Черный Отряд (Десять поверженных)

Полагаю, если бы год назад кто-либо из них поступил так же, как я, то и я испытывал бы такое же чувство – искреннее смущение и участие, вызванное заботой о товарище.

Их твердолобость раздражала меня, но я не мог копить в себе это раздражение, потому что, послав ко мне Гоблина, товарищи доказали, что хотят меня понять.

Сидящие рядом картежники лениво шлепали картами. Поначалу они сидели тихие и угрюмые, но оживились, начав обмениваться слухами о прошедшей битве.

– Так что вчера произошло, Костоправ? – спросил Гоблин.

– Я уже рассказывал.

– Может, расскажешь еще раз? – мягко попросил он. – Чуточку подробнее.

Я знал, что он задумал – подвергнуть меня легкой ментальной терапии, основываясь на предположении, что длительное пребывание вблизи Госпожи сказалось на моем рассудке. Он был прав. Сказалось. Но заодно оно открыло мне глаза, и я постарался дать ему это понять, заново вспоминая тот день и прибегнув к умению выражать свои мысли, которое развилось у меня после долгой работы с Анналами, надеясь убедить Гоблина в том, что моя позиция была рациональна и моральна, а позиция всех остальных – нет.

– А ты видел, что он сделал, когда один из тех парней в Весле попытался зайти Капитану со спины? – спросил один из картежников. Они болтали о Вороне. Я как-то совсем про него позабыл. Я насторожил уши и выслушал несколько историй о его безумном героизме. Послушать их, так Ворон минимум по разу спасал жизнь каждому из нас.

– А где он сейчас? – спросил кто-то.

Многие покачали головами. Кто-то предположил:

– Погиб, наверное. Капитан выслал похоронную команду собрать наших мертвецов. Наверное, завтра увидим, как его хоронят.

– А что с его девчонкой?

– Найди Ворона, найдешь и ее, – фыркнул Ильмо.

– Кстати о девчонке. Видели, что случилось, когда они попытались накрыть второй взвод каким-то оглушающим заклинанием? Жуткое было зрелище. А девчонке словно пофиг. Все вокруг нее валятся как бревна, а она только удивленно глазенками хлопает да трясет Ворона за плечо. Тот встал, очнулся и отошел в сторонку. Так она весь взвод перетрясла да разбудила. Словно ее магия не берет.

– Может, потому что она глухая? – предположил кто-то. – Вот она магию и не услышала.

– Поди теперь узнай, так оно или нет. Жалко, что она тоже не убереглась. Я уж привык, что она у всех под ногами вертится.

– Да и Ворона тоже жалко. Кто теперь не позволит Одноглазому мухлевать?

Картежники рассмеялись. Я посмотрел на Молчуна, который прислушивался к моему разговору с Гоблином. Я покачал головой, Молчун удивленно приподнял бровь. «Они не мертвы», – сообщил я ему на пальцах, словно разговаривал с Душечкой. Он тоже ее любил.

Молчун встал, зашел Гоблину за спину и приглашающе дернул головой. Ему хотелось поговорить со мной наедине. Я отделался от Гоблина и пошел следом за Молчуном.

Я объяснил ему, что видел Душечку, когда возвращался вместе с Госпожой к Башне, и что Ворон, скорее всего, дезертировал, воспользовавшись единственной дорогой, за которой не будут наблюдать. Молчун нахмурился и пожелал узнать, какие у меня есть основания для подобных подозрений.

– Понятия не имею. Сам знаешь, каким он стал в последнее время. – Про свои видения я упоминать не стал, потому что теперь они и мне казались фантастичными. – Может, мы ему по горло надоели.

Молчун улыбнулся, давая понять, что не верит ни единому моему слову. Он изобразил на пальцах:

– Я хочу знать причину. Что тебе известно? – Он предположил, что я знаю о Вороне и Душечке больше любого из нас, потому что постоянно охотился за подробностями, которые можно было бы занести в Анналы.

– Мне известно не больше твоего. Чаще всего он общался с Капитаном и Рассолом.

Молчун задумался секунд на десять, пошевелил пальцами:

– Оседлай двух лошадей. Нет, лучше четырех. Прихвати запас еды на несколько дней. А я пойду расспрошу кое-кого. – Его поведение не предполагало возражений.

