Кукушка

Родригес опустился возле Санчеса на одно колено, взял друга за руку, потрогал пульс, пощупал ему шею, обвёл взглядом своих спутников и безнадёжно покачал головой.

— Мёртв, — с горечью произнёс он и встал. — Он мёртв, — вздохнул. — Эх, Санчо, Санчо… Как же ты…

— Дайте свет! — распорядился Себастьян.

Снаружи зашумели, и вскоре позади уже толпились монахи. Ему поднесли факел. Дверь была нетронута, с той стороны царила тишина — ни шороха, ни звука.

— Ключ, — потребовал инквизитор.

Аркебузир Гонсалес только развёл руками. Я потерял его, — сказал он.

— Ломайте дверь.

Принесли молот и выбили замок, после чего заскрипели петли, и взорам присутствующих открылся тёмный зев дверного проёма. Все замерли. Свет факела выхватил убогое пространство маленькой каморки — низкий свод, неровный грязный пол, пустые стены и узкое окно под потолком. Больше в келье ничего не было.

Ничего и никого.

Монахи зашумели, стали переглядываться и попятились. Толпа пришла в коловращение: каждый хотел посмотреть на пустую келью, а посмотрев — немедля выйти вон. Что до Золтана, то он почувствовал одновременно облегчение и полную растерянность. Он никак не мог взять в толк, что здесь произошло. Три смерти и упоминание «рыжего дьявола» подействовали на него как ушат холодной воды, и Золтан был уверен, что исчезновение девушки из-под замка — звено в этой цепочке странностей и жутковатых совпадений. То, что для прочих стало мигом ужаса, для Хагга сделалось мгновением торжества: он ощущал преувеличенную бодрость, сердце его билось в ритме доброго галопа, голова была ясной, как никогда. Тем временем все шумно выдохнули и закрестились, даже Иоганн и Золтан. Аббат тем временем заметил толкотню, нахмурился и осадил любопытных.

Брат Себастьян повернулся к Мануэлю.

— Как это понимать? — потребовал он объяснений.

— Я… я не знаю, padre. — Мануэль Гонсалес избегал монашеского взгляда. — Ключ всё время был при мне, но в драке… Мы посадили девку в келью, я закрыл замок и неотлучно находился рядом, я всё время был на страже, даже по нужде не отлучался! Я… я не знаю.

— Кто сегодня караулил?

— Я и Мигель… то есть я и Михелькин.

— Где Михелькин?

— Я не знаю. Всё произошло так быстро, я не мог уследить за всеми! Понимаете, я говорил уже: Антонио затеял драку, а потом…

Себастьян по очереди быстро оглядел всех пятерых и Мануэль заткнулся.

— Позднее объясните, что произошло, — отчеканил монах. — Я с каждого потребую отчёта, где он был и что он делал. А сейчас осмотрите келью, а заодно и второй этаж, и крышу. Проверьте каждый камень, загляните в каждый угол — я хочу знать, куда подевалась эта девчонка.

— Должно быть, чёрт её унёс! — пробормотал келарь, мелко крестясь и роняя с факела смолу. — Я эту келью знаю, раньше здесь припасы хранили. Кроме как через двери, отсюда не выйти.

— Помедлим с выводами, — осадил его брат Себастьян. — Всё ещё может объясниться естественными причинами.

Так и случилось. Не прошло и пяти минут, как из угла раздался удивлённый возглас Хосе-Фернандеса:

— Да здесь подкоп!

Все прекратили поиски и сгрудились вокруг. Древко алебарды чуть ли не до половины уходило в мягкий грунт — дальше было не прощупать, но и так становилось заметно, что здесь недавно копали. Хосе-Фернандес поворочал рукоятью, ухнул, подналёг, и в земляном полу открылся лаз, в который, хоть с трудом, мог протиснуться не очень толстый человек. Однако дальше хода не было, свет факелов уткнулся в жирный мокрый глинозём: свод был обрушен.

— Она там, — сказал Хосе-Фернандес, поднимаясь и выдёргивая алебарду. — Больше ей быть негде. Здесь земляной пол, она вырыла яму, полезла туда, и её завалило. Прими, Господи, её душу. Все перекрестились.

