Драконы зимней ночи

— Мера также гласит, — медленно проговорил Стурм, — что мы не должны отнимать жизнь понапрасну, что мы вступаем в бой лишь защищая себя или других. Эльфы же убивать нас не собирались, так что и защищаться необходимости не было.

— Как так? Ведь они в вас стреляли! — Государь Альфред пристукнул по столу затянутой в перчатку рукой.

— Верно, господин мой, — отвечал Стурм. — Но все мы знаем, что эльфы — непревзойденные стрелки. Если бы они вправду хотели убить нас, они бы не всаживали стрелы в деревья.

— Как по-твоему, что произошло бы, если бы вы все-таки напали на эльфов? — спросил Гунтар.

— Произошла бы трагедия, господин мой, — тихо сказал Стурм. — Впервые за много поколений эльфы и люди стали бы убивать друг друга. Еще я думаю, что это очень порадовало бы Повелителей Драконов…

Молодые рыцари зааплодировали.

Государь Альфред сердито посмотрел на них, возмущенный столь серьезным нарушением правил поведения, предписанных Мерой.

— Позволь напомнить тебе, государь Гунтар, что здесь судят не Дерека Хранителя Венца. Его-то доблесть засвидетельствована на полях сражений бессчетное число раз. Думается, мы вполне можем положиться на его слово в отношении того, что является враждебной акцией, а что не является. Так значит, Стурм Светлый Меч, ты утверждаешь, что обвинения, выдвинутые против тебя государем Дереком Хранителем Венца, ложны?

— Господин мой, — начал Стурм, облизывая пересохшие, потрескавшиеся губы. — Я не обвиняю рыцаря во лжи. Я говорю лишь о том, что он неправильно истолковывает мои поступки.

— А зачем бы? — спросил государь Микаэл.

Стурм помедлил.

— Я предпочел бы не отвечать, господин мой, — наконец проговорил он, но так тихо, что сидевшие в задних рядах не расслышали и обратились к Гунтару, требуя повторить вопрос. Вопрос прозвучал снова. Ответ был тем же, только на сей раз громче.

— Какова же причина, побуждающая тебя не отвечать на этот вопрос, Светлый Меч? — строго спросил Гунтар.

— Потому что — в соответствии с Мерой — он затрагивает честь Рыцарства, — сказал Стурм.

Лицо государя Гунтара было очень серьезно.

— Это тяжкое обвинение. Понимаешь ли ты, произнося такие слова, что нет ни одного свидетеля, способного их подтвердить?

— Понимаю, господин мой, — сказал Стурм. — Именно поэтому я и не хочу отвечать.

— А если я тебе прикажу?

— Я буду повиноваться приказу.

— Тогда говори, Стурм Светлый Меч. Слишком необычно все это дело, и я не вижу, каким образом мы сможем разобраться, не узнав доподлинной правды. Итак, почему ты считаешь, что государь Дерек неправильно истолковывает твое поведение?

У Стурма выступили на скулах красные пятна. Сплетая и расплетая пальцы, он поднял глаза и прямо посмотрел на троих судей. Он сознавал, что его дело было проиграно. Никогда ему не сделаться рыцарем, не достичь того, что было для него дороже и важнее самой жизни. И добро бы произошло это в силу его собственных упущений и недостатков. Но чтобы так…

И он произнес роковые слова, которые, он знал, должны были сделать Дерека его врагом до гробовой доски:

— Я считаю, господин мой, что государь Дерек Хранитель Венца неверно объясняет мои поступки, дабы подвигнуть свои честолюбивые замыслы.

Разразилась буря. Дерек вскочил на ноги; друзьям пришлось удерживать его силой, не то он, пожалуй, схватился бы со Стурмом прямо в зале Совета. Гунтар ударил рукоятью меча по столу, призывая к порядку, и через некоторое время порядок был восстановлен, — правда, не прежде, чем Дерек бросил Стурму вызов на поединок.

Гунтар смерил его ледяным взглядом:

— Тебе отлично известно, государь Дерек, что мы пребываем в состоянии войны, а значит, выяснять вопросы чести в поединках — запрещено! Уймись и не принуждай меня удалить тебя с нашего собрания!

Дерек сел. Он тяжело дышал, лицо его было покрыто багровыми пятнами.

Гунтар повременил еще немного, выжидая, чтобы все успокоились, и продолжил вопрошание:

— Можешь ли ты сказать еще что-либо в свою защиту, Стурм Светлый Меч?

