Дети Зазеркалья

Но вот теперь снова и снова прокручивал в голове тот разговор с Шарлем. Джо, к счастью, спал, и вообще на этот раз спокойно отнесся к трансконтинентальному перелету. Посетовал, правда, на то, что с нами нет быстрого Питера, но в итоге удовлетворился обществом мокрых Дианы и меня. Почему-то ему очень нужны были рядом именно те, к кому он лепил эти странные ярлыки. Но не это было главным, а то, что Шарлю они нужны были тоже. А вот Джо к другу семьи отнесся с недоверием. Он не сказал, какой он, но было видно, что терпит Лакруа только потому, что я считаю его своим другом. Он словно побаивался его. Вчера, после разговора с Питером — очень, кстати, странного и во многом непонятного разговора — ребята заехали за мной вместе с Джо, и я познакомил малыша с Шарлем.

Пронзительный адвокатский взгляд едва не довел Джо до истерики. Он так и норовил спрятаться за наши спины и все время твердил, чтобы тот на него не смотрел. От протянутой для приветствия руки и вовсе шарахнулся в ужасе. Я впервые увидел на лице Лакруа растерянность. Надо сказать, меня это удивило. Не думал, что этого битого пройдоху можно смутить истерикой умственно-отсталого парня.

Сегодня утром мне тоже не удалось уговорить свое приобретение остаться с дядей Шарлем, хотя в панику в его присутствии Джо больше не впадал. Я не хотел вмешивать мальчика в наши переговоры с родителями Дианы, поэтому пришлось снова сплавить его на Демиана и Нэнси, мою секретаршу. Правда, я рассчитывал, что Питер поедет с нами, но тут уж Лакруа добился своего. Я сам виноват, следовало подумать, что Уитлроку при его полноте, не захочется проводить время в бассейне с незнакомыми людьми. А потом еще успокаивал себя, что вечером обязательно встречусь с Питером и постараюсь выведать все, что поведает ему в приватной беседе Шарль. Почему-то мне казалось, что особую секретность он склонен сохранять только со мной. Но все пошло наперекосяк. В чем-то Лакруа прав, я всегда подбираю сирых и убогих. Но бросить эту девочку умирать я не мог, а нестись с ней на побережье Уэльса не имело смысла. У меня тоже есть свой график, и задержаться там я смог бы не больше, чем на неделю. Для Дианы мой скорый отъезд стал бы настоящей трагедией. Да и родных я не видел уже почти месяц.

Мысли снова вернулись к не особенно плодотворному общению с Шарлем. Нет, как и обещал, он фактически встретил меня с готовыми документами Джо, но, вместо ответов, я лишь получил новые загадки. И я опять так и не решился задать Шарлю вопрос о матери. Что Каролина мне не родная, я знал и без него, хоть никогда никому об этом своем знании не рассказывал. То, что она не моя мать я обнаружил совершенно случайно, на уроке биологии. Во мне однозначно было меньше половины негритянской крови, а у Каролины, если и затесались где-то в роду европейцы, то так давно, что на ней это уже совершенно не сказалось. Я был очень уравновешенным и, как верно заметил Шарль, беспроблемным ребенком. А еще я очень любил своих родителей. И видел, что они до безумия влюблены друг в друга. Поэтому я не стал закатывать истерик и выяснять отношения и долгое время пребывал в уверенности, что Каролина меня усыновила, а Дэн, хороший и добрый человек, полюбил ее и всегда относился ко мне, как к родному. Но в коллежде я выбрал естественное направление. Мне это казалось правильным, ведь предстояло унаследовать отцовскую ферму. Меня увлекла генетика, и нет ничего удивительного, что однажды я провел сравнительный анализ ДНК. Вот это было уже действительно потрясением. Ден с почти стопроцентной вероятностью был моим отцом, в то время, как Каролина вообще не приходилась мне родственницей. Я не романтичная барышня, но почему-то у меня сразу возникла идея, что отец, скорее всего, разыскивал меня и мою биологическую мать, а вместо этого нашел сына у Каролины. Что стало с женщиной, подарившей мне жизнь на самом деле, я не знал, но узнать хотел бы. Вот только в тот момент, когда на меня свалилось это откровение, Шелли попала в больницу с множественными переломами и тяжелым сотрясением мозга — училась кататься на лыжах. На фоне такой трагедии вытряхивание пыли из семейных скелетов показалось мне неуместным. Все мы тогда были на грани отчаянья. Хуже всего приходилось Келли, и хотя мы никогда особенно с ней не ладили, именно меня она выбрала своей опорой. Не скажу, что меня это радовало. Вот странно, они совершенно одинаковые с виду, а характеры разные. С эгоцентричной, взбалмошной Келли мы всегда находились на грани конфликта. Зато с любознательной, ласковой Шелли были близки, несмотря на разницу в возрасте. Но, конечно, наша с ней дружба не шла ни в какое сравнение с той почти мистической связью, что существовала между близнецами. Шелли была очень плоха, и мне казалось, что Келли умирает вместе с сестрой. Мне и самому хотелось умереть. Я не представлял, как стану жить, если моя любимая сестренка никогда больше мне не улыбнется. Две недели Шелли балансировала на грани жизни и смерти, но все же справилась. Я успел пропустить международные соревнования, чем нажил себе немало неприятностей. Я не мог бросить семью в такой момент. Близость друг к другу, ощущение, что ты не одинок, была нам всем тогда необходима. Каролина всегда была мне замечательной матерью, но тут она превзошла саму себя. Я вдруг понял, что она всячески защищает меня от Келли, перетягивает на себя ее внимание. Зная, как дорога мне Шелли, именно меня мама старалась поддержать в первую очередь.