— Всё это очень странно, — проговорил задумчиво брат Себастьян. — Чтоб вырыть этакую ямину, потребен долгий труд… Да и чем она рыла? Не руками же! Возможно, подкоп вели снаружи. Может быть, он обвалился только здесь, а дальше невредим. Почему её держали здесь, а не наверху? Ах да… Спуститесь туда и посмотрите, далеко ли он ведёт, только будьте осторожны — мы и так потеряли слишком много людей в последнее время! Где ваш командир? Кто-нибудь видел Мартина Киппера?

— Я видел, — сказал Мануэль. — Он и ещё один наёмник — Фабио — побежали вдогонку за тем парнем, который устроил весь этот погром. Догнали?

— Я не знаю.

— Что за парень? Откуда взялся?

Мануэль поколебался.

— Я… не уверен… — произнёс он и умолк. В мерцающем, неверном пламени двух факелов его лицо показалось, Золтану бледным и немного испуганным.

— В чём ты не уверен? Отвечай, — потребовал брат Себастьян.

— Я, право же, не знаю, — вновь уклончиво заговорил аркебузир. — Мне показалось, он похож… ну, знаете, как это бывает…

Брат Себастьян подобрал подол, чтоб не испачкать рясу, присел возле кровавой буквы на стене и стал её серьёзно изучать.

— «Зет», — задумчиво сказал он. — Очевидно, Санчес написал это перед тем, как умер, или незадолго до того… Что может означать эта «зет»?

— Zank [63]! — подсказал ему кто-то из монахов.

Брат Себастьян поморщился:

— Какой смысл перед смертью сообщать о ссоре, когда и так ясно, что она была? Ты ещё скажи «Zecher [64]!»  Нет, здесь явно что-то другое…

— М… м-может, zauber [65]?  — предположил Томас. Он впервые за сегодня подал голос.

— Какая чепуха! — сказал теперь уже Родригес и потряс Кулаком. — Наш Алехандро был испанцем, и, когда пришло время помирать, он писал не на вашем собачьем языке и не на латыни, а на родном кастильском. Он не очень-то разбирался в этих закаляках.

— Всё равно непонятно, — вынужден был признать брат Себастьян. — Что тогда? Zaino? Zaguan [66]? А может, это не «зет», а цифра?

— Zorro [67]! — хриплым голосом вдруг произнёс кто-то у них за спиной, так громко и отчётливо, что все вздрогнули и обернулись.

В проёме коридора стоял Смитте.

— Zorro rubja! — повторил он на чистейшем испанском тяжело дыша, шатаясь и держась за стену. Толстяк смотрел куда-то в сторону, поверх голов, из перекошенного рта свисала ниточка слюны. Никто не заметил, как он подошёл.

Наверное, монахи не решились остановить убогого, когда он двинулся за ними.

— Вы тоже видели его? — Несколько секунд толстяк смотрел на них, потом погрозил им пальцем, толстым, как сосиска, и мерзко захихикал. — А-а! Я вам говорил, что он придёт! — Он потянул носом. — Здесь пахнет холодом, землёю… Вы уже копаете могилы? Для кого вы роете могилы? Для себя?

Все опять закрестились.

— Не слушайте его — он сумасшедший, — тонким голосом сказал Гонсалес.

— Нет. Он прав, — возразил Хосе-Фернандес. — И не смотрите на меня так, будто я тоже сумасшедший! Говорю вам: это был тот самый brujo, за которым мы гонялись пару месяцев назад. Что ты мнёшься, Мануэль, как девка в первый раз! Скажи, что это он!

— Этого не может быть, — тихо возразил Мануэль. — Ты видел, и все видели, как я всадил ему пулю в грудь на той поляне. Он мёртв. После такого выстрела не поднимаются.

— Тогда я скажу: для мертвеца он слишком крепко стоял на ногах. Можете верить мне, святой отец, можете не верить, но я видел его так же ясно, как сейчас вижу вас. Санчес тоже не верил, и где теперь Санчес? Говорю вам, это был он! Пуля или не пуля, но он выжил и теперь вернулся за своей девахой. Это он устроил весь переполох.

— Если так, — нарушил воцарившееся молчание брат Себастьян, куда он делся?

— А вот это, — сумрачно ответил каталонец, — мне неведомо. Это дело для священника, а я солдат. Приказывайте, если знаете, что делать.

— Пока продолжайте поиски, — ответил монах. — И уведите этого… Томас! Идём. Я должен переговорить с аббоном. Э… господин Мисбах?