Режим бога (Последний шаг) (СИ)

Ноиро вытащил из ящика стола карточку Сэна Дэсвери.

В загородный дом телеведущего ему пришлось добираться на машине. Мэтр Дэсвери жил возле моря, в пригороде Кийара, в живописном местечке под названием Кавра-Къата, Лабиринт Пещер. Скалистый берег здесь славился обилием гротов, пещер, водопадов и причудливых промоин. Ноиро помнил, как его, четырех или пяти лет от роду, родители привозили в Кавра-Къату, и отец показывал «дыхание моря», когда волна с периодичностью в десять минут вдруг вырывалась гейзером из дырки в скале. Иногда море выбрасывало дохлых рыб, моллюсков и даже медуз, полупрозрачные комочки которых быстро таяли на солнце и, становясь водой, испарялись с горячих камней. Рыбы и моллюски же валялись подолгу, распространяя вокруг себя зловоние смерти. Однако гейзер был так интересен маленькому Ноиро, что он преодолевал отвращение и, зажав нос пальцами, мог пронаблюдать три, а то и все четыре наката волны.

Водитель включил магнитолу, и в думы журналиста ворвался летящий припев:

Ноиро вздрогнул. Это был её голос! Он слышал его тогда, ночью, в домене, а теперь Нэфри пела совсем о другом, с аккомпанементом, яростно и дерзко, будто пытаясь доказать кому-то свои силы. В этой песне не было ничего от лиричности той баллады о юных девственницах.

— Это была молодая кийарская этногруппа «Создатели» со своей солисткой Нэфри Иссет! — с раздражающим оптимизмом прихлебывая воздух, защебетала известная радиослушателям Мейти Мит, ди-джей одной из волн музыкального направления. — Сегодня стало известно, что певица пребывает в коме уже третий день, а известные источники СМИ недавно сообщали также о том, что девушка находится в интересном положении. Мы присоединяемся к пожеланиям поклонников группы и надеемся на скорое выздоровление Нэфри, а также на благополучие ее будущего крошки. А теперь у нас на очереди…

Ноиро взглянул на водителя:

— Можете повернуть к какому-нибудь ближайшему музыкальному магазину?

— Если надо — повернем! — хмыкнул тот.

К Дэсвери Ноиро приехал с тремя дисками, на которых были записаны композиции «Создателей», однако у самых ворот журналисту позвонили. Взмолившись Святому Доэтерию, чтобы это был не Гэгэус из редакции, журналист взглянул на дисплей, где определился номер, и не на шутку удивился: вместо циферок высвечивались птички, рядком сидящие на проводе.

— Сотис! Мы с вами говорили вчера у фонтана. Вспомнили?

— Да.

— Не вздумайте навещать ее, — в голосе Ту-Эла послышалась враждебность. — Что бы ни взбрело вам в голову, в больнице вам делать нечего.

— Я знаю, — кротко ответил Ноиро.

Музыкант смягчился:

— Я буду держать вас в курсе. Мы все приходим к ней по очереди, но пока всё без изменений. Няни на местах, безвылазно.

— Спасибо.

— Не за что. До связи.

Дисплей стал гаснуть. Птички зачирикали и разлетелись.

Гости Сэна Дэсвери сидели на громадной террасе с видом на скалы и море. Осторожно оглядевшись, знакомых журналистов Ноиро не заприметил. Да и о политике здесь не разглагольствовали.

Ничуть не изменившийся после поездки в Рельвадо, Сэн Дэсвери с тревогой взглянул на костыль под мышкой у Ноиро:

— Что с вами сталось, друг мой?!

— Неловко упал в горах. А…

— А мэтр Сокар перед вашим приездом отправился взглянуть на пещеры и очень просил, чтобы мы с вами присоединились к ним с мэтром Гиадо, — опередил его вопрос хозяин дома.

— Мэтром Гиадо?

— Да, с вашим тезкой, Ноиро Гиадо, который расшифровывает таблички-вальди. Так вы не против прогулки? Если вам затруд…

— Нет, я в порядке.

— Хотите что-нибудь выпить?

— Воды, если можно.

Морщинки тут же собрались у глаз Дэсвери, а белоснежные зубы украсили его неподражаемую и любимую всеми кемлинами улыбку. Ноиро осушил стакан, и они отправились через сад внутреннего дворика к второму выходу.

