Ангел Габриеля

Он доехал до станции «Силвер-стрит», вышел, шагая с такой же скоростью, как и другие пассажиры, поскольку это лучший способ смешаться с толпой и не привлекать к себе внимания. Шел еще только шестой час вечера, но уже стемнело, и моросил дождь. Чем больше он удалялся от станции, тем меньше вокруг становилось людей, идущих в том же направлении, что и он. Жилье заказанной женщины, описанное ему как роскошная квартира номер 42А, занимало правую половину импозантного особняка.

Света в окнах не было. Если бы работа оказалась еще проще, мысленно усмехнулся он, пришлось бы вернуть часть гонорара. Он начал потихоньку насвистывать песенку «В гетто», относящуюся к «чувствительному периоду» в творчестве Элвиса Пресли. Когда он впервые услышал эту песню, Короля уже давно не было в живых, и он нашел ее чрезвычайно трогательной, по большей части из-за того, что Элвис произносил слово «гетто» так, что оно походило на французское слово «гато», то есть «торт». Он воображал себе Короля уже зрелым мужчиной, в мешковатых брюках прискорбно большого размера, одиноко поющего тоскливую серенаду перед тортом, которому предстояло сыграть такую значительную роль в его смерти. [11] Кевину часто вспоминалась эта песня, когда ему предстояло кого-то убить. А почему — он и сам не смог бы сказать.

Не глядя по сторонам, он подошел к двери, без промедления отпер ее и тут же вошел в дом. Он знал, что едва ли встретит на площадке кого-нибудь постороннего, как знал и то, что, если это все-таки случится, ему наверняка придется убить случайного свидетеля. Но все-таки вероятность была крайне мала. Его будущая жертва проживала одна и в данный момент отсутствовала — ему сказали, что в это время ее чаще всего не бывает дома, и темные окна это подтверждали. Сосед же покинул свою квартиру двумя днями раньше с большим чемоданом и лыжами.

Он сразу прошел к двери ее квартиры, вставил ключ в замочную скважину и вскоре очутился в большой шикарной прихожей, стены которой были выкрашены в насыщенный золотисто-желтый цвет. Справа была дверь в гостиную — большую комнату с высоким потолком и огромными окнами, выходящими на Темзу. В центре стоял длинный бежевый диван и такого же цвета кресло. Последнее было развернуто под прямым углом к дивану. Кевин обошел комнату, примечая, каким путем в нее можно попасть и каким покинуть, и в конце концов остановился у окон. Собственно, заглянуть в комнату снаружи было неоткуда, но на всякий случай он задернул занавески, после чего уселся в кресло.

Прямо перед ним стоял стеклянный кофейный столик, на котором лежал какой-то журнал и стояла ваза с цветами, свежими белыми фрезиями. Они пахли летом и жизнью. Журнал привлек его внимание тем, что на обложке не было никаких рисунков или фотографий. Еще на столике стояла массивная, словно кирпич, стеклянная прямоугольная пепельница. Он вынул сигарету, зажигалку, затем пистолет, к которому медленно и старательно привинтил глушитель, после чего положил все это перед собой на столик.

С комфортом устроившись в кресле и задрав ноги на стол, он закурил. Чуть позже он учинит в квартире разгром, а затем отправится покупать подарок для дочери, но пока можно немного посидеть спокойно и неподвижно, предаваясь тихим размышлениям обо всем том, что пишут в духовной литературе. Кевина всегда удивляло, до чего просто можно лишить человека жизни. Если сбросить с жизненной карусели такую хлипкую штуковину, как мораль, то для убийства понадобится всего какое-то мгновение — при минимуме усилий, как волевых, так и физических. Поехать на автомобиле по улице и невзначай заехать на тротуар, встать позади кого-нибудь на платформе метро и легким движением локтя отправить человека прямо под колеса приближающегося поезда, навести пистолет и нажать на курок — все это плевое дело, и сегодня будет точно так же.

О чем думает человек в ожидании жертвы, которую ему предстоит убить за деньги?

