Драконы Погибшего Солнца

— Оставьте эти утомительные титулы. Здесь мы вдвоем, — отозвалась Лорана. — В таких официальных обращениях нет нужды там, где встречаются... Как мне лучше назвать нас? Старые враги?

— Скорее уважающие друг друга соперники, — улыбнулся Медан и не без сожаления выпустил прекрасную руку.

Медан никогда не был женат, разве что на своем любимом девизе «Дисциплина, порядок и честь». Он не верил в любовь, считая ее брешью в доспехе мужчины, которая делает его уязвимым. Но Медан восхищался Лораной и уважал ее. Он считал ее прекрасной, как считал прекрасным этот ночной сад. Кроме того, она помогала ему ориентироваться в той хитро сплетенной паутине, которую эльфы называли своим правительством. Он находил ее полезной для себя, и всегда был рад оказаться полезным ей. Взаимно приятное и естественное положение вещей.

— Поверьте, госпожа, — негромко произнес он, — я нахожу вашу нелюбовь ко мне много приятней, чем любовь других ваших соотечественников.

И он бросил многозначительный взгляд в сторону дворца, где Палтайнон по-прежнему стоял у трона, нашептывая что-то на ухо королю.

Лорана проследила за его взглядом.

— Я понимаю, о чем вы говорите, маршал, — ответила она. — Вы принадлежите сообществу, которое я считаю исчадием Зла. Вы завоевали мою страну, вы — наш угнетатель. Вы сотрудничаете с нашим злейшим врагом, драконицей, которая мечтает уничтожить нас. Но я доверяю вам больше, чем тому, кто стоит сейчас рядом с моим сыном.

И она резко отвернулась прочь.

— Мне неприятно это зрелище. Не станете ли вы возражать, если мы прогуляемся к дендрарию?

Медан не возражал. Он был рад провести чудесный лунный вечер в самой очаровательной из стран Ансалона с самой очаровательной женщиной этой страны. Они медленно пошли рядом, в дружелюбном молчании следуя по усыпанной мелкой мраморной крошкой аллее. Крохотные осколки, отражая лунный свет, напоминали маленькие звездочки. Струился тонкий аромат орхидей.

Королевский дендрарий представлял собой изящный хрустальный дворец, в котором поселились растения настолько хрупкие и нежные, что даже мягкий климат и теплые зимы Квалинести были им не по силам. Располагался он на значительном расстоянии от королевского дворца. Лорана хранила молчание, и Медан не хотел нарушать его неуместным словом. Так они приблизились к хрустальному зданию, в каждой из многочисленных граней которого дрожало отражение луны, словно на небе сияло не единственное ночное светило, а сотни.

Высокие стеклянные двери отворились, и они вошли. Влажный ароматный воздух был насыщен дыханием растений, они зашелестели и заволновались, будто приветствуя их приход.

Звуки музыки и смех стихли вдали. Лорана глубоко вдохнула, жадно втягивая влажный, насыщенный теплом воздух.

Наклонившись, она поднесла пальцы к орхидее, слегка поворачивая цветок к лунному свету.

— Какие изысканные формы, — с восторгом сказал Медан, любуясь растением. — Мои орхидеи чувствуют себя великолепно, особенно те, что подарили вы, но такого роскошного цветения я не могу добиться.

— Нужны время и терпение, — улыбнулась Лорана, — как и во всем. Возвращаясь к нашей прежней беседе, маршал, я могу сказать вам, почему уважаю вас больше, чем Палтайнона. Ваши слова, хотя они иногда и неприятны мне, идут от чистого сердца. Вы никогда не солжете мне, даже если ложь будет вам выгоднее, чем правда. А у Палтайнона слова срываются с губ с той же легкостью, с какой ветер уносит их в темноту.

Медан поклонился, принимая комплимент, но не стал продолжать обсуждение достоинств человека, который помогал ему удерживать Квалинести в повиновении. Он постарался сменить тему.

— Вы оставили веселье в ранний час, госпожа. Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо? — спросил он вежливо.

— Шум и духота не всегда мне по душе. Я вышла в сад, чтобы насладиться покоем.

— Вы уже обедали? — с ноткой заботы поинтересовался маршал. — Могу ли я попросить слуг принести вам вина?