— Так что, Ноиро, быть может, вы надумали принять участие в моей программе? Это было бы логическим продолжением моей недавней беседы с господином Сокаром, и он согласен участвовать вместе с вами в съемках новой передачи.

— Об этом я еще не думал, — честно признался журналист.

— Вы не подумайте, что я давлю или тороплю… Мы не гоняемся за высокими рейтингами, тем более в сложившейся политической обстановке о каких можно говорить рейтингах?

Ноиро согласно кивнул. Дэсвери попытался уточнить, как случилось несчастье в Рельвадо, но молодой человек дипломатично уклонился от прямого ответа, переведя все в шутку.

Две мужские фигурки маячили вдалеке, на скалах. Кажется, тут неподалеку была та самая промоина… Один из мужчин помахал им рукой.

— Сокар, — признал телеведущий. — Углядел нас с вами в бинокль.

Рато Сокар был моложав и потрясающе азартен во всем, что казалось познания мира. Все читалось на открытом улыбчивом лице со впалыми щеками и ярко-синими глазами сузалийца. Песочного цвета волосы вились, их трепал морской ветер, раздувая с высокого выпуклого лба. Он был высок, жилист, худощав, явно хорошо тренирован физически и загорел не по-здешнему, каким-то красноватым загаром, каким отливает кожа дикарей в Рельвадо. И только очутившись совсем близко, Ноиро разглядел у него приметы куда более старшего возраста.

— Добрый день еще одному кемлину! — крикнул он издалека, а подойдя, крепко и дружелюбно пожал руки журналиста. — Кажется, я слишком рано побеспокоил вас своим письмом?

Ноиро растянул губы в притворной улыбке:

— Это, — показал он на костыль, — для создания образа. Не обращайте внимания.

Тезка журналиста, мэтр Гиадо, казался старше своего иностранного спутника, но что-то подсказало Сотису, что эти двое — ровесники. Ноиро Гиадо был почти седым и очень серьезным пожилым мужчиной, не привыкшим к мальчишеским выходкам. Именно поэтому он предпочитал наблюдать, как Сокар лазает по скалам, а сам солидно стоял в сторонке и, если в камнях не было прорубленных ступенек, он отказывался от штурма и ждал, когда сузалиец наконец насмотрится на достопримечательности. Длиннолицый, с чуть обрюзгшим подбородком и слабовольным прикусом тонких бледных губ, когда верхние резцы наклонены внутрь, будто втянуты в рот, Гиадо вызывал некоторую жалость. Женщины, особенно кемлинские, таких всегда любили и облепляли заботой, отчего-то решая, что все невзгоды они перенесут лучше этих «бедненьких» и чувствительных неудачников.

Сокар смотрел на молодого Ноиро с детским непосредственным любопытством.

— Я очень раз знакомству с вами! — сообщил он, почти незаметно коверкая произношение и широко улыбаясь. — Признаться, я не думал, что вы настолько молоды, господин Сотис. Или вам удобнее, чтобы я называл вас господином Симманом?

— Мне удобнее — просто Ноиро.

Мэтр Гиадо тускло улыбнулся своими безвольными губами, услышав имя.

— Ну так что, — не моргнув, продолжил Сокар, — вы дали согласие на участие в передаче мэтра Дэсвери, Ноиро?

Журналист замялся. Сузалиец воспользовался паузой и вставил:

— Может быть, спустимся к морю и побродим в пещерах? Вас это не затруднит? — он указал глазами на костыль, и журналист покачал головой. — Да, Ноиро, мой приятель Сэн сказал, что вы лишены каких-либо вещественных улик по Туллии. Но это не столь важно, ведь есть свидетельства других очевидцев.

Они вчетвером направились к вырубленным в скале ступеням, ведущим вниз, на небольшую каменную площадку, сплошь покрытую засохшими черными водорослями, остающимися там после каждого прилива.

— Всё, в том числе и свидетельства полярников, признали фальсификацией, — ответил Ноиро, вспоминая, как бегали они с отцом наперегонки по этим ступенькам, пугая маму. Лестница вилась среди уступов и, хотя была достаточно пологой, при взгляде вниз дыхание захватывало и кружилась голова. Но идти по ней было нетрудно, даже опираясь на костыль.