Храм ночи

Змееныш, разрубленный пополам почти до самого горла, молча упал, и на мгновение королю показалось, что он видит в мутных глазах рептилии человеческий ужас.

Волна кошмарных тварей готова была поглотить капитана, который даже не поднял для защиты бронзовое оружие.

И Конан заговорил. Он говорил слова из древнего заклятия, те самые, которые устами Кулла замкнули ход Темной Расе в мир людей. С каждым словом демонические существа отшатывались, оставляя на камнях чешую и слизь, вереща, рыча и шипя, и с каждым словом Конан чувствовал, что подаренная ему королем Валузии молодость вытекает по капле. Вот последнее щупальце втянулось внутрь купола, который так и остался треснувшим, но был заперт неснимаемым заклятьем.

— И что теперь? — едва шевеля губами, спросил Армледер, когда все кончилось.

— А теперь — возвращайтесь! — раздался голос, услышав который Конан смертельно побледнел и посмотрел вверх, где на миг показалась величавая вершина горы, не виданной в обитаемых землях.

… Они очутились на том же самом месте, откуда их увлек к корням Бытия призрак владыки Валузии. Армледер упал без чувств, а Конан, седой, ссутуленный, подошел к зубцу крепостной стены и тяжело облокотился на холодный камень.

— Иллиах! — крикнул он, и все северяне, и Ройл вздрогнули, услышав слабый голос. — Иллиах, мы немедленно трогаемся в столицу. Гвардейцев оставьте здесь, ждать приказа Конна.

Никто не посмел распрашивать ни его, ни Армледера. Вскоре король и его поредевшая свита тронулись в Тарантию. В столице Конан направился в усыпальницу королевы и сел там, надолго замолчав. Там его и застали Конн и Троцеро, с триумфом въехавшие в столицу во главе подобедоносного воинства.

— С этого все началось, — грустно сказал граф, указывая на понурую фигуру короля и неусыпных стражников.

— По крайней мере, теперь он не хочет отрекаться от престола и мчаться в Вендию, — сказал Конн, поворачиваясь, чтобы уйти.

— В Вендию? — переспросил Конан, поднимаясь и уставляя на них долгий пристальный взгляд. — Троцеро, готовы ли мои полки, а? Или я уже не король?

— Кром! — воскликнул сын киммерийца, воздевая руки в точно таком же жесте, как и его отец в гневе.

И тут же за низкими тучами громыхнул осенний гром, исчертив небо сетью бело-золотых молний.

Над Тарантией и ее окрестностями разразилась небывалая гроза. Людям казалось, что грянули последние трубы мира. Под вой и свист ветра, с корнем выворачивавшего вековые деревья и срывавшего крыши, шли службы во всех храмах столицы, и причудливые тени клубились возле алтарей. Хорот вышел из берегов, заливая улицы. Пять дней в некоторых частях города можно было передвигаться лишь на лодках. Не было числа зловещим предсказаниям и мрачным пророчествам. Пока бушевала стихия, люди прислушивались сквозь затворенные ставни к вою ветра, к которым в небесах, сошедших с ума, примешивались жутковатые женские голоса. Сверкали молнии, смешав день и ночь, опустились на землю свинцовые тучи. Земля содрогалась от грома, словно от топота копыт дикой охоты. Зигзаги молний казались отблеском щитов спутников и спутниц Дикого Охотника.

Мелькнули воительницы на крылатых конях, и прекрасные их лица были искажены в леденящем душу смехе. В свете молний сверкнули чешуей брони серебряные шеренги эйнхериев. И в этот миг остановилось сердце полководца Аквилонии графа Троцеро.

Наутро после похорон в королевских покоях на столе в Оружейной комнате обнаружили указ Золотого Льва об отречении от престола в пользу сына.

Сам Конан исчез.

OCR: Lord