Утро бабочки

Поезд до их поселка тащился трое суток. Такой счастливой Маринка не была никогда. Хотя за окном были в основном леса, но иногда поезд заходил и в города. А на одной станции он простоял целых два часа. Вокзал был в центре этого небольшого городка. Отец приобрел ей в местном «Детском мире» новую школьную форму и даже белый фартук. А пионерский галстук теперь у нее шелковый. На ноги купили замечательные белые туфельки, жалко, что одеть их сейчас было нельзя – ведь не лето еще. Она так давно мечтала о таких. У нее даже живот от таких радостных переживаний заболел. Дед тут же пришел ей на помощь – заварил свой вкусный травяной чай.

Между тем их купе превратилось в лечебницу. Люди шли и шли. Маринка с отцом и Клавочкой сидели у проводника, пока Аллочка вела прием. Просто удивительно, как люди находили ее! Даже проводник ни слова не сказал на то, что и он испытывает какое-то неудобство – делит купе с незнакомыми людьми. Прием заканчивался поздно вечером. Николай все время спал. Все удивлялись – он превращался в очень симпатичного мужчину. Клавочка, как натура очень любвеобильная, просто умирала, глядя на своего Николашу. Еще месяц назад она на него даже бы и не взглянула.

Наконец-то рано утром поезд пришел на стацию с красивым названием «Лесная». Там их встречал мужичок на лошадке, запряженной огромными санями. Отец с дедом вынесли Коляна, уложили его на сани, на оставшееся место загрузили вещи. Маринку и Клавдию посадили сверху, прямо на вещи и вся компания тронулась в путь.

– Приедем только вечером, дорога – предупредил дед. Деревня наша называется Дальняя, после нее все сплошь леса, глухие места, сказочные.

Все радовались, шутили, только Аллочка была мрачнее тучи. Мужичка, который их встречал, звали Иван Никифорович. Он и подтвердил, что волнение Аллочки не напрасное.

– Да, пока табя не было, она оторвалась. У Натахи муж погиб, все думают, что не без помочи Полины. Помнишь, сколька она на яе зуб точила? Серафиме ребенка вытравила, яе с кровотечением увезли, матку пришлось удалить, но Серафима на Полину показаний не дала: боится. Бабы наши все попереругались, мужики прямо с ума сошли – Содом и Гоморру устроили. Но самое главное – Настюха пропала.

Отец остановился в ужасе:

– Моя Настя?

– Да, была унесена в лес, кем – мы не знаем. Ужо неделю нет. На работе ишут, милиция из района вчерась приезжала, но в лес искать идти нихто не хочет. Там хто-то бродит, девки сами видали: то ли зверь, то ли человек, и рыдание слыхали у дальних болот.

– Чувствовала я, что эта паршивка устроит что-нибудь. Вась, ты раньше времени не хнычь, Настя жива, я чувствую это, но она в беде. Как это случилось?

– А никто и не знает, как. Вы же знаете, ее хата крайняя к лесу. В ту ночь собаки так сильно выли. Мы уже думали, что волк к деревне подошел. Утром на работу Настена не пришла, пошли за ней в хату, а там все перевернуто, следы борьбы видны, шерсть какая-то, вот и пришли к выводу, что ее украло это чудо-юдо.

Первый раз в жизни Маринка видела, как плакал отец – крупные слезы капали ему на куртку, а он даже не стеснялся их.

– Я тебя успокаивать больше не буду, или раскиснешь, и тогда все пропало, или бороться будешь, мне помогать, иначе грош тебе цена, если к жизни тяги нет, больше помогать тебе не буду, можешь опять падать туда, где ты уже побывал.

Слова Аллочка бросала резко. Видно было, что разозлилась она очень. Маринка видела, что Аллочка не знает пока выхода, не понимает, что произошло с Настей, а это на нее было не похоже. Маринка уже привыкла, что Аллочка может решить все. До вечера никто не проронил ни слова. Радоваться компания прекратила. Правда, Маринка все же радовалась, но потихоньку от всех. Ну, кто такая эта Настя? Она ее не знает, Маринка не хотела больше тревожиться. А под скрип саней она тихонько уснула, как потом оказалось, до утра.

Проснулась она у деда в доме. Дом был большой, светлый, как тогда называли – пятистенок. Он был украшен заботливой женской рукой всякими вязаными салфеточками, с замечательными узорами, какие может сделать только любящая женщина. Стол застелен кружевной белой скатертью, покрывала на кроватях были тоже кружевные, вязаные. Окошки украшены веселыми занавесками в зеленый горошек. На окнах стояли желтенькие горшочки с замечательно цветущей геранью, рядом с которой Маринка увидела небольшую корзинку с неоконченным вязанием, догадалась – бабушкина.

