Праздник зимы

— В настоящий момент вам не следует покидать Аквесту, — сказал рыцарю Арчибальд. — Вы нужны мне здесь.

— Как пожелаете, милорд. — Бректон встал на ноги и быстрым шагом покинул тронный зал.

Все трое молчали, пока в коридоре не стихло эхо шагов рыцаря. Лицо Этельреда стало пунцовым, он судорожно сжал кулаки. Сальдур продолжал раздраженно смотреть в сторону двери.

— Очевидно, вы не учли в своих планах преданности этого человека, — посетовал Арчибальд. — Впрочем, чего еще ждать от людей, для которых ничего не значит честное слово? Сначала вам следовало поговорить со мной. И я бы рассказал вам, каким будет результат. Но вы на это не способны, вы хотели нанести удар в спину мне!

— Успокойся, Арчи, — сказал Сальдур.

— Прекратите меня так называть. Мое имя — Арчибальд! — крикнул Чедвик, брызгая слюной. — Вы оба такие самодовольные и кичливые, но я не пешка в ваших руках. Одно мое слово, и Бректон развернет свою армию и поведет на Аквесту. — Граф показал рукой на все еще распахнутую дверь тронного зала. — Вы же знаете, войска хранят ему верность вплоть до самого последнего из самых жалких идиотов. Они выполнят любой его приказ, а он, как вы сами теперь видите, меня боготворит.

Сжав кулаки и кипя от ярости, Арчибальд быстрым шагом приблизился к трону. Впрочем, мягкие каблуки его сапог не производили столь впечатляющего стука, который получался у Бректона.

— Я могу заставить короля Алрика оказать мне поддержку. Могу вернуть Алрику его бесценный Меленгар в обмен на остальную часть Аврина. Я могу победить в вашей жалкой игре. Моей правой рукой станет Северная армия империи, а под левую пойдут остатки роялистов. Менее чем через месяц я вас раздавлю. И не проси меня успокоиться, Саули! Я сыт по горло твоим покровительственным тоном и святостью. Ты такой же червяк, как Этельред. Вы объединились, чтобы плести против меня интриги. Но на сей раз сами попались в свою липкую паутину!

И он решительно направился к двери.

— Арчи… Я хотел сказать Арчибальд! — крикнул ему вдогонку Этельред.

Однако Чедвик не замедлил шага и с видом оскорбленной невинности миновал канцлера Биддингса, который остановился у входа в тронный зал и с тревогой посмотрел на графа. Слуги испуганно разбегались, уступая Арчибальду дорогу, когда он с выражением крайней ярости на лице шагал к выходу из дворца. Но оказавшись на заснеженном, залитом ярким солнцем дворе, он вдруг понял, что не знает, куда идти. Впрочем, подумав немного, Арчибальд решил, что это не имеет значения. Он получал удовольствие от самого движения, в нем бурлила энергия, ему хотелось оказаться как можно дальше отсюда. Он подумал, а не приказать ли подать лошадь, долгая прогулка верхом пришлась бы очень даже кстати. Однако было слишком холодно, а перспектива оказаться в нескольких милях от ближайшего жилья замерзшим, усталым и голодным, совсем не привлекала. Поэтому он принялся разгуливать взад и вперед по двору, оставляя на свежем снегу цепочку узких следов.

Когда он вспомнил свою маленькую обличительную речь, на смену разочарованию пришло чувство полного удовлетворения. Ему понравилось удивленное выражение, которое появилось на лицах обоих регентов. Они не ждали столь дерзкого ответа. Постепенно гнев отступил, и вскоре Арчибальд окончательно успокоился. Усевшись на перевернутое ведро, он принялся стряхивать снег с сапог.

«А поведет ли Бректон войска на Аквесту? — спросил он себя. — И смогу ли я словно по мановению руки стать новым императором и заполучить в жены Модину?»

Ответ пришел почти сразу. Все это несбыточные мечты, и не более того. Бректон откажется выполнить такой приказ. Несмотря на внешние проявления верности, этот рыцарь подчиняется какому-то непостижимому кодексу чести.