Чаще всего о деньгах. В данном же случае Кевин думал о своих башмаках. Он разглядывал их, лежащие на кофейном столике. С внешней стороны они были поношены больше, чем с внутренней, — наверное, дело в его походке, ведь и с предыдущей парой было то же самое. Может, стоит сходить к остеопату и проконсультироваться с ним по этому вопросу или, во всяком случае, купить новую пару. Дорогую хорошую обувь с Бонд-стрит, ничего слишком шикарного, хотя выглядеть элегантно было бы, пожалуй, полезно для его бизнеса. Можно бы сделать для себя поблажку и приобрести что-то по-настоящему классное, итальянское. Теперь он может себе это позволить.

Он все еще был погружен в мечты о новых туфлях, когда услышал, как хлопнула входная дверь. Все в порядке, он же профессионал — опустить ноги на пол, взять пистолет и направить его на Ивонну Фостер, когда она войдет в гостиную и включит свет.

Она не застыла от ужаса и не вскрикнула, и, надо отдать ей должное, первой ее реакцией было схватить вазу с буфета рядом с дверью и использовать в качестве оружия. «Он какой-то заморыш, да к тому же старше меня, — подумалось ей, а потом в голове промелькнула совсем уже абсурдная мысль: — Да как ты смеешь курить в моем доме?»

Кевина восхитило, что инстинкт побуждает ее бороться за жизнь, но тем не менее он прошипел:

— Стой и не шевелись, не то прикончу на месте.

Ивонна замерла. Она была хорошо одета, с безукоризненными белокурыми волосами, аккуратно зачесанными со лба назад и открывающими красивое загорелое лицо. Она выглядела на свой возраст: сорок с хвостиком. А еще она выглядела как женщина, привыкшая руководить.

— Входи, подойди ближе, — скомандовал Кевин и почувствовал, что у него пересохло во рту. — Так, теперь стоять. Не двигаться. Сейчас я задам тебе вопрос. Если ты ответишь на него правильно, меня не будет здесь уже через четыре минуты. Если ответишь неправильно, я останусь, тебе будет больно и начнется черт знает что. Понятно?

Ивонна кивнула, думая о том, что запросто справится с ним, но потом увидела пистолет.

— Где ты держишь свои драгоценности?

Она вздохнула с облегчением. «Вот дуреха», — подумал Кевин.

— В спальне, в шкатулке. Забирайте все, что там есть. Все равно они застрахованы… только…

— Только что?

— Там есть кольцо, которое мне подарил сын, оно ничего не стоит, но я буду очень благодарна, если вы его оставите. С синим камнем. На самом деле это стекло. Он купил его на базаре в Индии. Дело в том, что…

— Заткнись. Оставлю я тебе твое чертово кольцо. А теперь повернись и встань лицом к двери.

— Зачем?

— Просто выполняй!

Ивонна повернулась. Он хочет, чтобы она провела его в спальню? Приятного мало, но ведь не оставит же он ее одну в гостиной? Почему тогда он не велит ей идти вперед? И что означают эти звуки?

А слышала она, хотя и недолго, как Кевин взял в руки пепельницу, которая оказалась даже тяжелее, чем могло показаться на первый взгляд, и подошел к своей жертве сзади. Больше Ивонна уже ничего не услышала. В частности того, как проломился ее череп, когда Кевин изо всех сил ударил ее по голове пепельницей. Только он один слышал другие четыре удара, которые с прежней яростью нанес ее уже проломленной голове.

Он отшвырнул ставшую более не нужной пепельницу на диван, собрал свои окурки, сунул их в карман и быстро, не оглядываясь, прошел в спальню. Спальня была просто огромная. С улицы трудно представить, как велики комнаты в подобных домах, подумалось ему, пока он шел к дубовому туалетному столику. На столике сбоку, перед фотографией молодого мужчины с мальчишеской улыбкой, сидящего в лодке, — скорее всего, ее сын — стояла обитая бархатом шкатулка для ювелирных украшений. Кевин открыл ее и вывалил все содержимое на пол. Его взгляд привлек серебряный браслет из соединенных друг с другом опалов, и он сразу понял, что Кристине эта штуковина очень понравится, вернее, ему самому очень понравится ее подарить, потому что он не имел ни малейшего представления о том, что Кристине нравится, а что нет.