими в православие, Московию и нашего государя Петра Алексеевича! Я несколько раз прошелся перед их строем, мысленным зондом проверяя наличие диссидентства или крамолы в этих горячих головах, но, как ни старался, ни единой мысли не обнаружил. Затем я выступил с краткой речью в которой описал перспективу того богатства, которое этих драгун ожидало, если они сумеют сохранить в неприкосновенности жизнь французского наследника! Только после этих слов я приступил к исполнению чародейских таинств.

Я не прыгал и не скакал перед драгунами, а присел в специально приготовленное кресло и глубоко задумался, в мыслях перебирая имена драгун и предполагая, какими они будут, когда станут французскими Мишелями, Джастинами, Анатолями и Гильбертами. По мере это мышления изменялись, становились несколько другими и люди, стоявшие передо мной в шеренге во главе со своим вахмистром.

Несколько затруднительными оказались мысли, касательно превращения самого вахмистра Епифаненко, чего мне только не лезло в голову по поводу нового образа вахмистра! Все это время я почему-то думал о нем, как о Гавроше Виктора Гюго. При этом, сколько бы не пытался, так и не мог избавиться от этой дурацкой мысли. А мой Епифаненко начинал молодеть на глазах и с каждой последующей минутой, через какую-то пару минут, он выглядел молодым и здоровым сорокалетним человеком, но, правда, у меня он так и не получился – ни солдатом и ни офицером! Душой понимая, что у меня с Епифаненко мало чего получается, я решил сначала закончить работу с превращениями его драгунов, а уж потом снова вернуться к вахмистру.

Рядовые и капралы драгуны не противились моей работе над их новыми образами, но они реально мне в этом не помогали. Только на заключительной стадии своего нового образа они несколько оживали. Парни внимательно присматривались или прислушивались к своим новым образам, выражая одобрение полученным результатам или горестно вздыхая, когда эти результаты им не совсем нравились. Теперь вы понимаете, почему мне приходилось возвращаться, чтобы заново перерабатывать тот или иной образ, но уже так, чтобы он понравился своему хозяину.

Таким образом, на свет рождался простолюдин Матис Дюран – второй сын богатого французского крестьянина, винодела, который пошел на службу во французскую армию для того, чтобы заработать немного денег, и после пятнадцати лет службы снова вернуться к земле. В прошлом этот Дюран был русским рядовым драгуном Василием Кольцовым. Этого француза и этого русского объединяло то, что они оба были молодыми парнями, которым было всего по двадцать три года, они были неженатыми и пока еще ничего не имели за своими душами. Все у них было впереди! Должен признаться в том, что было очень трудно подобным тщательным образом поработать с каждым из двенадцати русских драгун. Нельзя было забывать и об их лошадях, которых было нужно научить понимать французский язык и отзываться на новые клички! Закончив работу с одиннадцатью драгунами, я должен был снова вернуться разбитым и усталым к работе над образом Епифаненко.