Дикари Гора

— Быстро, — перевёл Грант. — Быстрый. Спешить.

Я поднял левую руку перед собой, ладонью наружу, со своим разведёнными указательным и средним пальцами, формируя «V». Я прижал свою правую руку к своему правому плечу, с указательным пальцем, поднятым вверх, и быстро опустил этот палец, в пространство между указательным и средним пальцами левой руки.

— Убить, ударить, бороться.

Я дополнил этот знак, знаками «много», «белый», «белая женщина», «солдат», и «кавалерия».

— А теперь скажи, что это за знак? — спросил я. Я придал чашевидную форму правой руке, опустив её почти до земли, с частично закрытыми пальцами, и поднял её на несколько дюймов от земли, с коротким, волнистым движением.

— Это — знак для огня, — пояснил Грант. — Огонь.

— Вот это предшествовало знаку огня, — показал я, и поднёс кулаки близко к груди, с тыльными сторонами вниз, и изогнул указательные пальцы. За тем сделал круговое движение вперёд, показывавшее вращение колёс.

— Этот последний знак, как я помню, показывает фургоны.

— Да, правильно.

Я замолчал. Я не чувствовал необходимости в разговоре. Я слушал потрескивание огня.

— Фургон, или фургоны, конечно, — согласился Грант. — Точное значение зависит от контекста. Это — то же самое, как и со всеми знаками.

— Я понял.

— Три дня назад, или приблизительно три дня назад, — заговорил Грант, — отряд краснокожих, состоящий из Кайила, Желтых Ножей, Слинов, Кайилиауков и Пересмешников внезапно напал на обоз и колонну солдат — пехоту и конницу. Фургоны были сожжены. Была резня.

— Я думаю, что знаю о ком речь, продолжил я за Грантом. — Первый — это покинувший Кайилиаук обоз, они вышли прежде, чем я достиг города. Они были поселенцами. Вторыми, должно быть, были наемники Альфреда, капитана, из Порт-Олни. Он покинул Кайилиаук незадолго до того, как это сделали мы. Альфред, не останавливался для торговли, и двигался стремительно, не сдерживаемый караваном рабынь, похоже, нагнал и вступил в контакт с поселенцами. Несомненно, они приветствовали его присутствие. Я задавался вопросом относительно судьбы поселенцев и солдат, и выжил ли кто-нибудь. Альфред, как мне показалось, мог быть хорошим командующим. Но он не был знаком, с войной в Прериях. Он, возможно, сильно недооценил своих краснокожих противников. Он, не мог знать их возможную численность и навыки. А ещё я думал о квадратных фургонах, которые сопровождали солдат, несомненно, скрывая монстров Сардака и Кога. Было семнадцать таких фургонов. Если эти животные были уничтожены, я мог бы, подумать о возвращении из Прерий. Зарендаргар, в этом случае, был бы в безопасности. По крайней мере, пока против него не послали другую такую силу. Возможно, Царствующие Жрецы, через их агентов, могли бы контролировать города, такие как Форт Хаскинс и Кайилиаук. Вскользь я подумал, о краснокожем парне, Урте, предположительно Пыльноногом, что был с солдатами в положении раба-переводчика. Если бы дикари нашли его в цепях, прикрепленного к фургону белого, то они, возможно, для развлечения, могли оставить его там, умирать. Ещё я думал о высокой, спрятанной под вуалью Леди Мире из Венны. Без сомнения теперь, она больше не носила свои вуали. Я не думал, что дикари могли бы убить её. Есть лучшие вещи, что можно сделать с такими женщинами. Несомненно, сейчас она была раздета, с верёвкой на шее, и осмотрена так же небрежно как домашняя кайила. Если бы захватчики нашли её интересной, то возможно они дали бы ей шанс, хотя и маленький, чтобы спасти свою жизнь, абсолютным и полным подчинением, и удовольствием для новых Господ, как и подобает рабыне. Я не мог не отметить, что несколько, часто взаимно враждебных племён, объединились для нападения, разрушения и убийств. Память, как это называют, и их ненависть к белым, взяла верх, как это обычно происходило, над их кровавыми и почти непрерывными межплеменными сварами. Краснокожие, если бы они пожелали, с их численностью, и их единством, учитывая приблизительный технологический паритет в вооружении, были в состоянии держать Прерии неопределенно долго против вторжения белых.