— Нет, благодарю вас. Последние дни я не могу похвастать аппетитом. Вы больше угодили бы мне, оставшись ненадолго в моем обществе, если, конечно, ваши обязанности не отзывают вас.

— Думаю, сама смерть не сумела бы отозвать меня от такой очаровательной спутницы.

Лорана взглянула на него из-под опущенных ресниц и улыбнулась:

— Люди не любят произносить такие любезные речи, маршал. Не слишком ли долго вы остаетесь в обществе эльфов? Собственно, я полагаю, что нынче вы больше эльф, нежели человек. Вы носите наши одежды, говорите на нашем языке, любите нашу музыку и поэзию. Вы издаете законы, которые охраняют нашу землю лучше, чем те, которые мы могли бы принять сами. Возможно, я ошибаюсь, — добавила она шутливо, — но, может быть, на самом деле это мы вас завоевали и вы наш пленник?

— Вы можете потешаться надо мной, госпожа, — поддержал эту тему Медан, — и, весьма вероятно, рассмеетесь, если я скажу, что вы не так уж далеки от истины. Я был слеп к природе, пока не побывал в Квалинести. Для меня дерево было всего лишь предметом, из которого можно выстроить стену крепости или сделать ручку для боевого топора. Единственной музыкой, которая для меня существовала, были марши и грохот военного барабана. Единственным чтением, в котором я находил удовольствие, были распоряжения нашего штаба. Я могу охотно признаться в том, что, впервые попав в вашу прекрасную страну, я смеялся при виде эльфа, благоговейно беседовавшего с деревом или разговаривавшего с цветком.

Но однажды — это случилось весной, лет через семь после моего приезда сюда, — я удивился, обнаружив, что с нетерпением жду, когда расцветут цветы в моем саду, гадаю, какой из них распустится первым и даст ли бутоны тот розовый куст, что посадил садовник в прошлом году. И примерно в то же время я открыл, что песни, которые слышал накануне, звучат в моем сознании, и стал читать ваши книги, чтобы узнать, о чем в них говорится.

По правде говоря, госпожа Лоранталаса, я полюбил вашу страну. И именно по этой причине, — при этих словах лицо маршала потемнело, — я делаю все, что в моих силах, для сохранения ее безопасности от гнева драконицы. Именно поэтому я готов сурово наказать тех, кто восстает против моей власти. Берилл ищет всего лишь предлога, чтобы погубить вас и вашу землю. Упорствуя в своем сопротивлении, совершая акты террора и саботажа против моих войск, тайные повстанцы могут принести разрушение и гибель всем вам.

Медан понятия не имел о возрасте Лораны. Несколько сотен лет, должно быть. Хотя она выглядела такой же молодой и прекрасной, какой, вероятно, была в те дни, когда во время Войны Копья в качестве Золотого Полководца повела армии Света сражаться с Рыцарями Такхизис. Он не раз встречал старых солдат, которые с восторгом вспоминали о ее храбрости в бою, о том, как она сумела воодушевить павших духом солдат и привела их к победе. Ему даже случалось пожалеть о том, что он не знавал ее в те далекие дни, хотя они и сражались бы по разные стороны баррикад. И о том, что не видел ее мчавшейся в битву верхом на огромном драконе, с развевавшимися за спиной золотыми волосами, которые, подобно сияющему знамени, звали за собой солдат.

— Вы говорите, что верите в мою честь, госпожа, — продолжил он и взял ее руку в свои, — тогда поверьте мне, если я скажу, что я день и ночь тружусь ради спасения Квалинести. И задача моя весьма нелегка из-за вылазок этих повстанцев. Драконице известно о них, об их растущем сопротивлении, и она очень разгневана. Она не раз выражала недовольство тем, что ей приходится тратить уйму времени и денег для управления таким беспокойным народом. Я делаю все, что в моих силах, чтобы умиротворить ее, но она уже теряет терпение.

— Зачем вы говорите мне это, маршал? — спросила, подняв брови, Лорана. — Какое отношение это имеет ко мне?

— Госпожа, если вы можете повлиять на этих повстанцев, прошу вас, остановите их. Скажите им, что, совершая акты террора против меня или моего войска, они в конечном счете принесут вред собственному народу.