Леди Малфой (СИ)

«Меня убьют, если сейчас что-нибудь произойдет, просто убьют…» — думала я в тот момент.

Мне запрещали совершать покупки в одиночестве, а любые мои выходы в свет отмечались в Отделе Безопасности и Магического Правопорядка, в том его бюро, которое отвечало за безопасность родни Пожирателей. Но был такой погожий мартовский день, Кисси была занята своими делами, и мне не хотелось её отсылать в Министерство с уведомлением, на Габриэля я утром еле натянула жилетку, из которой он уж месяц, как вырос, и я совершила ошибку — отправилась за покупками, как самый обычный маг…

Рон Уизли, одетый вполне прилично, я бы даже сказала презентабельно, в безрукавку из тонкого светлого трикотажа, лакированные туфли и модный бронзовый плащ, еле сдерживался от привселюдного убийства. Его лицо ясно говорило о том, что благополучный внешний вид — ширма. Мало ли какие планы он должен был в тот деть реализовать? Может, хотел в доверие кому-нибудь втереться, или на работу устроиться? Уже не парень, а мужчина, плохо выбритый, с огрубевшими чертами лица и отросшими ниже плеч рыжими волосами мог запросто стать причиной моей гибели. Да, причинив вред мне, он своими руками убил бы всю семью, но чувство самосохранения могло ведь ему и отказать! Рон вспыльчив и не слишком умен, потому я попятилась к сыну, желая аппарировать с ним восвояси как можно быстрее, но не успела сделать и второго шага, как была замечена.

— Какие люди! — Уизли младший выпучил свои бешеные глаза, совсем чужие и ненавистные мне точно также, как и мои ему. — Кому это ты такую гадость несешь?

— Твоему брату.

— Он мне не брат! — но дрожащего помощника министра выпустил, переключив своё внимание на меня. Тот воспользовался ситуацией, рванув к выходу, на ходу вытирая слезы и жалко всхлипывая — трус, обычный трус.

— Тебе лучшей уйти, сейчас он, — я кивнула вслед Перси, — приведет солдат.

— Знаю, пусть приводит, мне все равно! — он угрожающе двинулся ко мне через весь зал, в котором, как назло, находились лишь одна пожилая ведьма у витрины с мешочками для палочек. Она могла оказать мне лишь одну помощь — позвать на помощь, но ничего способного её встревожить достаточно сильно, за исключением небольшой потасовки, пока не произошло, и мадам лишь наблюдала. Я должна была, конечно, потянуться за своей, но моя неповоротливость, мой живот…

— Не подходи! — я все же вытянула палочку и направила на него.

— Ты дернуться не успеешь, как я уже буду рядом, подруга. Что, страшно? Белобрысых ублюдков рядом нет и всё, растеряла свою уверенность?! Шлюха! — мне было страшно, и то, что женщина исчезла, прежде кивнув мне, а значит, все же отправилась к ближайшему посту, страха не убавляло, ни капельки. Я уже приготовилась бороться за свою жизнь, я привыкла за неё бороться…

Но случилось невероятное, на то время невероятное, ведь никто не знает, какова его сила, пока не испробует её. Не думаю, что Габриэль это понимал, но в тот день он сполна ощутил свою мощь, а ощутив, усилил.

Сын стремительно, на еще не совсем прямых ножках, подошел к Рону, преградив ему путь. Ненависть Уизли была настолько сильна, что помимо моей воли в голову закрась непрошеная мысль, что такое неистовое чувство могла породить только сильная любовь, и он любил меня. Сильно, но недолго, и давно. Еще до Рима, до кольца, до Чарли. Малыш не мог стать преградой сильному мужчине, так обезумевшему от моего вида, и тот его просто не заметил, не придав значения чужой малявке.

— Ты больше не будешь плодиться, ты не способна плодить нормальных детей… — он был уже близко.

— Не тлогай!

Рон дернулся, словно ото сна очнувшись, и мельком взглянул на ребенка.

— Ты еще кто? Иди к маме, сопляк! — Габриэль насупился и скривился.

— Это ты сопляк! Нистозный сопляк! — да не знаю, откуда в нем такие слова, но зато знаю, откуда в нем эта надменность, взлетающая при малейшем недовольстве бровь, эти красивые волосы, капризная изогнутая линия губ и ямочка на подбородке, тонкие черты лица, пробивающиеся сквозь детскую пухлость щечек, и этот холод в глазах…

Рон вновь повернул голову в его сторону, но на этот раз медленно, с гадливостью, презрением и удивлением. Он узнал в нем всех Малфоев разом, всех врагов в одном лице.

