Полуночный Прилив (ЛП)

Он задрожал под атакой и, словно воин, теряющий сознание от череды безжалостных ударов, провалился за пределы ума, в темноту забвения.

Будто золотое дно в горной реке, мелькали перед глазами пятна света. Удинаас отпрянул, лишь сейчас осознав свинцовый вес утомленных мышц, повисших на костях словно цепи. Вонь горелой плоти раскрасила изнутри его легкие, закоптила внутренности, влила медленный яд в вены. Его плоть была осквернена копотью.

Он уставился на усеянную золотыми спину Рулада Сенгара. Воск остывал, становясь все мутнее.

«Богатство принадлежит мертвым, так бывает с подобными мне. Не дотянешься». Он обдумал эти мысли, лениво плывущие в тумане рассудка. Задолженность и бедность. Пределы большинства жизней. Лишь немногие летерийцы знавали достаток, могли забыться в тратах. Это был особый мирок, незримый рай, огражденный непонятными окружающим интересами и заботами.

Удиннас нахмурился, удивляясь своим же чувствам. Это не зависть. Всего лишь горе, ощущение, что нечто остается вне его досягаемости и всегда останется таким. Странным образом богатые летерийцы стали для него столь же чуждыми, как Эдур. Он был отъединен от них: разделение такое же четкое и абсолютное, как вот в этой ситуации — потрепанный раб и лежащее перед ним позолоченное тело. Живой и мертвый, движения смертного тела в темноте и совершенство неподвижности Сенгара.

Он готовился к последней работе, после которой мог уходить. Воск затвердел достаточно, чтобы позволить перевернуть труп. Входя в здание, родители Рулада захотят увидеть сына лежащим на спине, хотя лицо его будет неразличимо под монетами и воском. Будет находиться словно в саркофаге, отдаленное, уже начавшее странствие меж теней.

«Возьми меня Странник, остались ли силы?»

Тело лежало на деревянной подставке, позволявшей его переворачивать. Удинаас обеими руками налег на рычаг из черного дерева, подняв верхнюю часть тела. Помедлил, опустив лоб на руки.

Теневой дух молчал. Уже несколько дней ни одного шепотка. Кровь вайвела спала. Он остался один.

Он ждал, когда процедура будет прервана. Когда в дверь застучат Ханнан Мосаг и его к'риснан ы. Отрубят у Рулада пальцы, а то и целую руку. Не получив конкретных приказов, Удинаас покрыл воском и меч, косо торчащий у бедра.

Переведя дыхание, он снова налег на рычаг. Немного поднял тело. Хруст воска, паутина трещин. Этого он и ожидал. Легко исправить. Удинаас напрягся, увидев, что тело начинает переворачиваться. Тяжелый меч преодолел сопротивление воскового футляра, его кончик звякнул о камень, потянув за собой руки. Удинаас чертыхнулся, смахнул пот с глаз. Отвалились куски воска размером с тарелку. Но, по крайней мере — он увидел это с облегчением — монеты держались прочно.

Закрепив рычаг специальной веревкой, он подошел к телу. Поместил меч в прежнее положение, рывками потянул тяжелое тело, пока не изменил равновесие. Тело шлепнулось на спину.

Удинаас не сразу перевел дыхание. Чтобы исправить повреждение, требуется еще слой воска. И только потом ему удастся выбраться из этого кошмара.

Раб не должен думать. Работу надо завершить. Слишком много мыслей ползло сквозь его разум, мешая сконцентрироваться.

Он пошел назад к костру, чтобы взять котел с расплавленным воском.

Странный щелкающий звук позади. Удинаас повернулся. Посмотрел на труп, отыскивая место, с которого сыплется воск. Вон там, у разинутого рта, вдоль челюсти. Припомнил искаженное выражение лица воина, которое обнаружил, впервые сняв повязки. Возможно, придется зашить рот.

Подхватив котел, он поковылял к телу.

И увидел, как дернулась голова.

Услышал шумный вздох.

Труп завопил.

Родившись из ничего, сцена постепенно обрела ясность: Тралл снова увидел себя стоящим посреди жгучего ветра и мятущегося снега. Он был окружен. Кольцо темных и смутных силуэтов. На него уставились мутные янтарные глаза; Тралл схватился за меч — но обнаружил, что ножны пусты.

Жекки наконец нашли его, и теперь спасения не будет. Тралл повернулся кругом, и снова, пока громадные волки сжимали кольцо. В ушах стоял вой ветра.