Чуть позже, когда миновал кризис, и Шелли пошла на поправку, мне все же пришлось уехать. Мировой чемпионат я пропустить уже не мог. Полагаю, это пошло мне на пользу. Вдали от родных я смог понять главное: не важно, кто произвел меня на свет, у меня есть мать, которая любит меня и будет любить впредь и всегда поддерживать.

Сомнения в том, что Шарль знаком или был знаком с моей биологической матерью, вчера развеялись окончательно. Уж для кого, а для Каролины он точно на небо за Луной не полезет. Лакруа ненавидел мою приемную мать. А Каролина его боялась. Или не его, а того, что он знает. Шарль никогда не был желанным гостем в нашем доме, да и сам не стремился лишний раз наносить визиты. И, тем не менее, именно к нему велел мне обращаться отец, если понадобится любая экстренная помощь вне Австралии. Почему? Неужели именно отец и есть тот таинственный клиент, чьи интересы защищает Лакруа? Но тогда получается, с моей матерью связана какая-то тайна, которая не делает чести Каролине. Только ради нее Дэн мог окружить мое рождение такой дымовой завесой. В том, что он прячет какие-то собственные неприглядные поступки, я очень сомневался. Почти до девяти лет я был уверен, что мой отец умер еще до моего рождения. А это значит, что по каким-то причинам Дэн не мог принимать участия в моем воспитании. Предполагать, что он бросил меня так же, как биологическая мать было просто смешно — не такой он человек.

Все эти мысли настолько меня измучили, что я сам не заметил, как заснул под мерное гудение самолетных моторов.

Мне так и не удалось поговорить с отцом. Нормально поговорить. Ту короткую вспышку гнева с его стороны, что возникла при единственной попытке с моей стороны узнать о себе хоть что-то, я, успокоившись и все взвесив, решил не брать в расчет. Все же я достаточно сильно огорошил его своими расспросами. Но потом Дэн уехал, и вот уже несколько дней его не было. Я понимал, что дело, скорее всего не во мне, но подсознательно склонялся к мысли, что он меня избегает.

Поначалу все было нормально. О том, что скоро буду дома с гостями, я сообщил своим еще из Лондона. Говорил я с матерью, но слышал, что Дэн где-то рядом и комментирует мою склонность подбирать страждущих. Весело, по-доброму, как обычно. Я передал ему привет, мама посмеялась над отцовским брюзжанием, в лицах изобразила гипотетическую картинку встречи моих новых юных друзей с Шелли и Келли, мы повеселились вместе. Ни на мгновение у меня не возникло ощущения, что дома что-то не так, или что мне и моим гостям могут быть не рады.

Отец позвонил мне, когда самолет уже сел, чтобы убедиться, что высланные за нами машины не опоздали. И снова ничего, кроме радости предстоящей встречи я не услышал в его голосе. Ни тогда, ни позже, когда мы, уставшие после перелета, ввалились в дом. Каролина, умница, сразу поняла, что из себя представляют родители Ди, и заняла их светской беседой. Уже минут через десять они вовсю чирикали с миссис Уотерленд о дизайне интерьеров, неугомонных тинэйджерах и тяжелой доле работающих женщин. Шелли и Келли, повисев на мне положенное для неприличия время, увели Диану и Джо показывать им их комнаты. Демиан и Нэнси, едва поздоровавшись, отправились отдыхать. А я рассказывал Дэну, как нашел Джо. Отец от души посмеялся над хваткой юной Марии Перес, похвалил Демиана, покивал, давая понять, что и не сомневался в способности Шарля разрулить любую ситуацию. В общем, как всегда, слушал мои последние новости со спокойным интересом стороннего наблюдателя. Все изменилось, едва я упомянул Питера Уитлрока. Сначала Дэн просто нахмурился, словно что-то припоминая, когда я рассказывал, как Питер помог нам в самолете успокоить Джо. Но как только речь зашла о встрече с Шарлем и о парне по имени Вел Дебритеанна, лицо отца превратилось в маску. Он все так же вежливо поддакивал, делая вид, что слушает меня, но мыслями явно унесся куда-то очень далеко. Потом резко прервал мой рассказ, извинился перед гостями и, сославшись на срочные дела, удалился. Я тогда не придал этому значения. В любом случае, я не собирался с места в карьер устраивать ему допрос, да и ушей кругом было много. Я подумал, что поговорю с ним позже.