Призвание миротворца (СИ)

Глашатай на секунду подавился собственным языком. Похоже, ещё никогда и никто из простых воинов не осмеливался прерывать его пламенные речи.

— Разве не ради помощи жителям сельвы шлёт свои войска наместник Кивей? — продолжил Марк. — Разве не для того мы здесь, чтобы восстановить мир между народами сельвы, в числе которых и вольные охотники, и лесные чародеи?

На Марка испуганно пялились наёмники: многие из них его узнали и поспешили отойти от него, как от прокажённого.

— Кто этот наглый еретик, говорящий о мире с кровожадным родом злодеев?! — возопил Глашатай в ответ, заглушая взволнованный шёпот наёмников. — Кто ты такой, что смеешь осквернять слух отважных воинов наместника Кивея богомерзкой речью, равняющей аделиан и предателей рода людского?!

Марк выступил вперёд. Его трясло от негодования, в гнев повергала одна мысль о том, что такие вот проповедники ездят по всей округе, и страх, обычно подступающий к нему в таких ситуациях, совершенно исчез.

— Я воин Дубового Листа. Сражавшийся с солимами. Получивший рану, которая была бы смертельной, если бы не помощь Лесного Воинства. Воинства, которое ты, сам лживый еретик, поливаешь наглой клеветой! Я долгое время провёл в Лесном Воинстве и теперь знаю правду. Знаю, что не было бы причин у лесных чародеев начинать войну, если бы морфелонские воины, наученные такими как ты сарпедонскими шавками, не сжигали их жилищ и святынь…

— Мерзкий мятежник!!! — зашёлся в отчаянном вопле Глашатай, пресекая всякую возможность спора. — Слышите, все?! Это бессовестное порождение Хадамарта в своих лживых речах преступило все законы королевства, храмового учения и заповедей Спасителя! Взять его!

Марк умолк, с опозданием уразумев, что в безрассудстве не рассчитал силы: закон и власть при любом раскладе будут на стороне сарпедонского посланника. Из-за помоста выступили четверо суровых нездешних воителя в палаческих одеяниях — личная стража Глашатая Войны, чтобы хватать и отправлять на суд непокорных.

За спиной раздался лёгкий шорох извлекаемых клинков Лейны.

— Только посмейте прикоснуться к нему, сарпедонские падальщики! — кошкой прошипела воительница.

Сарпедонцы молча обнажили мечи, не замедляя шага. Они были убеждены, что стоящий перед ними смутьян безоружен, а девка им не угроза.

В мгновение ока Марк выхватил из тряпичной сумочки книжный свиток. Он заметил злорадную ухмылку Глашатая, решившего, что вольнодумец вздумал защищаться цитатами из священной книги.

…В следующее мгновение посланник Сарпедона застыл с отвисшей челюстью. Логос вспыхнул обоюдоострым мечом — двое палачей шарахнулись, прикрывая глаза, словно от яркого света, двое других, что были ближе к Марку, неловко отскочили назад и растянулись в грязи.

Сжимая меч обеими руками, Марк замер, погружённый в состояние странной отрешённости. Ощущение, что он спасен, смешалось со скорбным чувством бессилия что-либо изменить.

— Миротворец… — робко прошептал кто-то из наёмников, и его тут же подхватили другие голоса. — Миротворец… Седьмой миротворец. Он всё это время был с нами! Десятник Подорлик — Седьмой миротворец! Гляди, а эта воительница — не дочь ли Сельвана? Точно, это же Никтилена!

Никта незаметно появилась рядом, и меч её был обнажён.

— Чего смотрите?! Хватайте их! — опомнился Глашатай. Теперь он взывал к наёмникам, быстро подсчитав, что его четвёрки явно недостаточно, чтобы справиться со столь опасными мятежниками.

Воины перешёптывались, поглядывали на своих десятников, но и те пребывали в замешательстве. Марк чувствовал и понимал, что говорить ему нечего. Что бы он ни сказал этим людям — любое его слово будет расценено, как слово бунтовщика, призывающего к мятежу и свержению власти наместника Кивея. Не для этого он пришёл в Каллирою…

— Маркос, что ты натворил?.. — прошептал за спиной Сурок и дёрнул его за рукав. — Уходим! Да скорей же, пока они не опомнились!

Не опуская меча, Марк медленно попятился, отходя от помоста.

