Владигор. Князь-призрак

— А теперь видишь? — глухим голосом спросил Владигор, не отводя пальцев от Филькиных висков.

— Люлька между березами, — ровным, монотонным голосом ответил Филька, — ветер качает, листья летят в обрыв, пес бежит и лает…

— Хорошо, Филимон, хорошо, смотри дальше, — продолжал князь, чувствуя, как пульсируют височные жилки под его пальцами.

— Подсолнух голову склонил, — чуть слышно пробормотал Филька, — пчелы жужжат, матушка с ситом между грядками идет, наклонилась, траву рвет сорную и землю в сито сыплет, мне дает, а я трясу, трясу…

Филимон умолк, его полуприкрытые глаза потускнели и словно обернулись зрачками внутрь черепа.

— Тряси, тряси, Филя, а как всю землю просеешь, глянь, что на дне решета осталось, — подсказал Владигор.

— Корешки остались, черви да обрывки — мусор всякий, — прошептал Филька.

— Сорная трава — с поля вон! Сорная трава — с поля вон! — утробно прогудел князь, отпуская Филькину голову.

Филимон вздрогнул, тряхнул волосами, вскинул длинные ресницы и взглянул в лицо князя ясным, пронзительным взглядом.

— Так, выходит, и Климога, и змея эта с пащенком своим — только вершки? — тихо, одними губами, прошептал он, оглядываясь на дверь.

— Верно мыслишь, — сказал Владигор, отпивая глоток вина из своего кубка.

— А где ж такое сито взять, князь?! И где та земля, куда их корешки уходят?

Филимон вскочил с табуретки и стал мерить клетушку-спаленку сильными, упругими шагами. Доходя до двери, он останавливался, чутко прислушивался к шорохам и скрипам, доносящимся из коридора и из-за соседних дверей и, уловив среди этих звуков заливистый храп стражника, нервно сжимал кулаки.

— А то давай вдвоем, князь, — шептал он, сверкая желтыми глазищами, на дне которых хищно вспыхивал огонек настольной плошки, — выйдем, и по всем клетям да галерейкам — тихими стопами!.. Тихими стопами!.. Как мышь в кладовке! Как хорь в курятнике — всех рысьяков, как кур, передушим!

— Передушить-то передушим, а дальше что? — спросил Владигор. — Дувана на плаху? Воруху с воренком в петлю?

— Зачем сразу в петлю? — степенно возразил Филимон. — Сперва на дыбу, плетей всыпать, да таких, чтоб позвонки трещали да кишки в утробе лопались, — глядишь, до корешков и доберемся…

— С этим, Филя, я бы не спешил, — задумчиво сказал князь, потягивая вино из чеканного золотого кубка, — с этим всегда успеется… А то вершки повыдергаем, а из корешков новая поросль брызнет, погуще старой! Сито, сито надо плести, да такое мелкое, чтобы ни один волосок с песком не проскочил!

— Такой, выходит, твой ответ Любаве? — вздохнул Филимон, отходя от двери.

— Такой, Филя, такой, другого пока не будет, — усмехнулся князь, глядя на его растерянную физиономию.

— А если она спросит, что это за сито такое? — недоверчиво прищурился Филька. — Еще на смех меня поднимет!

— Да ты никак девичьего смеху испугался? — усмехнулся Владигор. — Не бойся, не поднимет. А даже если и посмеется, с тебя не убудет! Как-никак, развлечение. А про сито Любава поймет, даже если и посмеется. Или тебе ее смех не в радость, Филимон?..

Князь пристально посмотрел на смущенного Фильку, но тот отвел глаза, шагнул к столу и, решительно взяв свой кубок, единым духом опорожнил его. Тут из-за слоистого слюдяного окошка донесся дальний простуженный крик петуха.

— Ну все, Филимон, лети! — сказал Владигор, протягивая руку на прощание. — Да про девку под лестницей не забудь, а то так до распутицы там и просидит, твоих сватов дожидаючись! А то смотри, покончим со всей этой нечистью да и присватаем тебе красну девицу! Не эту, так другую, сам выберешь, а я сватом буду, — а князю, сам знаешь, никто, даже сам Десняк, не откажет.

— А я, может, еще к тебе сватов зашлю, — хмуро перебил Филька и тут же смущенно потупился, накручивая на палец густой пшеничный ус.

— А не староват ты будешь к тому времени, Филимон? — усмехнулся князь. — Да и будет ли к кому свататься? Сам знаешь, в детях своих мы не вольны, может, от меня одни княжата-сорванцы пойдут, — к кому ж ты тогда свататься будешь?..

