В половине пятого

– Но мне нравится на тебя смотреть, – возразил Тодд, но Стивен уже снова пристраивал на нос очки.

– Теперь я могу якобы созерцать реку, как им всем будет казаться, а на самом деле буду, находясь в этом убежище, смотреть и смотреть на тебя, пытаясь досыта насмотреться. Нет, я не верю! Не могу поверить! Не могу поверить в то, что ты действительно приехал. Что ты хотел приехать. Что ты захотел сделать мне этот невероятный подарок. Я просто вынужден надевать эти очки, когда смотрю на тебя. Тебе девятнадцать лет. Я же ослепнуть могу! Нет, не надо ничего говорить. Позволь мне самому все сказать: пусть это считается твоим мне подарком. Частью твоего подарка. – Когда Стивен надевал зеркальные очки, у него и голос тоже становился более мягким и округлым, способным запросто отразить любой вопрос, заданный или не заданный.

Но Тодд упрямо заявил:

– Подарки обычно дарят друг другу. Чаще всего, по крайней мере.

– Нет, нет, нет, – прошептал Стивен. – Я ничего тебе не подарил. Ничего.

– А это все? – Тодд обвел взглядом красные канны, белую гостиницу, темные горы, синюю реку.

– Ну да, это все… – эхом откликнулся Стивен. – И плюс миз Гертруда и миз Алиса Би… Господи, да эти женщины преследуют нас, точно наши собственные отражения в комнате смеха! Только не смотри в их сторону!

Но Тодд уже посмотрел через плечо и сразу увидел обеих женщин. Они поднимались от реки по тропинке, вьющейся среди подстриженных лужаек. Та, что постарше, шла впереди, а молодая довольно сильно отстала, неся удочки. Увидев, что он обернулся, та, что постарше, показала ему парочку весьма увесистых форелей, подняв их повыше, и выкрикнула какую-то фразу, кончавшуюся словом «завтрак!».

Тодд кивнул и поднял руку с раздвинутыми в виде буквы V пальцами, поздравляя их с победой.

– Они ловят рыбу, – прошептал Стивен. – Они выгоняют на отмель китов. Они ловко блефуют, играя в покер. Они валят гигантские секвойи. Они занимаются гонкой ракетных вооружений. Они вспарывают брюхо медведям. Господи, да пусть они занимаются чем угодно, только оставят нас в покое! Эта тупая, размахивающая связкой рыбы лесбиянка… – нет, в данный момент это выше моих сил! Скажи мне, они уходят?

– Уходят.

– Вот и хорошо. – Выпуклые черные линзы опять повернулись к Тодду, и в них мелькнули отражения красных канн. – Надеюсь, они уже освободили ту весельную лодку, на которой мы надеялись покататься? Ну что, сплаваем куда-нибудь?

– Конечно. – Тодд встал.

– Ты правда хочешь, Тодди?

Тодд кивнул.

– Ты соглашаешься на все, что бы я ни предложил, о чем бы ни просил. А ты должен делать то, что нравится тебе. Потому что, когда приятно тебе, приятно и мне.

– Пошли.

– Пошли, пошли, – снова эхом откликнулся Стивен и, улыбаясь, поднялся на ноги.

Проплыв по ленивым водам озера до самой плотины, Тодд осушил весла и соскользнул на дно лодки, удобно прислонившись спиной к скамье и вытянув ноги.

У него за спиной Стивен хрипловатым голосом почти неслышно напевал:

– Dans les jardins de mon pere [4]… – а потом, помолчав, он тихонько произнес вслух:

– И никакой надежды на весенние скидки, – заметил Тодд.

– Да этого все равно никто перевести не сумел.

Тодд почувствовал, как палец Стивена, легкий, как пушок, с нежностью скользнул по внешней кромке его уха.

Над озером стояла полная тишь. Тодд чувствовал на губах привкус соленого пота – слишком уж интенсивно он греб. Стивен у него за спиной, на носу, сидел совершенно тихо, ни слова не говорил.

– Одна из этих особ тут, под скамьей, банку с наживкой оставила, – сообщил Тодд, разглядывая банку.

– Только не вздумай сам им эту банку относить! Я ее оставлю у дежурного в гостинице. А лучше просто за борт выброшу. Это же тот самый предлог, которого они давно ждут! Типичная подстава. «О, как это мило с вашей стороны! Нам просто до смерти хотелось поближе познакомиться с вами и вашим отцом. Я – Алиса Би, а это Герти. Правда, мальчики, здесь классное местечко?» Это называется лесбийский штурм.

