Властители рун

Миррима одарила его чарующей улыбкой.

— Возможно, мой лорд, вы и впрямь не покинете Гередон с пустыми руками.

То было еще одно, на сей раз последнее предложение. Понимать его следовало так: «Принцесса Сильварреста не хочет иметь с вами дела, тогда как я…»

— Было бы безрассудно отказаться от погони, прежде чем началась охота, не так ли? — промолвил Габорн. В Палате Сердец Дома Разумения наставник Ибир, бывало, говаривал: «Глупец считает себя тем, кем он является, мудрец же — тем, кем он станет».

— О, наипрактичнейший из принцев, — отозвалась Миррима. — Боюсь, что если вы будете тешить себя надеждой жениться на Иом Сильварреста, вам предстоит состариться в одиночестве.

Она повернулась, собираясь уйти, но Габорн не мог отпустить ее просто так. В Палате Сердец он усвоил и то, что порой лучше поддаться порыву и действовать не размышляя, повинуясь той части своего "я", которая проявляет себя во снах. Сказав Мирриме, что она «могла бы украсить любой королевский двор» принц не покривил душой. Он и вправду хотел видеть ее при дворе, но не в качестве жены или даже любовницы. Габорн интуитивно чувствовал, что она его союзница. Недаром же она именовала его «мой лорд», а не «ваше лордство» — наверняка тоже ощущала, что между ними существует некая связь.

— Подождите, моя леди, — сказал Габорн и Миррима снова обернулась. Она уловила его тон. Обращение «моя леди» означало, что теперь он предъявляет ей свои требования. Миррима уже знала, что обычно принц расчитывает на полную преданность. На саму жизнь. Как Властитель Рун Габорн мог требовать этого от своих вассалов, но не решался просить слишком много у этой чужестранки.

— Да, мой лорд?

— Думаю, — промолвил Габорн. — Что дома у вас осталась пара безобразных сестер? И безмозглый братишка? Так?

— Вы весьма проницательны, мой лорд, — отозвалась Миррима. — Правда ума лишилась моя матушка, а не брат.

На лице красавицы обозначилась линия боли: на се долю выпала нелегкая ноша. За магию приходилось платить страшную цену. Не так-то просто принять от кого-то дары мускульной силы, ума или обаяния и взять на себя ответственность за дальнейшее существование ставших беспомощными людей. Но, когда в жертву твоему благополучию приносит себя родственник или близкий друг, это тяжко вдвойне. Должно быть, семья Мирримы жила в ужасающей, беспросветной нужде. Только отчаянное положение могло заставить ее близких решиться на подобный шаг — одарить одну женщину красотой и умом двух, с тем чтобы она попыталась выйти за какого-нибудь богача, способного избавить семью от горькой нужды.

— Но как вам удалось раздобыть столько денег? — спросил Габорн. — Магическая процедура, позволявшая передать одному человеку качества другого стоила очень дорого.

— Моей матушке досталось небольшое наследство, к тому же мы, все четверо, трудились, не покладая рук, — ответила Миррима. В голосе ее слышалось напряжение. Наверное, неделю-другую назад, когда она только что обрела красоту, ей не удавалось говорить об этом без слез.

— Наверное, в детстве вы торговали цветами, — предположил Габорн. Миррима улыбнулась.

— Лужок позади нашего дома не мог поддержать нас ничем другим.

Габорн запустил руку в кошель и достал золотую монету. На одной се стороне красовался профиль короля Сильварреста, а на другой — семь Стоячих Камней Даннвуда, которые, согласно преданию, поддерживали землю. Не слишком хорошо разбираясь в здешней денежной системе, Габорн все же знал, что стоимость этой монеты достаточно велика, чтобы небольшая семья могла жить безбедно в течение нескольких месяцев. Взяв Мирриму за руку, принц вложил золотой в ее ладонь.

— Я… ничем этого не заслужила, — пролепетала она, глядя ему в глаза. Возможно, Миррима боялась услышать непристойное предложение. Многие лорды открыто содержали любовниц. Чего Габорн не позволил бы себе никогда.

— Еще как заслужила, — возразил юноша. — От вашей улыбки у меня полегчало на сердце. Прошу вас, примите этот подарок. Уверен, когда-нибудь вы еще встретите своего принца, — пусть он будет купцом, или кем угодно. Подозреваю, что на всех рынках Баннисфера не отыскать большей драгоценности, нежели вы.

Молодая женщина смотрела на монету с благоговейным трепетом. Одно то, что такой молодой человек мог говорить столь любезно и рассудительно, могло повергнуть в изумление, но после долгих лет обучения обращению с Голосом принцу это давалось без труда. Миррима взглянула ему в глаза с новообретенным почтением, так, словно только сейчас увидела его по-настоящему.

— Благодарю вас, принц Ордин. Должна признаться, что если Иом все же примет ваше предложение, я одобрю ее решение.

Она повернулась, неторопливо зашагала прочь и смешалась с окружавшей фонтан толпой. Габорн смотрел вслед, любуясь изящной линией ее щеки, туманным облаком платья и ярко пламенеющим шарфом. Подошел Боринсон.

— Ну что, мой лорд, — со смехом промолвил телохранитель, похлопав Габорна по плечу. — Хороша милашка?

— Да, она очаровательна, — прошептал принц.

— Забавно было наблюдать за ней. Она стояла позади и пялилась на вас, ровно на вырезку что на колоде у мясника. Минут пять, не меньше. — Боринсон поднял руку и растопырил пальцы. — Но вы были слепы, словно феррин на солнце. Таращились на какие-то там горшки, а ее вовсе не замечали. И как можно не заметить этакую красотку?

Боринсон пожал плечами в несколько преувеличенном недоумении.

— Я не хотел тебя обидеть, — усмехнулся Габорн, глядя на Боринсона.

Обязанности телохранителя заключались в том, чтобы оберегать принца от покушений, однако же все знали, что этот малый весьма охоч до женского пола. Он не мог пройти по улице, не шепнув что-нибудь на ушко каждой встречной бабенке с мало-мальски приличной фигурой, а коли не удавалось подцепить такую, готов был довольствоваться и той, чья фигура походила на мешок с пастернаком.

— Так я и не обиделся, — фыркнул Боринсон. — Просто удивился — как вы могли ее не заметить? Или хотя бы не учуять.

— Да, она прямо-таки благоухает. Наверняка хранит платье в сундуке с лепестками роз.