— Про то я один знаю, — нетерпеливо перебил Филька. — Сито, говоришь?

— Сито, Филимон, сито, — кивнул князь, — а это Силычу передай, пусть зверь полакомится!

Владигор взял со стола вазочку с печеньем и пряниками, оттянул передний карман Филькиного сарафана и с шорохом высыпал туда угощение для своего любимца. Пока скоморохи ходили по площадям да по базарам, медведь потешал публику наравне с ними, но перед тем, как приступить к княжьим воротам, Владигор вспомнил о страшных псах, свободно бегающих по двору, и, чтобы без нужды не стравливать две непримиримые звериные породы, отослал Силыча к Любаве.

«Присушила сестренка молодца, — подумал князь, когда Филимон бесшумно исчез за дверью спаленки. — а что, парень он хоть куда, правда сыч наполовину, ну так это они между собой решат, когда ему сычом быть, а когда человеком…»

Глава третья

Размышляя обо всем этом, Владигор отдернул полог, лег, вытянулся во весь рост и, утонув в скрипучих шелковых волнах пышно взбитой перины, незаметно задремал. Очнулся он оттого, что кто-то тронул его за плечо. Князь открыл глаза, рука его метнулась к ножнам на поясе, но разбудивший мягко остановил ее на полпути и, сжав пальцами запястье, тихо прошептал:

— Встань, князь и иди за мной!

Голос незнакомца звучал так властно, что Владигор молча сбросил ноги с перины и воткнул их в широкие голенища сапог. Они вышли из душной спаленки, друг за другом переступили через спящего в конце галерейки стражника и стали спускаться по узкой витой лесенке. Незнакомец шел впереди, закутавшись в плащ и низко, до самого подбородка, опустив темный остроконечный капюшон. Порой он оборачивался, чтобы предупредить князя о слишком крутой ступеньке, и тогда Владигор видел сверкающий сквозь крестообразные прорези взгляд пришельца и редкую седую бороду, серебристым веером выступающую из-под капюшона.

Когда Владигор переступил последнюю ступень, его провожатый толкнул низкую дверку в стене и, наклонившись перед притолокой, вдруг шепнул нежным женским голосом:

— Осторожно, князь! Лоб не расшиби!..

— Кто ты? — крикнул Владигор, бросаясь вперед и протягивая руку к верхушке капюшона.

Но таинственная фигура ловко увернулась и, махнув перед лицом князя полой плаща, проскользнула в низкий квадратный проем. Владигор бросился за ней, но, выскочив во двор, увидел, что незнакомка уже подбегает к воротам.

— Стой! — приглушенным голосом крикнул князь, ударяя сапогом в оскаленную морду дворового пса, который молча кинулся на него из-за угла.

Фигура остановилась перед воротами и, не откидывая капюшона, обернулась к Владигору.

— Ты что, здешняя, что тебя псы не трогают? — заговорил князь, шаг за шагом приближаясь к воротам.

— Филица я, — кивнул капюшон, глядя на князя пустыми темными крестиками.

— Филица так Филица, — усмехнулся князь, осторожно подвигаясь к ней.

Но стоило ему приблизиться к незнакомке на расстояние вытянутой руки, как она толкнула рукой скрипучую калитку и с тихим, шелестящим смехом выскочила в образовавшуюся щель. Князь кинулся за ней, но, очутившись за воротами, вдруг увидел остроконечную фигуру уже в конце улицы, залитой ослепительным лунным светом. При этом сама улица показалась Владигору незнакомой: высокие, в три, четыре, а то и в пять этажей, дома сплошными стенами стояли по обе ее стороны, но большинство окон были темны, и лишь кое-где за слюдяными створками тлели бледные болотные огоньки.

— Шалишь, Филица! — негромко воскликнул князь, шутливо погрозив пальцем неуловимой незнакомке.

В тот же миг все освещенные окошки распахнулись и воздух между домами наполнился свистящими змеиными шепотками.

— Филица!.. Шалишь!.. Филица!.. — со всех сторон неслось в уши князя.

Владигор бросился вперед, но, когда до неподвижно стоящей фигуры осталось не более ста шагов, свернул в узкий проход между домами и, забирая влево, стал петлять по каменному лабиринту, рассчитывая неожиданно выскочить за спиной незнакомки и сдернуть с ее головы непроницаемый капюшон. Однако в конце одного из переулков князь неожиданно уперся в каменную стену, густо затянутую сухим извилистым плющом. Он развернулся и уже хотел бежать обратно, как вдруг из-за стены до его слуха донесся беспокойный голос Любавы.