— Это… твой? Тот крестничек? Любимчик того урода? Какая же ты гадина, Гермиона, ты все могла бы изменить, ничего бы не случилось, слышишь меня?! Мы вернуть тебя хотели, вернуть! Это не я жестокий, это ты змея подколодная… — он что, думал, я спорить буду? Собственно, мне не с чем было спорить, но стыд давно меня покинул, осталась лишь радость жизни, и я не собиралась её терять, не собиралась умирать, и не хотела подставлять под удар своего сына. Но что я могла? Его реакция была явно лучше реакции женщины, которой на следующей неделе предстояло рожать!

— Родительницу бережешь? — обратился он к нему насмешливо. — А ты знаешь, что было время, когда она тебя не хотела? Думаешь, она сейчас тебя любит? — страдания делают людей не только проницательнее, они еще учат делиться им, страданием, с другими. Учат распознавать в людях слабые места, по которым легко нанести удар и ранить. Рон ранил.

Я не собиралась никогда в жизни говорить на тему любви и нелюбви с Габриэлем, только не о таком кошмаре любой матери, только не о нем!

Я закричала:

— Замолчи! — спохватилась и добавила: — Силенцио! — но промахнулась.

Далее все произошло быстро, сын схватил Уизли за руку и зашипел не хуже старой Нагайны, шипение которой до сих пор раздается в темных закоулках замка Слизерина.

— Я сказал, не тлогай! — и уже тихо-тихо добавил, притянув к себе скорчившегося от непонятно откуда взявшейся боли Рона. — Я знаю…

Даже не догадываюсь, что именно произошло, но мой бывший жених согнулся пополам быстрее, чем тростинка под напором урагана, его лицо покрылось морщинами, а по волосам, прямо на моих глазах, медленно поползла седина. Она, словно иней, покрыла собой длинную прядь светло-рыжих волос, которым уже никогда не быть таковыми. Я привыкла к ненависти вокруг, сжилась с нею, она мне по душе, она мне как оправдание. Однако я всегда понимала, что не могу себя считать жертвой чужих прихотей, моей вины там слишком много. Но с чем бы я ни свыклась, привыкнуть и принять такую любовь собственного сына я так никогда и не смогла…

Мы не дождались солдат, хотя, как я узнала, они аппарировали в «Твилфитт и Таттинг» тут же, как только мы покинули Косой переулок. То не была медлительность или непрофессионализм стражей порядка, просто все произошло так быстро, что казалось не явью, а былью. Вояки, кстати, не застали не только лишь нас, но и Рона. Он исчез. Смертная казнь его, конечно, не ждала, но дома он не появится около года, а тогда мне будет уже безразлично.

Жизнь не идет рядом, она протекает в тебе, как река, и по пути предусмотрительно смывает уже отработанные чувства и людей, избавляя душу от лишнего хлама. Вот так из меня навсегда испарились любые эмоции, хорошие ли, или плохие, связанные с этим человеком и его вечной приставкой «бывший»…

Дома нас ждали. И то был не Люциус, ему еще не успели донести по причине очередного заседания сейма в Министерстве. Я ввалилась в спальню с сыном на руках, перепуганная и готовая реветь так сильно, как только могу, а усадив сына в кресло, так и сделала.

— Ну-ну! Твоя невнимательность, леди Малфой, не только позволила ржавого слизня не заметить вовремя, но и меня?! — Лорд, а по виду Риддл, стоял у окна, закинув ногу на ногу, в простой белой рубашке и черных брюках. У него даже волосы были распущены, а не зачесаны назад, и красиво струились крупными волнами по плечам. Отросли, заметила я где-то на задворках сознания. Все в нем было красиво, но серо-зеленые глаза смотрели не то чтобы недобро, мы с ним этот этап уже прошли, они осуждали. Да я и сама себя осуждала…

— Я не, я не… — рыдания не прекращались.

Еще несколько лет назад я замирала в его присутствии, вымаливая у судьбы хорошее настроение для Волдеморта. Ведь в плохом он был суров не только с врагами. Он умел наказывать и то, что никто из Малфоев никогда не попал под его Круциатус — заслуга Габриэля, а скорее, помогало само его существование. Но время шло, Лорд стал смотреть на меня, как на нечто само собой разумеющееся, забавное и приятное в общении. Я перестала его бояться, он перестал меня воспринимать как того, кого можно за что-то наказать, считал, видимо, просто нерадивым ребенком. Ну, по сути, я ему в правнучки и годилась, так что в чем-то Лорд, как обычно, был прав. Мне очень часто приходилось стоять по его левую руку на всевозможных праздниках и собраниях, миллионы меня так и запомнили, как ту, что рядом с самим Темным Лордом…