Тодд засмеялся. И снова у него по внешнему краю уха точно перышком провели. Он почесал ухо, подавив дрожь наслаждения.

Единственное, что он мог видеть, полулежа на дне лодки, это бесцветное небо и один длинный, залитый солнцем горный кряж.

– А знаешь, – сказал он, – по-моему, ты на самом-то деле неправильно их понял. Эта девушка вчера вечером разговаривала с Мэри, ну, с той девушкой, которая нам еду готовит, вспоминаешь? Я вышел на террасу выкурить сигаретку с марихуаной, и было уже поздно, и они там разговаривали, а я услышал. Она ей рассказывала, что приехала сюда с матерью после того, как умер ее брат, за которым мать очень долго ухаживала. Он чем-то там много лет болел, или у него что-то с головой было не в порядке, или еще что-то в этом роде. В общем, когда ее брат умер, она решила привезти мать сюда, в горы, чтобы та отдохнула и хоть ненадолго сменила обстановку. Так что на самом деле они, скорее всего, мать и дочь. Я посмотрел в регистрационном журнале, когда заходил в гостиницу, и там записано: Элла Сандерсон и Энн Сандерсон.

Отец у него за спиной продолжал молчать. Тодд, вытянув шею, понемногу стал поворачивать голову и наконец увидел, что лицо Стивена запрокинуто к небесам и они отражаются в его черных очках, как в зеркале.

– Это что, так важно? – спросил Стивен на редкость унылым тоном.

– Да нет. – Тодд поднял голову и посмотрел вдаль: на горизонте, где бесцветная вода смыкалась с бесцветными небесами, узкая полоска гор переходила в плотину.

– Нет, это совершенно не важно, – снова сказал он.

– Я мог бы сейчас потопить эту лодку, – услышал он за спиной печальный нежный голос. – Пойдет на дно, как камень.

– Давай, топи.

– Понимаешь…

– Конечно. Здесь же самая середина. Не поймешь, где небо, а где вода. И все равно – что тонуть, что лететь. Никакой разницы. Когда ты посредине. Ну что же ты? Давай, топи.

Довольно долго оба молчали, потом Тодд снова сел на скамью, вставил весла в уключины и принялся грести, спокойно и широко, в обратную сторону от дамбы. По сторонам он не смотрел.

Земляные валы

Отец Энн недавно устроил запруду на ручье, протекавшем у них на ранчо под тем холмом, на котором стоял дом, и после ланча они прогулялись туда – посмотреть, что получилось. На высоком голом золотистом холме по ту сторону пруда паслись лошади. Там, где уже успела отступить высокая вода, собравшаяся за сезон дождей, берега выглядели голыми и грязными; вдоль всей летней границы воды тянулась красноватая кайма мокрой глины. На берегу, у небольшого причала, лежала весельная лодка, на суше казавшаяся чересчур громоздкой. На этом причале Энн с отцом и уселись – болтая ногами в тепловатой воде. Они слишком наелись и слишком много выпили, так что плавать им пока не хотелось. Хотя малыш еще даже и не ползал, а в данный момент вообще крепко спал, одна лишь мысль о том, что от него, спящего, до воды меньше шага, вызывала у Энн неясную тревогу, и она то и дело оглядывалась на мальчика и касалась рукой подстеленного под него байкового одеяльца. Чтобы скрыть свою чрезмерную заботливость или отыскать для нее какие-то оправдания хотя бы перед самой собой, она каждый раз, обернувшись к сыну, поправляла свою хлопчатобумажную рубашку, пристроенную над ним для защиты от жаркого солнца.

– А теперь, – сказал отец, – я бы хотел послушать, как ты живешь. И где. И о той женщине, с которой ты живешь. Начни с этого.

– Мы живем в Сан-Пабло, на первом этаже довольно старого дома. Там две спальни и что-то вроде стенного шкафа или кладовки, где я устроила комнатку для Тодди. Верхний этаж занимает пожилая японская пара. Окрестности так себе, грязноваты, зато там много хороших людей, а наш квартал и вовсе приличный. Доволен? Теперь о Мэри. Она лесбиянка, но я с ней не живу. Вообще-то ее только Тодди интересует.