Меня его решение вполне устраивало. Я подумал о поисках Ворона, еще разговаривая с Гоблином, но отказался от этого намерения, потому что не мог придумать способ отыскать его след.

Я отправился к пикету, где Ильмо ночью оставил моих лошадей. Как раз четыре. На мгновение мне пришла в голову мысль о существовании некой высшей силы, направляющей нас.

Я попросил двух солдат оседлать лошадей, а сам сходил к Рассолу и выцыганил у него немного еды. Уговорить его оказалось нелегко, он требовал личного разрешения Капитана. В конце концов мы заключили сделку, когда я пообещал особо упомянуть его в Анналах.

Когда я заканчивал дела с Рассолом, подошел Молчун. Едва мы навьючили припасы на лошадей, я спросил:

– Узнал что-нибудь?

– Только то, что Капитану известно нечто такое, о чем он распространяться не желает. Кажется, это больше касается Душечки, чем Ворона.

Я раздраженно буркнул. Опять двадцать пять… Неужели Капитан пришел к тому же выводу, что и я? И это не помешало ему спорить со мной сегодня? Гм-м. Вот хитрюга…

– Я думаю, Ворон уехал, не получив разрешения Капитана, но с его благословения. Ты не расспрашивал Рассола? – прожестикулировал Молчун.

– Думал, ты сам это сделаешь.

Молчун покачал головой – ему не хватило времени.

– Тогда сходи к нему сейчас. Мне еще надо уладить кое-какие мелочи.

Я зашел в госпитальную палатку, обвешался своим оружием и откопал подарок, прибереженный на день рождения Душечки. Потом отыскал Ильмо и сказал ему, что хотел бы получить часть доставшихся нам в Розах денег.

– Сколько ты хочешь взять?

– Сколько смогу унести.

Он долго и пристально смотрел на меня, но решил не задавать вопросов. Мы зашли в его палатку и тихо отсчитали деньги. Остальные о них даже не подозревали – секрет сохранялся среди тех, кто охотился в Розах на Загребущего. Правда, кое-кто все удивлялся, как это Одноглазый ухитряется отдавать карточные долги, не выигрывая и не имея времени на обычные махинации на черном рынке.

Ильмо вышел из палатки вслед за мной. Когда мы отыскали Молчуна, он уже сидел в седле, а остальные лошади были готовы отправиться в путь.

– Собираетесь прокатиться? – спросил Ильмо.

– Угу.

Я прикрепил к седлу лук, который мне дала Госпожа, и забрался на коня.

Ильмо, прищурившись, вгляделся в наши лица.

– Удачи вам, – бросил он, повернулся и ушел.

Я взглянул на Молчуна. Тот зашевелил пальцами:

– Рассол тоже утверждает, что ему ничего не известно. Правда, я хитростью заставил его признаться, что еще до начала вчерашнего сражения он выдал Ворону дополнительные пайки. Так что и он кое-что знает.

Дьявол бы вас всех побрал! Создавалось впечатление, что каждый внес свою лепту в общую кучу слухов и предположений. Следуя за Молчуном, я прокрутил в уме картину утреннего спора, отыскивая подозрительные детали. И отыскал их. Гоблин и Ильмо тоже о чем-то подозревали.

Иного пути, кроме как через лагерь мятежников, у нас не имелось. Жаль. Я предпочел бы объехать его стороной. Вонь там стояла такая же густая, как и облака мух. Когда мы с Госпожой скакали через него, он показался нам пустым, но мы попросту никого не заметили, хотя там находились раненые и лагерная обслуга. Ревун и на них сбросил шары.

Лошадей я выбрал хорошо. Кроме лошади Пера я прихватил еще трех животных той же неутомимой породы. Молчун сразу пустил их так быстро, что всякие разговоры оказались исключены, и лишь когда мы выбрались за внешнюю границу заваленной каменными обломками местности, он натянул поводья и подал мне знак оглядеться. Ему хотелось знать, в каком направлении летел ковер, когда мы с Госпожой приближались к Башне.

Я сказал ему, что мы, кажется, летели на милю южнее того места, где мы сейчас находились. Молчун передал мне поводья запасных лошадей и медленно поехал вдоль валунов, внимательно глядя на землю. Я почти не обращал на него внимания – любой след он отыщет быстрее и лучше меня.