Знамение пути

убить и колоть лёгким метательным копьём-сулицей или, наоборот, без промаха метать тяжёлое копьё, предназначенное только для рукопашной… Позже эта наука здорово выручит его, когда он расстанется с Матерью Кендарат и отправится мстить за свой род, но тогда он, конечно, об этом не знал. Как-то они ужинали вместе с мастером у него дома, и разговор зашёл о любви.

“Женщины? Пустые сосуды, куда мы изливаемся, дабы продолжить себя, – вот как отозвался повелитель копий о Тех, что были для Волкодава святее святого. Присутствие госпожи ни в малейшей степени не смущало хозяина дома. – Самки и матери. Больше они ни на что не годны, да к тому же ещё и быстро стареют. Мужчине следует время от времени прогонять их, заменяя новыми, более молодыми…”

Выслушав такое, Волкодав про себя ощутил страшную горечь разочарования, но вслух, конечно, ничего не сказал, поскольку был гостем, вступившим под кров и отведавшим одного хлеба с хозяином. Однако на другой день они с Матерью Кендарат покинули дом мастера и отправились дальше, и во время первого же привала венн выплеснул на жрицу жгучее недоумение:

“Я думал, несравненным воином может стать только тот, чья правда духа столь же велика и чиста, как его боевые умения… А он? Воитель отменный, но притом сущий ублюдок… Почему так получается, госпожа?”

На что Кан-Кендарат, по обычаю своей веры отправившаяся странствовать только после того, как вырастила внуков, лукаво улыбнулась ученику:

“Я же говорила – ты многому научишься у этого человека, малыш…”

Минуло время, осталось в прошлом и обучение у Матери Кендарат, и её духовное водительство. Но получалось, что даже годы спустя Волкодав продолжал разгадывать когда-то преподанные ею загадки. В тот раз его отучили приписывать человеку благородство души на том основании, что его охотно слушается праведное оружие. Теперь вот удалось сообразить, что тысяча прочитанных книг сама по себе способна возвысить душу не более, чем тысяча отбитых ударов. “Спасибо, Мать Кендарат…”

И, если уж на то пошло, хранитель храмовой библиотеки очень напоминал венну другого Хранителя. Обитавшего – если только он был всё ещё жив – очень далеко от Тин-Вилены, на ином континенте. В Самоцветных горах. Он тоже был стариком и тоже распоряжался несметным богатством, не принадлежавшим ему. Сокровищницей, собранием величайших и лучших камней, добытых на руднике… Он знал камни, и камни знали его. Он без раздумий положил бы седую голову, защищая их от любого посягательства. Всесильные Хозяева приисков ни словом не противоречили ему, когда он располагал и устраивал вновь добытые самоцветы… но при всём том он оставался невольником, таким же ничтожным и бесправным рабом, как последний каторжник из забоя. Иной раз Волкодава крепко подмывало поведать книжному хранителю, какие воспоминания тот у него вызывал. Жизнь, однако, к тридцати годам в самом деле успела кое-чему научить его, и он помалкивал. Он, в конце концов, не о праведности хранителя радеть сюда приходил…

…Волкодав отнял руку от лица и решительно