Конан и Слуга Золота(СИ)

Вдруг найдётся что-либо интересное и в Ферхеме?

С приятными мечтами о благах цивилизации, к которым можно приобщиться с помощью денег, он и уснул.

Пробуждение оказалось отнюдь не таким приятным.

Острое чувство надвигающейся опасности пронзило всё его тело. Тем не менее, он сдержал первый порыв, и не вскочил, и не бросился с мечом на неизвестного, пока невидимого врага. Оставаясь наподвижным, он чутко прислушивался, стараясь точно определить источник опасности, а слабый свет звёзд – красавица луна ещё не вышла из-за громады Усой-Дарийского хребта – давал достаточно света для его необычайного зрения. Пока враги, вроде далеко – свободно можно в случае чего успеть выхватить меч…

Так, всего противников трое. Причём только двое из них люди. Вон они, шагах в двадцати за гребнем холма. Очень тихо шепчутся. Жестикулируют. А вот этот, в тридцати футах, похож на большую собаку. Наверное, отдрессированную перегрызать спящему врагу горло с одного движения страшных челюстей!

Вот повезло-то. Вор наткнулся на грабителей.

Насмешка судьбы? Да, пожалуй.

Конан приготовился, и ещё раз внимательно осмотрелся и вслушался.

Нет, кроме его же лошадей, ушедших вниз по лощине, наверное, за водой, других участников налёта не имелось. Что ж. Не повезло им, беднягам.

Тёмный, ничем не пахнущий зверь продолжал ползти к нему. Когда до Конана оставалось не больше десяти футов, из-за холма прозвучала тихая отрывистая команда.

Огромный пёс взвился в воздух и одним прыжком достиг Конана. Однако страшно блеснувшие клыки не сомкнулись, как обычно, на горле беспомощной спящей жертвы! И прыжок страшному зверю завершить не удалось: ещё в полёте его грудь встретила острый железный зуб, и всей своей массой хищник ударил в него, оказавшись нанизан, словно какой-нибудь фазан, на вертел!

Хриплый рёв огласил ночь, тело зверя конвульсивно забило ногами.

Киммериец не стал терять время на освобождение меча. Вместо этого он отбросил дёргающееся в агонии тело подальше, сам же схватил верный крепкий туранский лук, и кинулся зигзагами вверх по склону.

Предосторожность оказалась не лишней. Одна стрела выбила искры у него из-под ног, попав в камень, другая обдала ветром щёку, пока шли три секунды, за которые он достиг гребня холма.

Две тени уже бежали в разные стороны. Успевшую отбежать подальше Конан сразил стрелой, другую, замешкавшуюся, – выхваченным из-за голенища кинжалом. Тот, что был убит стрелой, даже не вскрикнул, рухнув лицом вниз на каменно-травянистый склон. Тяжёлый арбалет громыхнул о камни. Стрела вошла убитому прямо в сердце.

Другой, с кинжалом в печени, ещё стонал, и пытался отползти подальше.

Присев, чтобы не выделяться на фоне ночного неба, Конан с минуту выжидал, окончательно убедившись в отсутствии других соучастников. Нет, этих шакалов было только трое – вернее, двое: не к чему оскорблять пса. Ведь он лишь выполнял приказы хозяев.

Вот, значит, почему по этой тропе перестали ездить…

Подойдя к стонущее-ползущему, варвар понял, что тот уже не опасен. Прикидываться в такой ситуации невозможно. Широкий кровавый след и наполненные болью и страхом глаза выдавали полную беспомощность бывшего охотника на людей. Человек замер, вжавшись спиной в валун побольше, когда Конан с другим кинжалом в руке приблизился шага на три. Никакого оружия в тонких руках не было.

– Что, приятно быть дичью?! – прорычал взбешённый ещё киммериец, буравя глазами беспомощного теперь врага. Правда, в его распоряжении были только глаза бандита – всё остальное лицо скрывала чёрная тканевая повязка. Чёрной же была и вся остальная одежда грабителя, а руки и часть лица оказались вымазаны сажей: так делал и сам варвар.

Глаза на его выпад никак не отреагировали, из чего Конан сделал вывод, что его не понимают. Ругнувшись, он повторил вопрос на туранском, а затем и на шемитском. Ага, его поняли – глаза прищурились. Но отвечать ночной гость явно не собирался.