Он искал кинжал — хоть что-то — но не находил ничего. Руки онемели от холода, метель слепила глаза.

Еще ближе. Они со всех сторон. В голове застучало. Тралл был полон ужаса, как тонущий заполняется потоками губительной воды. Шок отрицания, внезапная потеря силы, а с ней и воли.

Волки начали атаку.

Челюсти схватились за руки и ноги, клыки прорвали кожу. Он упал под весом нападающих. Один из волков сомкнул пасть на шее. Мышцы задрожали от грызущих движений страшных зубов. Хрустнули кости. Рот заполнился горячей кровью и желчью. Он обмяк, не способный даже сжаться в комок: волки тянули его за конечности, вгрызались в живот.

Он ничего не слышал, кроме бесконечно возрастающего визга метели.

Тралл открыл глаза. Он лежал, распростершись на матраце, мышцы тупо болели — память о призрачных клыках диких зверей.

И услышал крики.

В проеме двери показался Фир. Его глаза были красны, он мигал от потрясения. — Тралл?

— Это снаружи, — ответил он, быстро вскакивая на ноги.

Братья выскочили из дверей, обнаружив, что все спешат к Дому Мертвых.

— Что случилось?

Тралл покачал головой. — Может быть, Удинаас…

Они побежали.

Из двери здания выскочили двое рабов. Один дико заорал, и оба куда-то метнулись в панике. Братья поднажали. Тралл увидел на мосту аквитора и ее торговца; они осторожно, с колебаниями шли вперед, а мимо пробегали встревоженные Эдур.

Крики не прекращались. В них слышались боль и ужас. Звук начинался снова и снова после короткого вздоха, и кровь оледенела в венах Тралла. Он почти уз…

К распахнутой двери подошла Майен. За ней стояла рабыня, Пернатая Ведьма. Обе застыли на пороге.

Фир и Тралл встали за ними.

Пернатая Ведьма повернула голову, обвела полубезумными глазами сначала Тралла, потом Фира.

Фир встал на пороге, рядом с нареченной. Заглянул внутрь, вздрагивая от каждого крика. — Майен, — сказал он, — не пускай никого. Кроме Томада и Уруфи и Короля — когда они придут. Тралл… — он произнес это имя как обвинение.

Майен отступила на шаг. Тралл прошел на ее место.

Двое братьев одновременно вошли в дом Мертвых.

Масса, скорченная фигура, покрытая воском, будто линяющей кожей, смутно сверкающая золотыми монетами, сидела у края каменной платформы, опустив голову на колени, обхватив их руками, в которых все еще был зажат меч. Масса, скорченная фигура, издающая бесконечный вопль.

Рядом стоял раб Удинаас. Очевидно, он подносил котел с воском. Котел опрокинулся и лежал в двух шагах слева, разлив на солому и сучья свое содержимое.

Удинаас что-то бормотал. Успокаивающие слова, плохо различимые из-за воплей. Шаг за шагом он осторожно приближался к фигуре.

Фир попытался шагнуть вперед, но Тралл схватил его за руку и удержал. Он расслышал нечто в этих криках. Они отвечали на спокойные слова раба — вначале злым отрицанием, но вскоре голос стал тонким и жалобным. Его то и дело прерывали спазмы животного отчаяния. А Удинаас все говорил и говорил.

«Благословите Сестры, это же Рулад. Наш брат.

Который был мертв».

Раб медленно склонился перед жуткой формой, и Тралл смог расслышать, как он говорит: — Это монеты на ваших глазах, Рулад Сенгар. Вот почему вы ничего не видите. Я смогу их снять. Здесь ваши братья. Фир и Рулад. Они здесь.

Крики сменились жалобным плачем.

Уставившийся на Удинааса Тралл видел, как тот сделал нечто невероятное. Раб протянул руки и обнял голову Рулада — так мать утешает заплаканного ребенка. Нежно, но крепко эти руки подняли уткнувшееся в колени лицо Рулада.

Фир издал скулящий звук и замолчал. Но Тралл чувствовал, что брат весь трясется.

«Лицо… ох, Отец Тень, его лицо…»

Безумная восковая маска в трещинах и рубцах. А под ней впаянные в плоть золотые кругляши — ни один не отпал — покрывшие дергающие челюсти, перекошенный рот, словно чешуйки доспеха.