Слуга смерти(СИ)

Наплыва неконтролируемых зомби, скелетов, активации масштабных боевых и опасных чар отцы (и матери) города не опасались. Кроме того, что за любую ошибку тут же следовал огромный штраф или тюремная камера (порой долговая тюрьма и рабский загон) и избежать наказания ни у кого не получалось, так ещё и все студенты школы давно были не импульсивными мальчиками и девочками. Каждый учащийся в школе чародеев уже закончил обучение школы послушников и подмастерьев, где в него были вбиты все нужные требования ТБ.

Для отработки и изучения домашних заданий имелись полигоны и лаборатории за небольшую плату.

Деньги на весь этот учебный процесс студенты зарабатывали самостоятельно или тратили личные сбережения, жили на родительские, родовые или клановые субсидии.

Я, как мелкий (очень мелкий) чиновник пользовался рядом послаблений. Не платил за обучение и экзамены, имел существенную скидку за аренду полигона и лаборатории, отчислял всего пятнадцать процентов налога от своего дохода, в то время как простые граждане не зависимо от своего положения в обществе выплачивали до пятидесяти. К тому же, на службу меня вызывали невероятно редко, просто мечта героя Райкина (был такой комик в советскую эпоху, и мне хорошо запомнилось его выступление о том, какую работу он бы мечтал получить) и сильно не напрягали. Всё потому, что приказом леди Аврейсии я был младшим советником, фактически нештатный сотрудник, запасной.

Но был и минус - жалование я не получал. Совсем. Ни монетки.

Видимо, считалось, что все преференции, что я имел, должны были замещать зарплату.

За тот месяц, что я жил в этом мире, меня вызывали всего дважды - сортировал жалобы от городских бедняков и гостей города без лишнего золотого в кармане. Обращения таких людей (и нелюдей) могло ждать решения суда или старшего чиновника по году. Занятие было не пыльно, знай себе раскладывай по ящикам листы бумаги или пергаменты по схожести фактов: нападение городских бандитов, нападение ручной нежити, нападение дикой бесконтрольной нежити (или иного монстра) и так далее.

Сегодня меня вызвали в канцелярию на работу в третий раз и поставили задачу: помочь стражникам в городской тюрьме этой ночью.

- Работка не пыльная, только холодная и местами вонючая, - пояснял мне пожилой стражник, проводя экскурсию по мрачным сырым и холодным коридорам подземных уровней городской тюрьмы. И так из-за пещерного расположения города здание тюрьмы не отличалось комфортом, так и чем ниже располагались камеры, тем хуже там были условия. Верхние камеры, хотя бы, ветерком продувало, вонючий воздух не скапливался, сырости поменьше было.

- Только смотреть и всё? - уточнил я свои обязанности, о которых мне кратко рассказали ещё в городской канцелярии.

- Только смотреть и всё. В случае чего позвони вот этим колокольчиком. Но это на крайний случай: тебе плохо станет или душегубцы драку со смертоубийством устроят, покалечат кого, вот тогда и звони. А на разные мелочи внимания не обращай.

Стражник вручил мне медный потемневший и жутко исцарапанный колокольчик в половину моего кулака размером.

На эту невзрачную вещь были наложены достаточно сильные чары, разобрать какие - я не смог вот так с налёта.

- А услышите?

- Хе, впервые здесь, что ль? - хмыкнул собеседник.

Я в ответ кивнул.

- Так тут же магия, небось, почуял её. Как начнёшь звенеть им, так в караулке задребезжит большой колокол. А его даже мёртвые услышат, хе-хе, - хохотнул мой гид.

- А что за мелочи, уважаемый?

- Да если кто из них душу Госпоже отдаст, то это мелочь. Или есть-пить станет просить, ты тоже на это внимания не обращай. Кому надо было, тем уже и баланды, и воды выдали на ужине.

В этот момент мы спустились по узкой лестницы до первого подземного этажа с камерами.

Коридор был не узкий, не широкий, достаточный, чтобы да человека шли плечом к плечу и до них не могли дотянуться узники. Каждая камера была отгорожена от соседней каменной стеной, а от коридора - частой железной решёткой из кованых прутьев.