Тогда, засунув свой кинжал на место, Конан подошёл поближе, и, опустившись на колени, принялся разматывать что-то вроде шарфа,закрывавшего лицо раненного. Небрежно он отбросил в сторону маленький кинжальчик, которым тот попытался ткнуть в него. Он даже не выругался ещё раз.

Густые тёмные волосы рассыпались по плечам незнакомки, и Конан понял, что перед ним, как ни странно, женщина. Вот теперь он выругался. Но уже про себя.

Молча он с минуту изучал лицо явно восточного типа, и ломал голову, как и почему женщина могла выбрать такую профессию.

– Пить… – еле слышно выдохнула наконец, раненная. Как ни странно, она была довольно миловидлна, но с квадратным волевым подбородком, и высоким лбом. На вид ей можно было дать лет сорок, или чуть больше.

Хотя варвар знал, что рана в правом боку смертельна, и с пробитой насквозь печенью его жертва не протянет больше десяти минут, он буркнул:

– Сейчас. – и отправился за флягой.

Больше двух глотков женщина всё равно отпить не смогла – её жажда была вызвана не столько потерей крови, сколько тем, что повреждена печень. Захлёбываясь и задыхаясь, она откинулась вновь на камень: струйки воды стекли по лицу и шее на одежду.

Глядя на грабительницу, Конан, хоть и испытывал определённые сожаления, отнюдь не раскаивался в содеянном. Уж раз эта несчастная взялась за ремесло бандита, то и получила по заслугам. Он знавал страны, где за подобные преступления её смерть была бы куда дольше и мучительней, не говоря уже о сотнях издевающихся, тычущих пальцами, и гогочущих зрителей. Сам он нападение на спящего, да тем более, с помощью собаки, считал верхом подлости и низости, достойных только трусов и мерзавцев.

Поэтому,повернув к себе бессильно опустившуюся голову со слипшимися уже от смертельного пота и воды, волосами, и закрывшимися глазами, он довольно бесцеремонно потряс её и спросил:

– Кто ты? Как звать тебя?

Ему пришлось повторить встряску и вопрос. Губы разлепились:

– Я… Ха… физа. – еле слышный стон-шёпот.

– Сколько вас было? Кто ещё с вами?

– Только… двое… И Серая… – теперь приоткрылись и глаза. Тусклые.

Ага, значит, собака – сука. Надо же. Две женщины в одной банде. Или – три?!.. В любом случае – явно перебор. А впрочем…

– Ну и сколько человек вы прикончили? – по-правде говоря, он не ожидал правдивого ответа на свой вопрос, тот вырвался чисто машинально, так как ему всё же было интересно, на что была способна эта странная банда. Да и просто молчать, ожидая неизбежной смерти незнакомки, глядя, как по каплям уходит жизнь из тёмных миндалевидных глаз, было неприятно.

– Сем… надцать. – тем не менее расслышал он. Видать, Хафиза тоже не сомневалась в своей смерти, и не видела смысла запираться.

– А этот… там – кто?

– Брат… мой… брат… Рувэм.

Понятно, семейный дуэт. Ну правильно. Чтобы, значит, деньги и тайну ни с кем не делить. Да и кому в этиот продажный век можно доверять, как не кровному родственнику?

– И кто у вас за главного?

– Я… я!

Густая чёрная кровь хлынула у неё изо рта, и остекленевшие глаза остановились, наконец, в одной точке. Тело обмякло, и сползло с камня, так как Конан отпустил его.

Вздохнув, Конан всё же прикрыл эти потускневшие очи. Затем вынул и обтёр своё оружие и отправился рыть могилу в месте, где земли было побольше, чем камней.

К рассвету яма была готова, и брат с сестрой мирно легли рядом. Семнадцать человек оказались отомщены. Заброшенная горная тропа снова станет безопасной.

Засыпав землёй и завалив обломками скал тела, Конан вернулся в лагерь. Оба коня были стреножены, поэтому особенно далеко не разбрелись. Пока Конан грузил своё немудрёное имущество им на спины, они всхрапывали и опасливо косились на мёртвого, но всё равно страшного тёмно-серого хищника, лежащего на боку.

Это оказалась вовсе не собака. Это была огромная скальная рысь. Но – с обрезанными, как у боевых собак, ушами и хвостом, и в ошейнике с дюймовыми стальными шипами. Конечно, она была страшным противником. Вот именно. Была.