Симон маг

Чаще всего Симон говорил о героях. Они бросают вызов судьбе и решаются на отчаянные подвиги, чтобы получить бессмертие. И Елене казалось, она видела, как храбрец Персей, сняв подаренную богом Гермесом крылатую обувь, осторожно пробирается в толпе статуй на острове Горгоны. Каждая статуя сжимает оружие в холодных мраморных руках, а на лице у статуй ужас. Каждая статуя была когда-то смельчаком, но одной смелости мало для победы. Только герой знает, как победить страшную Горгону, пронзив ее не глядя, точнее, глядя на ее отражение в зеркальном щите. Черные лучи напрасно светят из глаз змееволосой хозяйки статуй – в бронзовом зеркале, подаренном Афиной, убивающие лучи не отражаются.

Елена слушала-слушала, иногда переспрашивала, что значит греческое или египетское слово, и ей казалось, она могла бы слушать вот так и идти рядом с магом всю жизнь. А когда она все-таки уставала, Симон показывал Елене удивительные сны. Устроившись в тени оливковой рощи или в прохладном гроте, они звали птиц и бросали им крошки своего волшебного хлеба. Каждый вечер Симон оставлял в сумке один кусочек лепешки, и каждое утро она оказывалась целой. Птицы клевали, и маг говорил с ними на непонятном Елене языке. Это не были слова греков или египтян, она вообще никогда не слышала подобной речи, а спросить не успевала, потому что ее очень быстро охватывал сон. Положив магу голову на колени, она закрывала свои большие темные глаза, а он клал ей ладонь на лоб и продолжал говорить на языке птиц. Маг брызгал последние капли вина из кувшина себе под ноги, и вино уходило в землю, а Елене снились странные сны, знакомые ей с детства. Она видела себя на высокой крепостной стене, а ей навстречу по бескрайнему морю плыли сотни кораблей. И откуда-то Елена знала, что сегодня начнется война и что по-другому не может быть, ничего не изменишь, великая война между Западом и Востоком уже началась много веков назад, и она, Елена, способна оказаться в прошлом, но не в силах его изменить. Она видела себя ночью, бегущей к пристани в Спарте, суровом городе, где главным развлечением были мужские соревнования по подъему быков и перетягиванию каната. Восточный принц Парис обещал ей совсем другую жизнь, если она уедет с ним, – полную музыки, золота, роскоши, праздников, диковин и волшебства. И, завернувшись в одежду своей служанки, она бежала на троянский корабль, к принцу Парису, зная, что за ней отправят погоню, и чувствуя, что войны не избежать.

В тех же снах она видела себя царевной, которую везет на спине по морю белый бык с золотыми рогами. Царевне и страшно, и смешно плыть в неизвестность на чудесном быке. Взволнованные сестры машут ей с берега, показывают, чтобы спрыгнула и плыла назад, пока еще недалеко. Но ей не хочется прыгать. Любопытство сильнее страха. Да и никогда она не чувствовала себя настолько защищенной, как сейчас, на этой пушистой спине. Розы в ее руках пахнут сильно и сладко. Их можно бросить в волны и держаться за блестящие рога, но принцесса не торопится, ей нравятся розы – они, да еще платье, это все, что осталось у нее в память о родных берегах. Она решает непременно засушить и сохранить эти цветы, в какой бы земле она ни оказалась. Царевна откуда-то знает, что бык ни за что не даст ей упасть в воду и так, даже если не держаться. И еще ей щекотно сидеть на этой белоснежной, как облако, спине. Бык жмурится. Ему тоже приятен запах роз.

Симон продолжал говорить и когда она засыпала. Он разговаривал с ней, с птицами, с хлебом, с ветром, с деревьями, тенями и камнями и, задав вопрос, почтительно ждал ответа, пока не слышал его в своей голове. Мир для мага был книгой, которую можно не только читать, но и дописывать. Он спрашивал спящую Елену, где найти скорлупу яйца, из которой родилась красавица, ставшая причиной великой войны между Западом и Востоком. Ведь Елена не была рождена смертными людьми, ее послали боги в яйце на землю, и скорлупа, оберегавшая божественного младенца, могла помочь магу удвоить его силу. Он спрашивал, где сейчас хранится золотое яблоко, которое вручили прекраснейшей из богинь, и что стало с останками ящика, открытого Пандорой. Боги заперли в нем смерть, болезни и ненависть, чтобы проверить людей, но любопытная Пандора, надеясь, что там сокровища, попыталась взломать ящик. Он взорвался, и войны с болезнями разлетелись по всему миру.

