Драконья гавань

Они перебрались на следующее дерево, и Тимара полезла наверх, глубоко запуская когти в кору. Эти самые когти, которые были ее проклятьем в Трехоге, здесь могут считаться благословением, подумала она.

Татс следовал за ней, но куда медленнее. Найдя подходящую ветку, Тимара остановилась и подождала его. Лицо юноши блестело от пота, когда он поравнялся с нею.

— Я думал, только парни что-то такое ощущают.

— Такое — это какое?

— Что мы должны проявить себя, чтобы все увидели в нас мужчин, а не просто мальчишек.

— А с чего бы девушке воспринимать это иначе?

Тимара заметила желтый проблеск. Она указала туда рукой, и Татс кивнул. С самого конца ветки, над рекой, свешивалась гирляндой лиана-паразит. От тяжести плодов провисала и она сама, и поддерживающие ее ветви. Она качнулась, и над ней мелькнуло чье-то крыло. Там кормятся птицы, а это верный признак того, что плоды поспели.

— Я полезу туда, — сообщила Тимара. — Но не знаю, выдержат ли ветки тебя.

— Вот и проверим, — отозвался Татс.

— Как хочешь. Но не иди слишком близко за мной.

— Я буду осторожен. И пойду по другой ветке.

Так он и поступил. Тимара двинулась дальше по своей ветке, а Татс перебрался на соседнюю. Девушка пригнулась, впившись в кору когтями, и осторожно поползла к лиане. Чем ближе она подходила, тем сильнее прогибалась ветка.

— Падать высоко, а река тут мелкая, — напомнил ей Татс.

— Как будто я не знаю, — пробормотала она и оглянулась на него.

Татс распластался на животе, осторожно, но упрямо продвигаясь вперед. Ему явно было страшно. Но она знала, что он не повернет назад прежде нее.

Что-то себе доказывая.

— Так почему бы девушке себя не проявить?

Татс скрипнул зубами и прополз еще чуть дальше. Тимара невольно восхитилась его выдержкой. Юноша был тяжелее, и его ветка уже начала клониться вниз.

— Ну… Просто ей это не обязательно. Никто от нее этого не ждет. Она просто должна… ну, ты понимаешь, быть девушкой.

— Выйти замуж, родить детей, — предложила Тимара.

— Ну да, что-то в этом роде. Не вот так сразу, насчет детей-то. Но, по-моему, никто не ждет, чтобы девушка, ну…

— Что-то делала, — подсказала Тимара.

Дальше она идти не решалась, но с этого места плодов было еще не достать. Тимара потянулась вперед и осторожно поймала лиану за лист. Медленно потянула на себя, стараясь не оторвать черенок. Когда лиана оказалась достаточно близко, девушка перехватила ее свободной рукой. И осторожно поползла по ветке назад, вытягивая за собой стебель. Почти все лианы-паразиты весьма прочны и гибки. Тимара просто подтащит ее к себе, а потом спокойно оберет с нее плоды.

Татс увидел это, и Тимара отдала должное его сообразительности — он сразу же бросил рисковать и попятился по ветке назад. И тихонько вздохнул, наблюдая за ней.

— Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Да. Но раньше, у первых торговцев, все было не так. Женщины считались одними из самых стойких поселенцев. У них не было выбора, ведь им надо было не только выживать самим, но и растить детей.

— Так, может, и в те времена девушки проявляли себя через детей? — заметил он с некоторым торжеством в голосе.

— Может быть, — уступила Тимара. — До какой-то степени. Но это было еще до того, как они основали города на деревьях, начали раскапывать Трехог — вообще до всего. Тогда следовало просто выжить, научиться добывать пригодную для питья воду, строить дома, в которых было бы сухо, делать лодки, которые не разъест река…

— Теперь все это кажется вполне очевидным.

Татс теребил в руках ветку поменьше, раскачивая ее туда-сюда.

— Так всегда бывает после того, как кто-нибудь найдет решение.

Юноша улыбнулся ей. Ветку он отломал, затем ободрал с нее листья и зацепил ею другую лиану. Медленно и осторожно он тянул лиану к себе, пока не смог схватить руками. Тимара поджала губы, а затем улыбнулась в ответ, признавая находчивость Татса. Она раскрыла мешок и принялась укладывать в него обобранные с лианы плоды.

— И тем не менее. В те времена женщинам приходилось делать много разной работы. Находить новые способы что-то делать.