— Это — было ужасающе, — пробормотал Грант, почти оцепенело.

— Да, — согласился я. — А что означает это? — Я поместил правую руку против сердца, с большим и остальными пальцами, указывающими вниз, и немного придал чашевидную форму.

— Сердце, — перевёл Грант.

Тогда я опустил руку к земле. Я видел, что Стебли кукурузы сделал это, после его отчёта о сражении, если это сражение было.

— Сердце лежит на земле, — объяснил Грант, и добавил. — Моё сердце, лежит на земле. Мне жаль.

Я кивнул.

— Моё сердце, также, находится на земле. Мне, тоже жаль, — прошептал Грант.

— Ты думаешь, что могли быть оставшиеся в живых? — спросил я.

— В действиях такого рода, наши друзья равнин редко склонны оставлять кого-то в живых. Но возможно они и сделали так, скажем, сохранили некоторых детей, чтобы отправить их пастись в загоны Ваниямпи. Чтобы выросли с ценностями Ваниямпи, подходящими для рабов, или, возможно, некоторых женщин, обнажённые тела которых у их ног они, сочли приемлемым. Кто знает? Они — победители. Всё зависело от их прихоти.

— Что могло стать с краснокожим рабом белых?

— Мужчина или женщина? — спросил Грант.

— Мужчина, — сообщил я.

— Я не думаю, что у него было много шансов, — не оставил надежд Грант.

— И я сомневаюсь, — согласился я с его мнением.

— Возможно, нам стоит возвратиться, — размышлял Грант. — Сейчас будет опасно идти на восток. Кровь у молодёжи бушует. Жажда убийств всё ещё может быть с ними.

— Они выполнили поставленную цель. Они провели в жизнь свои законы, и против виновных и против невинных. Надеюсь, теперь они возвращаются в земли их племен, — предположил я.

— В такое время, малые отряды могут быть более опасными, чем крупные, — начал объяснять Грант, — более многочисленные группы, сделав свою работу, возвращается по домам, скорее всего под командой Блотанхунка — военного вождя, обычно человека опытного со зрелыми суждениями. Он осуществляет контроль, он командует, он сдерживает. Малая группа может состоять из молодёжи, недостаточно дисциплинированной, которая подстёгивает друг друга ещё к одной опасности, ещё к одному подвигу, которая не желает, чтобы их забавы заканчивались, которая стремится совершить ещё одно убийство, которая хочет получить ещё один трофей.

— Ты боишься, что такие отряды могли бы задержаться в здесь? — понял я.

— Иногда их даже специально оставляют позади, — пояснял Грант, — чтобы выследить оставшихся в живых, которые, возможно, скрылись в траве.

— Но мы не были частью подвергшихся нападению групп, — возразил я.

— Конечно, можно было бы надеяться, — сказал Грант, — что они будут чувствительны к таким различиям.

— Мы не нарушали законы, — напомнил я.

— Но мы белые.

— Я должен двигаться на восток, — предупредил я.

Для меня было важно определить судьбу Кюров, которые были с наемниками.

— Грант, — позвал я.

— Да.

— Согласно моим сведениям, собранным вдоль границы, Ты необычный торговец. Ты проник в дальше всех в Прерии, и знаешь их лучше всех среди белых.

— Возможно, — не стал спорить Грант, — Мне трудно судить о таких вещах.

— Именно по этой причине, я искал тебя.

Он, молча, пристально посмотрел на меня.

— У меня есть кое-что среди моих товаров, что я хотел показать бы тебе, — решился я, наконец. — Я подозреваю, что эта вещь тебе может быть знакома, или точнее Ты видел подобные вещи и знаком с их происхождением.

— Я буду рад посмотреть на это, — заинтересовался Грант.

Я возвратился к огню через некоторое время, и на земле, при свете костра, развернул кожу, которую мы с Самосом получили в заброшенном тарновом комплексе, приблизительно в четырёх пасангах от северо-восточных ворот Порт-Кара.

— Это — кожа истории, — догадался Грант.

— Ты сможешь прочитать это?

— Да, смогу.

— Но Ты не читаешь, — отметил я то, что он не сделал, ни глазом, ни пальцем, попытки проследить прорисованную историю, на светлой мягкой коже.