Хранители времени

"Стивен Сигал возглавлял спецотряд, — вспомнилось ему, — у него был приказ вырубать всех подряд. И он вырубил всех, и он вышел на связь. "Сэр, я вырубил всех!" — доложил он, смеясь…"

Никакого сходства, — проворчал капитан. Леориэль непочтительно захихикала.

Варон залэз балшой сасна и начал пасылат всэх на…

Новый аарт был длиннее других и значительно сильнее. Чертог перемещений снова исчез, и сферу обступили высокие деревья с лиловой листвой. Облака были фиолетовыми, небо — оранжевым, в воздухе парили крылатые коровы, а в траве шныряли зверьки, похожие на помесь хорька, барсука и штопора.

Только теперь Ларвеор понял, насколько уважают родителей в далёкой России. Глядя на это чудо, барды вспоминали своих матерей. Они звали их с такой искренностью, с какой волхвы призывают Творца. А когда на соснах выросла редиска, они вспомнили даже предков своего народного героя, садовода Мичурина, который полез на ёлку за укропом и был задавлен арбузами.

Чтоб в лэс всэгда биль дружба-мир, варон в ратан ваткнулы сыр…

Сивер уверенно заявил, что подобные изменения восприятия являются результатом применения многослойной иллюзии или вдыхания пыльцы растений, провоцирующей возникновение галлюцинаций. «Злыдни» привычно пропустили его слова мимо ушей, лютнисты ещё кого-то вспомнили, а барабанщик сказал, что даже когда приходит zwezdets ("Должно быть, демон вроде нашего Лесоруба", — решил капитан), водку с пивом лучше не мешать. И, вообще, закусывать, закусывать надо!

Полуэльф обиделся.

Щёль гордый звэр лысыц. Скучаль. Увыдэль сыр и за торчаль…

Тем временем на поляне, заросшей ядовито-зелёными цветами, странные люди в костюмах животных делали… э-э-э… занимались… в общем, играли в жестокие игры. И пока мужская половина компании, кроме Аринха и Сеи, уставившись в пол, брезгливо поджимала губы, женская, кроме Малинки, прилипнув к защитному куполу, восторженно следила за представлением. Верная служительница Матери-Природы, чьи винно-красные локоны великолепно оттеняли посеревшее личико, от возмущения едва могла дышать. И молчала только потому, что «затычки» Кристанна ставила отличные.

Хадиль вакруг питнадцать круг, пабиль рекорд, и молвиль вдруг…

Аринх, никого не замечая, торопливо покрывал лист пергамента неровными рядами орочьих рун. Лист был пожертвован Ларвеором с настоятельным советом "не заниматься ерундой", но если у орков и есть святыни, то это семья и народное творчество. А тот, кто смел отпускать по этому поводу плоские шуточки, рисковать познакомиться с острым, как бритва, языком или тяжелым княжеским кулаком.

Почему княжеским? Потому, что Аринх был князем. То есть, не был. Но вполне мог им стать, если бы его не застали за распитием контрабандного спирта с эльфийским шпионом из священных чаш клана и не вынесли (вытолкали, если бы он мог идти) за границу становища.

Тем шпионом, к слову, был Сейеанно леэ Кьелеанош ди'Вуорнэй или просто Сея. То есть не был.

Чэго ты, геноцвале, ждёщь? Ы сам нэ ещь, и нэ даёщь?

Не в смысле, не был шпионом, а не был эльфийским — он был шпионом сирен. Но Собрание Старших сочло чуть ли ересью мысль, что пустоголовые болтушки, которым бы только песенки орать да моряков топить, способны кого-нибудь куда-нибудь заслать. Тем более шпиона. Тем более к оркам. В безводные (!) степи. И белобрысого красавца, ничтоже сумняше, приписали к эльфам, которые в тех краях агентуру имели обширную и разветвлённую. Остроухие всерьез обиделись: они-то знали, что из барда шпион — как из тыквы пион, эльфийско-орочьи отношения, и так не слишком тёплые, совсем заиндевели… и произошло то, что потом назвали Возней на Крысином кладбище.

Каждый раз при воспоминании о ней лицо Сеи озаряла светлая и радостная улыбка, завидев которую младенцы почему-то начинали истошно орать.

Ы толко дразнищь свой еда с балшой апасний висота?

