Тень в зеркале

Ну вот я почти и дома! Карана вздохнула, откинула со лба пряди волос, упорно лезшие в глаза, и начала спускаться к Готриму — ее родному обветшавшему древнему замку. Размышляя о сказании, она не заметила, как преодолела большую часть пути, и так спешила, что не стала заходить в городок Тольрим, а решила перейти вброд обмелевшую реку Рим и сократить дорогу, пройдя лугами. Вот уже показались зеленые черепичные крыши Готрима, потом — постройки из розового гранита, отражавшего лучи полуденного солнца, а за ними — и высокие стены замка, за которыми виднелись вершины далеких гор, покрытые снегом.

Готрим пострадал от времени и сражений, периодически происходивших в Баннадоре. Не так давно к нему пристроили два двухэтажных флигеля с широкими террасами. Его окружали в беспорядке стоящие амбары и другие хозяйственные постройки. Здесь все было сделано на совесть, хотя и не отличалось особой красотой.

День был жаркий. Под ногами девушки хрустела посеревшая трава. Похоже, дождя не было с тех самых пор, как она ушла отсюда три недели назад. Ее сразу же захлестнули заботы сельской жизни. Неумолимая засуха держала Готрим за горло, не давая его хозяйке ни малейшей передышки. Карана с большим трудом смогла отлучиться в Чантхед, а если дождь не пройдет в ближайшее время, ей не на что будет идти на осенний праздник.

Девушка остановилась и окинула взглядом свои владения. Она получила солидное наследство — замок, земли и лес. Но до леса было не добраться из-за отвесных скал. А бесплодные, каменистые, пораженные хронической засухой земли едва-едва позволяли прокормиться ей самой и обрабатывавшим их крестьянам, так что о какой-либо роскоши говорить не приходилось. И все-таки это был ее дом, и после нескольких лет скитаний и странствий она хотела спокойно трудиться на своей земле и слушать сказителей на Чантхедских Праздниках.

Поднимаясь по склону холма, Карана потеряла замок из виду. Она свернула с дороги, решив подойти к нему сзади. Она устала и хотела незаметно добраться до дверей, не став объектом заботы работников, которые захлопотали бы вокруг нее, едва ее заметив. Карана обогнула заросший тростником пруд, в котором плавало утиное семейство, и погрозила уткам пальцем. Интересно, куда девался Кар, старый черный лебедь?

Вдруг с противоположной стороны пруда до нее донеслось громкое шипение и клекот. Она оглянулась: в тростнике мелькали большие черные крылья, поднявшие много брызг. Это был лебедь, которого держали за лапы чьи-то смуглые тонкие руки. Но лебедь сумел вырваться, а на берег выкарабкался испуганный мальчуган и побежал вокруг пруда, подскальзываясь в прибрежной грязи. Это был сынишка кухарки, милый шалун.

— Что это ты тут вытворяешь, Бени?! А?! — строго прикрикнула на него Карана.

Мальчишка остановился как вкопанный. Он был испачкан с головы до ног.

— Рыбу ловлю, — соврал он, опустив глаза.

— Впредь лови рыбу в реке, — сказала ему девушка. — А теперь ступай домой. И умойся! Не смей заходить в дом в таком виде!

Мальчишка припустил прочь.

— Мама, Карана вернулась! Карана вернулась! — заорал он на бегу во все горло.

Карана улыбнулась, глядя ему вслед. Вот тебе и пробралась домой потихоньку!

— Карана! — воскликнул Рахис, ее управляющий, когда девушка вошла в замок. — Ну наконец-то! — Он обнял ее.

Карана знала Рахиса всю свою жизнь. Он был высокого роста и очень худой. Остатки седых волос окружали его розовую макушку. Обняв его тощее тело, Карана неожиданно поняла, как он постарел. Рахис верой и правдой служил ей долгие годы после смерти ее матери, управляя завещанным Каране поместьем. Но теперь он стал таким тщедушным, что она чувствовала себя виноватой, если ей приходилось оставлять хозяйство на его попечение хотя бы на несколько дней.