Не просыпаясь, Елена отвечала магу. Она видела все, о чем он ее спрашивал. Она была там. Во сне она помнила все. Она становилась тем, кем он просил ее стать. Во сне она говорила на языках, которых не знала наяву. Теперь Симон знал даже то, что ускользало от него раньше.

– Я не ошибся, – повторял он, убирая ладонь со лба Елены, – в тебе живет мировая душа, которая приводит в движение все. Она зовет всех нас, она учит видеть смысл и красоту вокруг, и она переходит из одного прекрасного тела в другое в каждом новом поколении людей.

Симон слушал спящую Елену и решал: что еще он хочет узнать? От этого зависело, сколько дней им осталось идти до Рима.

Пару раз они садились на корабль вместе с купцами, везущими рабов. Платой за плавание был волшебный рецепт, рассказанный по секрету морякам. Теперь они знали, что нужно опускать за борт и какие слова повторять, чтобы умилостивить бурю и спасти судно.

Горшечник продавал свою посуду, выстроенную в ряды, у дороги. Пока покупателей не было и торговаться не с кем, он делал новую амфору под натянутой от солнца тканью, вращая ногой гончарный круг и нежно выдавливая ладонями нужную форму из послушной глины.

– Посмотри, – указал маг Елене, – глина скользит в его руках, будто она всегда хотела стать амфорой или кратером и только ждала прикосновения мастера. Неделю назад, когда мы отправились в путь, ты была со своими снами такой же глиной, а сегодня стала редкой амфорой, полной тайного знания.

Сын горшечника месил ногами глину в яме за спиной отца. Симон подозвал его, присел к амфорам и легонько стукнул костяшкой пальца по одной, а потом по другой, третьей, четвертой. Вышла очень приятная веселая мелодия, которую хочется повторить. Мальчик, стесняясь глины на своих ногах, подошел, подобрал на ходу палочку и попробовал продолжить музыку. Раздалось дребезжание. Горшки то квакали, то ухали, то слишком глухо стонали, явно отказываясь быть музыкальными. Мальчик рассерженно уставился на них, будто собирался разбить.

– Чтобы знать, по каким стукнуть, нужно замерить их объем, – подсказал маг, – в Греции этому учил Пифагор. Только целые числа рождают музыку, иначе выйдет обычный шум. Вода из каждого сосуда должна умещаться в другом два, три, четыре или больше раз, но, пожалуйста, никаких половинок, долей и дробей, это погубит мелодию.

Мальчик выслушал и, взяв несколько горшков, понес их к бочке с водой, мерить объем и проверять слова незнакомца.

– Как идут дела? – спросил Симон сидящего за гончарным кругом продавца.

– Боги милостивы, в пути у людей многое бьется, так что я не жалуюсь. Прежде чем попасть в Вечный город, люди нуждаются в новой посуде взамен разбитой, – ответил горшечник, вытирая руки и кланяясь путникам. – Когда-то я был солдатом и мог пополам разрубить варвара, – гордо добавил он, показывая шрам на шее, – но давно вернулся домой и занялся амфорами и горшками, получив разрешение продавать их на этой дороге. Мне кажется иногда, я буду их делать, пока не сделаю столько, сколько врагов истребил наш прославленный легион.

Тонкая и счастливая мелодия послышалась вновь. Горшечник обернулся. Это его сын, измерив посуду, выстукивал на ней музыку мага.

– Кто такой Пифагор? – переспросил горшечник. – Придворный музыкант? – Оказывается, он слышал весь разговор Симона с ребенком.

– Греческий мудрец, влюбленный в числа. Он учил, что только число бесконечно и потому прекрасно, а все остальное, и горшки, и враги, когда-нибудь заканчивается. И потому все подчиняется числу, как божеству. Однажды ночью у храма ему открылось: боги говорят с людьми на языке чисел и правильных фигур. Круг это повтор времен года, квадрат – четыре главных элемента: вода, воздух, земля, огонь. А треугольник – мир из трех видов существ: богов, людей, животных.