Берега вечности. Хроники Эллизора, часть 3 (СИ)

"Нет, это нехорошо! - подумал он, стараясь максимально быстро утереться рукавом подрясника. - Нельзя так себя распускать. Теперь прихожане будут судачить, что отец Максим перед плащаницей плакал, типа, святой он у нас оказался батюшка!" Да уж, добавил он про себя, скорее уж юродивый, бывший настоятель... с гранатой!"

Может, то, что ему открылось, и впрямь ещё не катастрофа, как подумалось по началу? Жив Бог! Истинно, кто может судить пути Его и возвыситься до бездны премудрости Его?

"Ужаснися бояйся небо, и да подвижатся основания земли: се бо в мертвецех вменяется в вышних Живый, и во гроб мал странноприемлется"...

Голышев, конечно, не очень приятный тип, да и то ли покойный, то ли непокойный Зарайский-старший тоже жестковат, но он, о. Максим, кажется, успел полюбить его... И, получается, этого самого Голышева тоже нужно будет по-христиански полюбить, раз уж выпала о. Максиму такая доля, такая, вот, должность, духовно опекать этот самый VES, множество этих самых реальностей. Тут отец Максим вдруг подумал, что он никогда, согласно данному ему допуску и данной им подписке, не сможет ничего никому рассказать об этом новом своём знании, новом служении, новой планиде... Даже - своей Кате! Подумал, понял, что это так и - огорчился. Как-то по-детски на этот раз огорчился, опять почти до слёз, но уже других - мальчишеских. И вдруг понял, что с этим в общем-то мальчишеским огорчением ему стало легче. На самом деле легче. Бог опять был с ним, точнее, он опять был с Богом.

"Не рыдай Мене Мати, зрящи во гробе, Егоже во чреве без семене зачала еси Сына: востану бо и прославлюся, и вознесу со славою, непрестанно яко Бог, верою и любовию Тя величающия", - закончил хор ирмос последнего канона.

Священноиерей Максим, наконец, поднял взор и ощутил, что к нему возвращается праздничная радость. Храм, как всегда, в такой час был полон. В полуоткрытые боковые врата алтаря выглядывал настоятель и благожелательно всем улыбался.

Впереди была Пасха.

(КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ХРОНИКИ)

14