Маринка лежала на широкой печке, которая занимала в доме самое центральное место. Печка тоже была чистенькая, беленькая и вся расписана желтенькими цветочками, под цвет горшочков, которые стояли на подоконниках. В центральном углу дома Маринка увидела очень старинные иконы. Нарисованы они были не на картоне, а на настоящем дереве. На нее пристально смотрели красивые глаза Бога. Она отвела от него взгляд, смотреть на него ей было отчего-то неловко. Солнце отчаянно светило в окошки и от этого дом казался праздничным. Но дед выглядел встревоженным.

– Дед, а где папка?

– А, проснулась, ну, айда сюды, давай кушать.

– Дед, ты чего меня не слышишь? – Маринка начала сердиться.

А дед развел руками:

– Я ничаво не знаю, Маринка, только чую беду огромную.

– Это ты правильно чуешь.

На пороге стояла Аллочка. Выглядела она очень плохо – черты ее лица заострились, черные круги пролегли под глазами, выделилась каждая морщинка, и глаза больше не лучились тем приятным светом, который отличал Аллочку от остальных людей.

– Я еле утра дождалась, дело – дрянь, Матвеич, – книга пропала.

– Как же так, про книгу знали толька ты да я.

– Еще Мария знала. С кем общалась она, вспомни, Матвеич?

– Ну, ты жа знаешь, чтобы поднять яе, я в лесу пропадал, все хотел шалет найти для яе, но не успел. А Мария здесь с кем только и не обчалась, вот с тобой только не хотела. Ты знаешь, обиду она на табя имела.

– А могла она к Полине сходить?

– Думаю, могла. Покойница очень упрямого нраву была. Тода за любую соломинку хваталась. Один раз даже застал Полину у нас дома. Пулей она вылетела, когда маня увидела.

– Ну, теперь мне все ясно становится. Где Васька-то?

– Он всю ночь по дому ходил взад-вперед, к утру собрал полный рюхзах продуктав, взял мое ружо, и с рассветом, не сказав ни слова, ушел.

– Надо было с ним раньше поговорить, а то наломает он дров. Слезай, Маринка, с печки, сейчас будет твой самый первый урок. Я расскажу тебе про книгу судеб. Таких книг в мире несколько, кажется, двенадцать. Каждая написана на языке той страны, где эта книга находится. Книгу охраняет и читает ее Хранитель. После смерти Хранителя его имя записывается в книге. Поэтому мы знаем, что Хранителей было двадцать. Мы знаем, что все они были женщины. Не знаю, сколько лет назад и как попала к нам эта книга. Но на то был особый божественный смысл.

Маринка нетерпеливо перебила бабу Аллу:

– Так что, это книга волшебная?

Аллочка задумалась на минуту, потом произнесла:

– Я думаю, да, она волшебная. Понимаешь, она необычная книга, старинная. Всю жизнь люди стремятся раскрыть секрет Библии. Вот в этой книге он и раскрыт. Но мало кто об этом знает.

Маринка удивленно смотрела на Аллочку. У девочки дух перехватило от мысли, что книга волшебная:

– Баба Алла, но это значит, что нам надо всем про нее рассказать. И тогда все люди станут счастливы.

Баба Алла сердито тряхнула головой:

– Ты, Маринка, больно уж нетерпеливая, что ты все время меня перебиваешь? Умей, девочка, выслушивать все до конца. Про эту книгу всегда знают три человека: сам Хранитель, это, как видишь, я, и два Свидетеля, это твоя бабушка Мария и твой дед Матвеич. Свидетелей иногда бывает больше. Когда стареют Свидетели, выбираются молодые и некоторое время Свидетелей насчитывается до четырех. Хранитель всегда бывает только один. Этот человек должен родиться в нашей деревне. Хранитель никогда не будет жить для себя, у него никогда не будет семьи, однако, знаю по себе, счастливее человека найти трудно. Книга четко показывает, когда происходит рождение Хранителя. Ее обложка начинает сиять нежно-голубым светом. Старый Хранитель узнает, у кого в деревне родился ребенок. С самого раннего возраста ребенка назовут «странным». Он будет не таким, как все дети. Отличаются Хранители глазами. Тот особенный свет и желание помогать людям будет сопровождать Хранителя всю жизнь. Бог так бережет эту книгу, что еще ни разу не был выбран, Хранитель, который бы не соответствовал этой книге. Нас, Хранителей, никто не учит. Мы рождаемся с этими знаниями, которые открываются нам в двадцать шесть лет. Когда мне исполнилось двадцать шесть, я ушла из дома в лес. Я дошла до Сатанинских болот, как правило, ни один нормальный человек не может выбраться из этих топей.