— Нет, господин мой, — ответил Стурм.

— Тогда удались, пока мы не завершим совещания.

Стурм встал и поклонился судьям. Потом повернулся и поклонился собравшимся. И вышел из зала, сопровождаемый двумя рыцарями, которые отвели его в комнату ожидания. Там они милосердно оставили его наедине со своими мыслями, а сами, встав у двери, завели негромкий разговор, не имевший никакого отношения к судилищу.

Стурм опустился на скамью у дальней стены комнаты… Он выглядел собранным и спокойным, но чего ему это стоило, знал только он сям. Нет, он не собирался показывать этим рыцарям, что за буря происходила в его душе. Он знал — надежды не было никакой. Чтобы понять это, достаточно было один раз взглянуть на лицо Гунтара. Оставалось лишь выяснить, какой именно приговор ему вынесут. Что это будет? Ссылка? Конфискация земель и имущества?.. Стурм горько улыбнулся. Отнимать у него было нечего. Ссылка же будет бессмысленна — он и так прожил вне Соламнии почти всю жизнь. Смерть?.. Ее он почти приветствовал бы. Все лучше, чем нынешнее существование — бессмысленное, пронизанное тупой пульсирующей болью…

Так прошло несколько часов. Из-за закрытых дверей доносились три голоса, схлестнувшиеся в споре — и спор их порою делался яростным. Большинство других рыцарей покинуло Зал: все равно приговор имели право вынести лишь трое Глав Ордена. Все прочие резко разошлись во мнениях.

Молодые рыцари в открытую хвалили Стурма за благородное поведение и мужество, умолчать о котором не посмел даже Дерек. Стурм, по их мнению, был совершенно прав, когда отказался драться с эльфами. Ибо в эти грозные дни Соламнийские Рыцари как никогда нуждались в союзниках. Зачем попусту обращать против себя дружественный народ?

У стариков на все был один ответ: Мера. Дерек отдал Стурму приказ. Стурм отказался повиноваться. Заповеди Меры гласили, что извинения этому не было и быть не могло…

Давно миновал полдень, но конца-края ожесточенным спорам не предвиделось. И вот наконец, поздно вечером, раздался звон маленького серебряного колокольчика.

— Светлый Меч… — позвал один из рыцарей.

Стурм поднял голову:

— Пора?..

Рыцарь кивнул.

Стурм помедлил еще мгновение, прося Паладайна ниспослать ему мужества. Потом поднялся на ноги. Стоя рядом со стражами, он ожидал, пока все присутствующие вернутся в зал и рассядутся по местам. Он знал: переступая порог, они тотчас же узнавали о приговоре…

Потом дверь отворилась, Стурму сделали знак войти. Он вошел, сопровождаемый стражей, и сразу посмотрел на стол, за которым сидел государь Гунтар.

Его меч — отцовский меч, когда-то принадлежавший самому Бертилю Светлому Мечу, древний клинок, которому, согласно легенде, суждено было сломаться лишь в том случае, если будет сломлен его владелец, — этот меч лежал на столе. И Стурм опустил голову, чтобы никто не увидел слез, внезапно обжегших ему глаза.

Клинок был увит черными розами, издревле служившими символам вины.

— Подведите сюда этого человека, Стурма Светлого Меча, — возвысил голос государь Гунтар.

Этого человека. Не рыцаря… Стурма с новой силой охватило отчаяние. Потом он вспомнил, что в зале был и Дерек, и гордо вскинул голову, сморгнув слезы с ресниц. Не годится показывать боль врагу, ранившему тебя в битве. Вот и Дерек его страдания не увидит. Держась вызывающе прямо и глядя только на государя Гунтара — ни на кого более! — обесчещенный оруженосец приблизился к судейскому столу, ожидая решения своей судьбы.

— Стурм Светлый Меч! Мы нашли, что ты виновен. Мы готовы произнести приговор. Готов ли ты его выслушать?

— Да, господин мой, — коротко ответствовал Стурм.

Гунтар подергал себя за усы, — жест, хорошо известный всем, кто когда-либо был с ним на войне. Государь Гунтар всегда теребил усы перед тем, как броситься в битву.

— Наш приговор гласит, что ты, Стурм Светлый Меч, отныне не имеешь права носить никаких принадлежностей и украшений, содержащих символику Соламнийского Рыцарства.