Тьма сгущается

Портной кивнул снова.

— Сукно, говорите? Я покажу вам образцы, если изволите. А вам придется объяснить, какой длины желаете юбку, сколько складок и какой глубины, и какого покроя. Без этого я не смогу посчитать, сколько материала на нее пойдет.

— Понимаю. — Альгарвеец погрозил портному пальцем. — И не вздумайте потом подменить дорогое сукно на дешевое!

Траку пронзил его взглядом.

— Если думаете, что я вас обмануть готов, сударь, поищите лучше другого портного. Я не единственный мастер в Скрунде.

Талсу понимал, как нуждается семья в этом заказе, но о своей нужде отец не сказал ни слова — и за это юноша гордился им.

— Покажите лучше образцы, — заметил альгарвеец. Перебрав обрезки ткани, он вытянул один: — Вот такое сукно, но цвета листвы — сможете добыть?

— Полагаю, что да, — ответил Траку. — Если нет, мы, разумеется, вернем все деньги до гроша. Обмерь-ка его, сынок, — обратился он к Талсу. — Потом обсудим покрой, — он пробурчал себе под нос нечто похожее на «варварская тряпка», — а тогда уже и к цене перейдем.

Альгарвеец склонил голову. Талсу взялся за метр. Покуда юноша снимал мерки и записывал, рыжик стоял смирно и, только когда Талсу закончил, позволил себе поднять бровь и поинтересоваться:

— Вы бы предпочли обмерить меня, чтобы сделать гроб?

— Я этого не говорил, сударь, — отозвался Талсу и передал записи отцу.

Траку выпытал у альгарвейца все подробности покроя юбки: длину, и число складок, и ширину, потом долго смотрел в потолок, шевеля губами и наконец назвал цену. Альгарвеец взвыл, как ошпаренный, — Талсу с Аушрой подскочили от неожиданности, Пуховка ощетинилась — и назвал свою цену, чуть ли не вдвое ниже.

— Очень было приятно, — меланхолично отозвался Траку. — Будете выходить — прикройте за собой дверь.

Торговались они почти час. Траку выбил из клиента неплохую, на взгляд Талсу, цену: невзирая на театральные ужимки, альгарвеец поддавался легче, чем его противник. Покидая мастерскую, рыжик сердито бормотал что-то себе под нос.

— Цвета листвы… — произнес Траку задумчиво. — Достанем, пожалуй. Надо будет его надуть все-таки, чтобы не задавался.

Сукно он добыл такое, как было заказано, и принялся за работу. С курткой никаких сложностей не возникло: только воротник пришлось делать выше и туже, чем модно было носить в Елгаве. А вот юбку Траку кроил с большой осторожностью. Вырезав и приметав пояс, он сложил и пришил две складки от руки, после чего, потея от натуги, проложил остальные нитками и заклял юбку портняжными чарами, основанными на законе подобия. Талсу с восторгом следил, как сами собой образуются остальные складки, в точности похожие на первые.

Готовую юбку Траку оглядел с мрачной гордостью.

— Все же готовая одежда не сравнится с работой хорошего портного, — заметил он. — Образцы в больших мастерских дешевые, и чары растянуты до невозможности, так о каком подобии там можно говорить? — Он вздохнул. — Зато дешево. Что ж тут поделаешь?

Когда альгарвейский капитан пришел забирать новый костюм, он расцеловал кончики своих пальцев и отправил воздушный поцелуй Аушре. На какой-то жуткий миг Талсу показалось, что сейчас рыжик и его с отцом расцелует, однако альгарвеец удержался. Он заплатил остаток и покинул мастерскую совершенно счастливым.

— Хорошо, что ему понравилось, — заметил Траку, когда клиент ушел. — Иначе куда бы я девал эту проклятущую юбку?

— Продал бы другому альгарвейцу, — не задумываясь, ответил Талсу.

Отец моргнул; должно быть, эта мысль ему в голову не приходила.

— Пожалуй, — согласился он неохотно. — Но полной цены мне бы за нее не дали.

Талсу постучал монетой по прилавку. Серебро звенело сладко.

— Нечего волноваться. Нам всем нечего больше волноваться. — Он осекся. — Пока.

Выбраться из дома, где Ванаи жила вместе с Бривибасом, она была только рада. А еще приятней было покинуть ненадолго Ойнгестун. Так много кауниан вывезли из деревни на запад, на принудительные работы на ункерлантском фронте, что отсутствие их воспринималось физически, как дыра на месте вырванного зуба. Они с Бривибасом могли оказаться в числе вывезенных. Ванаи помнила, что сделали с ее дедом несколько дней дорожных работ, и понимала, как им повезло на этот раз.

А еще она слишком хорошо помнила, какую цену пришлось ей заплатить за то, чтобы вызволить деда из трудовой бригады. Девушка не питала добрых чувств к ункерлантцам — они казались ей племенем еще более варварским, чем их фортвежские сородичи, — но всем сердцем надеялась, что эти дикари покажут свои худшие качества майору Спинелло.

А покуда она собирала грибы. Сезон дождей в этом году начался рано, и урожай ожидался особенно славный. Кроме того, девушка наконец-то уговорила деда отпустить ее в лес одну. Это оказалось проще, чем казалось, — с тех пор как она отдала желаемое майору Спинелло, дед уже не столь ревностно защищал ее добродетель.

Поэтому Бривибас направился на юг, а Ванаи — на восток, в сторону Громхеорта. Когда они разошлись, дед многозначительно покашлял ей в спину, как бы говоря, что знает, почему она выбрала это направление. Девушка едва не огрела его корзиной, но вовремя опомнилась. Корзинка раньше принадлежала Эалстану, фортвежцу из Громхеорта, и Бривибас, несомненно, заметил это, испытав некоторое удовлетворение оттого, что подозрения его оказались небеспочвенны.

— Но он не прав, — проговорила Ванаи упрямо, как будто кто-то мог с ней поспорить. — Не знает, о чем говорит. Он вечно не знает, о чем говорит.

По дороге на Ойнгестун со стороны Громхеорта проследовала кавалькада альгарвейцев на единорогах. Проезжая мимо Ванаи, рыжеволосые всадники окликали девушку. Часть непристойных предложений она понимала — благодаря урокам майора Спинелло. Когда последний всадник скрылся вдали, Ванаи с облегчением вздохнула. Если бы они решили изнасиловать ее по очереди, а затем перерезать ей горло и бросить тело в полях — кто помешал бы им? Она знала ответ: никто. Они — оккупанты, завоеватели. Сильному — воля.

Вздохнув снова, Ванаи сошла с дороги и двинулась через поле напрямик. Тропку размыло, башмаки тонули в грязи, но Ванаи не обращала на это внимания. Зато следующие альгарвейцы на дороге — экипажи трех бегемотов — едва заметили в отдалении светловолосую фигурку. Никто не крикнул ей вслед, не помахал рукой. Это ее вполне устраивало.