Друг от друга тюремные кельи отличались только длинной, а вот глубина была у всех одинаковая, примерно метра три с половиной. Самая протяжённая имела около десяти метров и была буквально забита людьми.

- Ого, это банда? Разбойничья шайка? - удивлённо спросил я. Народу в камере было человек тридцать пять, места, чтобы лечь не было, и все заключённые сидели на корточках или стояли, прислонившись к сырым стенам. Хотя, лично я бы ни за что не стал бы ложиться в эту грязь на полу камеры, из которой местами торчали пучки соломы.

- Да какой там, - махнул рукой стражник, - севры простые. Крестьяне из должников. Долговая тюрьма для таких уже переполнена, вот и перевели часть сюда, в эту седьмицу в последний день будет устроен невольничий аукцион. Может, кто-то и купит их для работ, всё ж лучше, чем тут помирать.

У меня по коже мороз прошёл, когда я представил, что мог попасть в тело одного из этих людей, раба или бесправного крестьянина, который в тридцать лет уже выглядит стариком, если ему не повезло с землевладельцем и наделом.

Через несколько камер в крошечной одиночке, похожей на пенал из-за своей узости, был распят на стене страшно измордованный щуплый мужчина с бородой и длинными волосами, которые превратились в колтун от грязи. При виде нас он страшно закричал, потом заскрипел зубами, завыл и задёргался в кандалах.

С губ потекли струйки крови, а суставы хрустели и выворачивались так, что человек уже давно должен был потерять сознание от болевого шока.

- Одержимый это, не обращай на него внимания. Его один из магистров уже выкупил для опытов. Заплатил, чтобы его придержали в тюрьме несколько дней, пока он приготовит для него место.

- Да он убьёт себя раньше!

- Ха, убьёт себя? - хохотнул спутник. - Да это же одержимый! Он по нескольку раз в сутки себе кости ломает и рот разрывает крича и завывая, и потом всё заживает на нём, как на собаке. Непростой бес в нём сидит, совсем непростой.

Десять следующих камер были заполнены семью десятками городских воров, убийц, горными и лесными разбойниками.

Внимание привлёк человек в одной просторной камере, находившийся там в одиночестве, хотя в соседней такой же сидели шестеро. И выглядел он вполне себе неплохо - в меру упитан, румянец на щеках, одежда мятая, манжеты и воротник засаленные, но выглядит практически новой в сравнении с лохмотьями прочих заключенных. Обстановка в камере и вовсе режет глаза: стол из плохо струганных досок, табурет, веревочный гамак крепился к скобам в стене, предназначенным для кандалов. В гамаке лежало толстое шерстяное одеяло.

- Великой милости Госпожи вам, всемилостивые господа, - расплылся в угодливой улыбке странный мужчина, едва только напротив его камеры показались мы со стражником. - Ничего там не известно обо мне?

- Нет, Урун, ничего. Госпожа судья не вернулась ещё в город, а другие судьи твоё дело вести не хотят, - ответил ему стражник.

- Эх, - тоскливо вздохнул узник, - когда же вернётся-то... господа стражники, ой, простите, темно тут, не разглядел, - тут же рассыпался он в извинениях, - ваша магическая милость, господин стражник, а вы про моих друзей ничего не слышали? Господина Варкона, господина Жуфалэ и госпожу Юсу Пэль?

- Ха-ха-ха, - громко засмеялся мой гид, - нашёл господ! Ха-ха-ха! Урун, с такими друзьями и обвинений не нужно, ха-ха.

А тот только руками развёл:

- Друзей не выбирают, господин стражник. Так вы не знаете про них ничего?

- Да как не знать - знаю. Юсу по прозвищу Золотая Губа, нашли три дня назад у себя в борделе с залитым в горло золотом. Черноногий, он же Жуфалэ, повесился на собственных кишках в лавке, а Варкон пропал, почуял Проныра, что не жить ему и решил лечь на дно. Или в самом деле лежит на дне одной из речек с вскрытым брюхом, забитым камнями.

В полумраке было видно, как сильно побледнел Урун, на мгновение самообладание и силы покинули его, он пошатнулся и чтобы не упасть, ухватился за прутья решётки.