— Взять его! Взять! — кричал Глашатай, словно науськивал собак. — Хватайте его или сами станете сообщниками мятежника!

Но никто толком не повиновался. Кто-то из десятников приказал своим людям броситься в погоню, однако сделал это столь неуверенно, что воины медленно поплелись вслед мятежникам, словно ноги их были в колодках.

Подняв свои сумки и вещевые мешки, четверо друзей спешно направились к лесу.

Мелфай больше не возвращался к своим размышлениям о жизни и призвании. День ото дня он становился всё более решительным в словах и действиях. Впереди была цель — звание мага, и он к ней упорно двигался. Он всё чаще сидел в библиотеке, изучал структуру магических кристаллов, чертил астральные символы и концентрировал мысли на формулах заклинаний. В начале лета состоится его первое испытание, и если всё пройдёт успешно — ему вручат личный посох. И хотя до лета ещё хватало времени, Мелфай уже начинал испытывать взволнованную дрожь. Как он выступит? Что скажут учителя? Пока что он преуспел только в магии поиска, но в день испытания от него могут потребовать что угодно. Что-нибудь из той же боевой магии, которая ему упрямо не даётся. Или из магии фигурных элементов, что ещё сложнее.

По выходным Яннес приводил его на Светлую арену — крупнейший амфитеатр Каллирои. Яннес отдавал предпочтение зрелищным магическим поединкам. Любил он и софрогонию — удивительную игру, смесь магии и риторики, где сила удара зависела от силы собственного утверждения. Софрогония быстро полюбилась и Мелфаю. В свободное время он приходил в один отдалённый дворик Дома Гильдии и тренировался с учебным шариком.

За этим занятием его и застала Эльмика. Мелфай не заметил, как сероволосая девушка оказалась на безлюдном дворике и, увидев её, вздрогнул.

«Наверное, шла ко входу в алхимический подвал, — подумал он. — Но нет, этот вход закрыт! Она заметила меня издали и подошла посмотреть!» — вспыхнула надежда.

— Играешь в софрогонию один? — усмехнулась девушка. Серые глазки с интересом блестели, глядя на шарик в руке Мелфая. Серые волосы её были заплетены в два хвостика. — Произносишь утверждение и сам же его отрицаешь?

— Мастера риторики учат, что любую мысль, прежде чем высказать, нужно опровергнуть в уме, — нашёлся через секунду Мелфай.

Эльмика кивнула с улыбкой, выражающей не то одобрение, не то иронию.

— Мечтаешь выступить на Светлой арене?

— Мечтать не мечтаю, но не отказался бы. А так, просто тренирую быстроту мысли. На летнем испытании пригодится.

— Ах да, это же твоё первое! Понимаю тебя. Я два года тому назад его прошла. Натерпелась же!

— Страшно было? — осмелев, Мелфай подошёл ближе, немного стесняясь своей рабочей робы. На Эльмике был серый женский халат с нашивками старшей ученицы, скроенный так, что идеально подчёркивал её хрупкую, стройную фигурку.

— Страшно? Даже не знаю. Всё произошло так стремительно. Я и испугаться-то не успела, — короткие бойкие фразы девушки слетали с её уст с аккуратной лёгкостью, словно простейшие заклинания. — Там не спрашивают то, в чём ты уже отличился. Будь уверен: спросят то, что ты хуже всего знаешь. Так они проверяют на выдержку. Все учителя знали, что мой конёк — фигурные элементы. А мне дали задание по риторике. Знали ведь, что я её терпеть не могу!

— Правда? И что? — от услышанного Мелфай на какой-то миг забыл об Эльмике, думая лишь о том, что его ждёт на испытании.

— Как-то выкрутилась. Уже и не помню. Посох вручили, а остальное не важно.

— Да-а, озадачила ты меня, — пробормотал юный маг удручённо.

— А что у тебя получается хуже всего? — лукаво улыбнулась девушка.

— То, что у тебя отменно — фигурная магия.

— Фи-и, не вздумай так сказать на испытании! — нахмурилась Эльмика, скрутив губы в трубочку. — Не «фигурная магия», а «магия фигурных элементов». А если попросят уточнить, скажи — «преобразование астральной материи стихий в зримые формы». Молодые учителя любят мудрёные словечки. В отличие от Кассиафата.