— А мужчинам разве нет? — невинно поинтересовался Татс.

Тимара заметила плод, поклеванный птицей. Сорвала его, швырнула в Татса, а затем продолжила собирать остальные.

— Разумеется, приходилось. Но сути дела это не меняет.

— И в чем же она состоит? — уточнил Татс, набивая плодами свой мешок.

Так к чему же она клонит?

— Некогда женщины торговцев проявили себя наравне с мужчинами. Тем, что выжили.

Руки Тимары замедлили движения. Она поглядела сквозь листву вдаль, за реку. Другой берег маячил туманной полосой. Тимара до сих пор как-то не осознавала, насколько широко разлилась река. Она попыталась призвать к порядку нестройные мысли. Татс задает ей те же самые вопросы, что и она сама. Она должна дать ответы не только ему, но и себе тоже.

— Когда я родилась, — начала Тимара, избегая его взгляда, — меня признали недостойной жизни. Папа спас меня от смерти, но это что-то говорит только о нем самом. Меня это никак не затрагивает. Все то время, пока я росла, меня окружали люди, уверенные, что я не заслуживаю жизни.

Включая ее мать. Но Тимара не стала этого упоминать. Это прозвучало бы так, будто она упивается жалостью к себе. И, к тому же, не имело никакого отношения к тому, что она пыталась объяснить. Ведь не имело же?

— Я работала вместе с отцом. Я собирала точно так же, как он. Я делала всю работу, какую мне поручали. Но этого все равно не хватало, чтобы доказать, что я заслуживаю жизни. Ровно этого от меня и ждали. Как и от любой девочки из Дождевых чащоб, — уточнила Тимара, все же взглянув на Татса. — Подтверждения, что я могу быть самой обычной, не считая внешности, им было недостаточно.

Руки Татса, коричневые от загара, сновали, словно самостоятельные мелкие зверьки, отрывая фрукты и складывая в мешок. Ей всегда нравились его руки.

— А почему этого было мало тебе самой? — спросил Татс.

В том-то и загвоздка. Она не знала сама.

— Просто мало и все, — проговорила Тимара угрюмо. — Я хотела, чтобы они признали, что я не хуже любого из них и даже лучше некоторых.

— И что бы случилось тогда?

Девушка немного помолчала, размышляя. Она прервала работу, чтобы съесть один из плодов. Отец говорил, как они называются, но она не запомнила. Эти фрукты редко встречались в окрестностях Трехога. Они были сочными и сладкими. На рынке за них дали бы неплохую цену. Тимара добралась до волосатой косточки и, прежде чем выбросить, соскребла с нее зубами остатки мякоти.

— Вероятно, они возненавидели бы меня еще сильнее, чем прежде, — признала она, кивнула самой себе и улыбнулась, прибавив: — Но, по крайней мере, тогда у них был бы достойный повод.

Мешок Татса был полон. Он крепко стянул веревку. Тимара прежде не видела этого рюкзака — должно быть, корабельный. Татс сорвал еще один плод и надкусил.

— Значит, для тебя дело было не в том, чтобы проявить себя и так получить возможность нарушать их правила? Выйти замуж, родить детей?

Тимара как следует это обдумала.

— Нет. На самом деле, нет. Мне было бы достаточно, если бы они признали, что я заслуживаю жизни. — Она отвернулась и добавила: — Не думаю, что меня действительно влечет идея «выйти замуж, родить детей». Правила есть правила.

— Не для Грефта, — возразил Татс, покачав головой.

Он доел фрукт. Сунул косточку в рот, пососал немного и выплюнул.

— Ох уж этот Грефт с его новыми правилами, — пробурчала Тимара себе под нос.

— Тебе никогда не хотелось жить без правил, которые тебе навязали? Просто делать то, что тебе хочется?

— Я воспринимаю правила иначе, чем он, — медленно проговорила она.

— Как это?

— Ну, он мужчина. А женщины вроде меня… мы не только рожаем детей, которые не способны или не должны выжить, но и сами часто гибнем. Отец говорил, правила, запрещающие иметь супругов и детей, защищают меня не в меньшей степени, чем кого бы то ни было еще, — объяснила Тимара и дернула плечом. — Грефт меняет правила, ничем не рискуя, так? Это не ему рожать здесь без помощи повитухи. Не ему заниматься ребенком, который не сможет выжить. Сомневаюсь, задумывался ли он хоть раз, что будет делать с младенцем, если тот выживет, а Джерд скончается при родах.