Экс-шпион пребывал в отличном настроении. Вообще-то он берёг здоровье и редко поднимал себе настроение душистыми травками и алхимией, а также не пил, не курил, в карты не играл… не верится? И правильно. Но не пойман — не вор, а за руку Сею не ловил даже Ларвеор. Однако подлая чародейская лирика просила пилюли. И даже не просила — требовала.

Варон паслаль бы звэра на, но сыр ва рту тарчит — хана!

Птыц чёрний лапка изогнул и [цензура] лисиц под нос ваткнул…

Воином Сея был превосходным — других в ВД и не брали, но как у всякого барда мозги у него работали немного иначе, чем у обычных людей и нелюдей. Однажды он голыми руками вырвал сердце из груди огра, полюбовался, как оно трепещет у него в ладони, раздавил и пошёл на свидание, а назавтра — плакал, залечивая лапку помойной кошке. Он не боялся ни демонов, ни темноты, ни змей, ни крыс, ни подземелий, но от детишек шарахался, словно гарпия от зеркала. Поэтому, едва очередной аарт ("Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу…") материализовал в зале трёх маленьких девочек в белых платьицах и громадного бурого медведя, бард на всякий случай бросил в рот успокоительную пилюлю. И даже как-то пережил первые две строчки. Но когда после слов "С корнем выдрали язык, наступили на кадык", девчушки с леденящими душу воплями налетели на несчастного мишку…

Варон упаль, прищёль весь лес. Кто что-та нёс с сабой, кто бэс…

К счастью, у Кристанны и Сивера как раз кончилась очередная фаза примирения, и они дружно угостили парня, бьющегося о купол, как рыба об лёд, «сногсшибателями». Леориэль, нежно улыбаясь, впихнула в него сиверов гриб и ещё пару пилюль. Качество у лекарства было отменное, Сея тотчас «просветлился» и тем спасся от встречи с лиловым лесом и превращения своих мозгов в кисель.

Тэпэр варон прастой пэтух и сыр ва рту давно пратух…

— Шождатель, жаткни его и я больше ни о чём не попрошу! — обхватив голову руками, взмолился Шольд.

— Дэржи рот на замок! Сэчас Хранытэл гаварыт! — отрезал Аринх. — Ну давай жэ, батоно! Давай, дарагой! Нэ малчи, панымаеш!

— Твориц, ты оцэ чул, — еле слышно пробормотал Сея. — Кажи ж мэни, чи то я совсим з розума зийшив, чи попав на пункт прийима у Едины Силы Свита? А колы попав, где ота малюлька з дитыною у пинджаке та промовою "А ты записался Хранителем?"

Марал грузынский басня прост: За рот дурной в атвете хвост!

Крутите руками,

Машите ногами,

Кто настоящий маг,

Тот волшебнётся с нами, — веселым и довольным голосом, предвещавшим очередную пакость, провещал чародей.

"Злыдни" напряглись. Аринх произнёс короткую, но прочувствованную молитву, обращённую к Небесному Промыслителю, Леориэль поддержала его мелодичным заклинанием на эльфийском, а Ярок тщательно законспектировал их монологи, чтобы позже найти значение незнакомых слов в словаре. Сивер и Кристанна добавили по два заклятья к уже висевшим в готовности, обновили щиты, но прежде — схватились за руки. Раздалось негромкое, но ехидное хихиканье (это Даня не смогла сдержаться), сухой треск и несколько хлопков (это один за другим взорвались все её амулеты). Маги переглянулись, и Даня, взвизгнув, подскочила — её куртка задымилась, рукава охватило пламя. Ларвеор поднял голову от очередной книги ("злыдни" не без основания подозревали, что карманы его куртки бездонные, но проверять не решались) и, выждав, пока Зикка и Малинка потушат подругу, меланхолично обронил:

— Зато не голова.

— Браточки, а шо такэ "волшэбнэцца"? — спросил Сея, дожевывая очередную пилюлю. Лазурные глаза барда с безграничной нежностью смотрели друг на друга. — Чаруванье чи шо?

Пришельцы — барды, мумий, повар, «термонатор» и даже тётка в красном халате — задумались. А аарт привёл в действие потусторонние силы, и у дальней стены зала возник невысокий помост с высокими дырчатыми ящиками по бокам. Уже знакомая Ларвеору невидимая рука подхватила упирающихся бардов, вознесла на помост, троих поставила в ряд, а четвертого усадила за странную конструкцию из тарелочек и барабанов. Те выразили своё изумление двумя словами. Забегая вперед, скажем, что первое Ярок не смог найти ни в одном словаре.