Белстрады всегда были такими. Арчибальд вспомнил, как его отец жаловался на их крайнюю щепетильность в вопросах чести. Баллентайны считали, что рыцарь должен беспрекословно выполнять любые приказы сюзерена, получая в благодарность за верную службу богатство и власть. Те же не желали отказываться от устаревших нравственных принципов. По их представлениям правитель, дарованный Марибором, должен действовать в соответствии с его волей, чтобы заслужить преданность своих рыцарей. Арчибальд был уверен, что никогда и никому не удастся убедить Бректона в том, что гражданская война осенена произволением Марибора, и сомневался в том, что в этом деле лично он может рассчитывать на благосклонность верховного божества.

И все же ему удалось поколебать самоуверенность регентов, значит, в дальнейшем они станут вести себя с ним иначе. Теперь, когда они поняли, сколь значительна его роль, он может рассчитывать на уважение с их стороны. У них нет никаких оснований считать, что Чедвик не способен исполнить свои угрозы, а потому попытаются умиротворить его, предложив в качестве компенсации нечто серьезное. Арчибальд все еще рассчитывал получить Меленгар и, возможно, кое-что еще в придачу.

Глава 4

БРАЧНЫЕ ПЛАНЫ

Герцогиня Рошелльская была крупной женщиной не только в смысле телесных размеров, а муж был ей под стать. Оба они — люди полные, с толстыми шеями, короткими пухлыми пальцами и щеками, которые тряслись, когда они смеялись, а герцогиня делала это часто и очень громко. Они казались прекрасной парой. Мужская и женская версии толстяка, сделанные из одного материала, схожие во всем, кроме темперамента. Если герцог являл собой само спокойствие, то жена была его полной противоположностью.

Амилия всегда заранее знала, когда она появится: о приближении герцогини возвещал ее трубный голос, и его эхо громом катилось по коридорам дворца. Она одинаково радушно приветствовала всех встреченных вне зависимости от их общественного положения.

— Привет! Как поживаете! — громко вопрошала она, обнимая слуг, стражников и даже охотничьего пса, если они попадались на ее пути.

Амилия познакомилась с герцогом и герцогиней, когда в первый раз посетили дворец. Сальдур оказался поблизости и совершил ошибку, попытавшись им объяснить, почему императрица не дает аудиенции. Амилия успела принести извинения и откланялась, но не сомневалась, что Сальдуру повезло меньше, чем ей. Скорее всего ему пришлось общаться с герцогиней следующие несколько часов. С тех пор Амилия старалась держаться от герцогини подальше — эта женщина не принимала слово нет в качестве ответа, и принцессе не хотелось повторить ошибку Сальдура. Но через три дня, когда Амилия выходила из часовни, удача от нее отвернулась.

— Амилия, дорогая! — завидев ее, вскричала герцогиня и бросилась в атаку.

При этом ее элегантное платье развевалось, словно знамя на ветру. Оказавшись рядом с Амилией, она развела в стороны свои огромные руки и заключила секретаря императрицы в медвежьи объятия:

— Я всюду вас искала, но всякий раз, когда спрашивала, где вы, мне отвечали, что вы заняты. Если так пойдет и дальше, они замучают вас работой до смерти!

Герцогиня разжала объятия, взяла Амилию за руки и развела их в стороны.

— Бедняжка, дайте-ка мне на вас взглянуть. О, как вы прелестны. Но, дорогая, пожалуйста, признайтесь, что у вас сегодня день стирки, и ваши слуги не успели ее закончить. Нет, ничего не говорите, я уверена, что так оно и есть. А знаете, что я придумала? Надеюсь, вы не станете возражать, если я пришлю к вам Лоис, мою белошвейку, и она соорудит для вас что-нибудь на скорую руку. Я так люблю делать подарки, к тому же приближается Праздник зимы. Материи на вас пойдет мизер, и времени работа займет совсем немного. Лоис будет в восторге.

Леди Женевьева взяла Амилию под руку и зашагала рядом с ней по коридору.

— Вы настоящее сокровище, но, должна заметить, с вами отвратительно обращаются. С другой стороны, чего еще ждать от мужчин вроде Этельреда и Сальдура, которые здесь всем заправляют? Однако теперь, когда я с вами, все будет хорошо.

Они свернули за угол, и Амилия подумала, что способность этой женщины так быстро говорить, не переводя дыхания, поражает воображение.