Поздоровавшись и обменявшись с ним новостями о событиях в поместье и за его пределами, Карана достала из висевшего над очагом котелка кусок тушеного мяса, отрезала себе ломоть хлеба и вышла на террасу, чтобы насладиться тишиной теплого вечера. Как хорошо было снова оказаться дома, среди старых привычных вещей, поесть простой домашней еды! Карана прислонилась к гранитной стене и стянула сапоги. Завтра сотня вопросов потребует от нее решения. А сегодня она будет только отдыхать!

Уже стемнело, когда девушка отправилась к себе в спальню, где стояла огромная прямоугольная кровать, сколоченная из почерневших досок и занимавшая половину комнаты. Карана свернулась калачиком на старом матрасе и погрузилась в сон, но, когда на небе взошла Туманность Скорпиона, залившая своим сиянием спальню, она проснулась от предчувствия настолько сильного, что у девушки зашевелились на голове волосы. Она была почти уверена в том, что где-то случилось нечто очень важное, грозившее изменить судьбу мира. Карана не знала, что именно, но, пролежав несколько часов, поняла, что ей больше не заснуть. Она подошла к окну и, увидев темную бледную луну, вздрогнула. Заварив себе чаю, к утру она просмотрела уже половину безрадостных записей, заполнявших ее хозяйственную книгу.

Карана взглянула на дорогу, ведущую в Тольрим, и ей снова стало страшно. Сквозь туман она различила всадника на черном коне, направляющегося к Готриму. Он держал повод лошади, скачущей без седока. Вообще-то в этом не было ничего необычного, но почему-то вид этого незнакомца пробудил в девушке тревогу. Она отложила перо и подошла к двери.

Карана была убеждена, что к ней едет Магрета! Та самая Магрета, не будь которой, Карана до сих пор была бы рабыней в Альмадине, где ее обокрали два года назад. С тех пор они не виделись, но ей было известно, зачем приехала Магрета. Она ждала, что Карана отблагодарит ее за помощь.

Карана невольно вспомнила бесконечные дни ужасного рабского труда так живо, как могла только чувствительница. На какое-то мгновение она вновь перенеслась в Альмадин, где была прикована цепью к дубильному чану и где ее били, стоило ей на минутку присесть передохнуть. Ощутила смрад, поднимавшийся из чана, и к горлу сразу подступила тошнота…

— Эй ты, чучело! В какой стороне Кадор?

Карана с трудом вытащила из чана кожу, лежавшую там, пока с нее не сойдут остатки мяса, после чего с кожи нужно было соскрести шерсть. Она трудилась у чана уже месяц, но все равно задыхалась от смрада. Кроме того, она чувствовала приближение нового приступа лихорадки, судя по всему, еще более сильного, чем предыдущие. Она понимала, что не переживет его… Внезапно чья-то тень упала ей на лицо, милосердно заслонив его от лучей палящего солнца. Карана устало взглянула вверх.

— Я, кажется, с тобой разговариваю! — сказала красавица, сидевшая на рослом черном коне. — Мое имя Магрета, и я желаю знать…

Надменный тон этой преспокойно разгуливавшей на свободе незнакомки вывел девушку из себя.

— А мое имя — Карана, и я не чучело, а свободная женщина из Баннадора, — со злостью ответила она, перетащив кожу на стол со скребками для шерсти. Она вытерла пот с лица тыльной стороной руки, при этом измазав щеку зеленой слизью. Шапка упала у нее с головы, и по плечам рассыпались огненно-рыжие волосы.

— Это ты-то свободная женщина? — переспросила Магрета, при этом на ее лице не было и намека на улыбку.

— Меня обокрали. А это единственная работа, которую я сумела найти. Но еда и вода стоят больше, чем я зарабатываю в день, и мой долг хозяину увеличивается с каждым днем.

Карана наклонилась за шапкой. Ее талию опоясывал ржавый железный обруч, прикованный цепью к чану. В этот момент из сарая выбежала жилистая баба и начала хлестать ее по голове связкой прутьев. Девушка упала в грязь, закрываясь от побоев руками.

— За работу, ленивая рыжая сволочь! — осыпая Карану ударами, верещала надсмотрщица, половину лица которой покрывали струпья вечно гниющих язв. Вскоре она утомилась и скрылась в сарае, а Карана подползла к чану и с трудом поднялась на ноги. Нос у нее был разбит, и на вонючие кожи из него капала кровь.