Мой замок

– Но... – Роланд был поражен страстным монологом старого лорда, всегда спокойного и насмешливого. Мысль о том, что его благородные товарищи, украшенные рыцарскими шпорами, могли быть такими же обездоленными сиротами, как он, лишила его дара речи.

– Милорд, но ведь вы их освободили! Так же, как меня! Так почему я все еще раб?

– Потому, что они все были в неволе в других странах. А тебя лишил свободы король Англии, против которого я не выступлю, – объяснил мягко сэр Конрад. – Для тебя самого это ничего не значит и на твоем положении никак не скажется. В самом деле, сынок! Ты свободен, ты носишь меч. Что для тебя одно глупое слово?

– Не понимаю! Вы назвали меня рабом и тут же говорите: свободен. Как это можно понять?

– Просто, сынок. В зависимости от места. В Арден-холле ты – один из воинов крепости, будущий рыцарь. В Баттеридже – младший лорд из семьи Арден. В Ноттингеме – паж благородного происхождения, родня графа. Но если мне вздумается отправить посольство королю, то ты вообще не поедешь. Для короля ты не существуешь – пока. Через несколько лет положение может измениться. Но сейчас это то, что есть.

И повторяю, тебя самого это никак не должно обидеть. Все бывает на свете, я знаю случаи, когда барон, захватив замок соседа, детей его либо убивал, либо калечил и держал в плену. Вот и ты попал в переплет без всякой вины, просто твоя судьба оказалась легче. Ничего в этом нет бесчестного или постыдного. Стыдно было бы мне, поступи я, как тот барон. Но я этого не сделал. Ты не согласен?

– Вы опять заставляете меня согласиться! Вас не переспоришь, сэр, – буркнул Роланд. – Но тогда зачем вообще было сообщать мне, что я – раб? Если, по-вашему, это не имеет значения?!

– А вот это уже другой вопрос, мальчик мой. Ты успокоился? Тогда мы продолжим...

Лорд Арден встал с кресла, зачем-то прошелся по комнате, разминая затекшие мускулы, вернулся в свое кресло и оперся спиной.

– Когда я привел в Арден восемь десятков мужчин и женщин, я всем им обещал кров, пищу и свободную жизнь. Посвященные мной рыцари присягнули, что будут верно служить десять лет, а потом, если они пожелают, я заплачу им достаточно, чтобы приобрести земли и замки... Молодые оруженосцы тоже пообещали, что прослужат десять лет после посвящения. Что касается слуг и работников, я обязался держать их пожизненно в своем доме, а кто захочет уйти – получит приданое на обзаведение своим домом и хозяйством, соответственно положению в этой стране людей простого звания. Правда, положение это таково, что даже хороший сапожник или кузнец предпочитает жить в крепости, а не за ее пределами. Здесь, по крайней мере, безопасно...

Мой договор с каждым из моих людей – это то же самое, что присяга вассала сюзерену. Собственно, все они и стали моими вассалами, как только ступили на английскую землю. И я полагал, что в отношениях этих все ясно и неизменно.

Я не ожидал, что в Арден-холле с первого же дня появятся новые люди. Если бы я их нанял, то платил бы жалованье, но ведь ты с двумя приятелями – помнишь? – просто свалился мне на голову. Я определил каждому его место, никто не стал спорить. Мельник и сейчас трудится на починке своей механики, а Берт с несколькими помощниками рубит лес для весеннего строительства. Ни один из них не спросил даже, чем и как я им буду платить! Потом ты привел еще пять человек. Они тоже сразу стали работать, довольные уже тем, что их кормят и одевают. Те, что остались добывать камень, разве ставили условия?

– Нет.

– Вот именно. Каждому из этих людей кажется естественным, что они трудятся для господина, а тот дает им пищу и крышу над головой. Даже ты сам озабочен был чем угодно, кроме вознаграждения за свою службу! Интересно, почему, а?

– Я – рыцарь, а не наемник! – возмутился Роланд. – Рыцарь служит, а сюзерену надлежит заботиться о своих людях.

– Вот-вот! Точно так же думают все остальные. Они служат, я о них забочусь. Это гораздо удобнее, чем самому думать о похлебке на стол и зимних сапогах. Но я с ними ни о чем не договаривался, они мне ничего не обещали и попали ко мне в подчинение не по своей воле. А как же называется человек, который полностью зависит от господина, трудится только для него и не имеет ни своего дома, ни имущества, ни даже семьи? Он называется «раб», Роланд.

– И к ним вы причислили меня?!

– О тебе – потом. У меня сейчас в Арден-холле тридцать рабов, в том числе те шесть женщин, о которых ты беспокоился. Они в таком же положении, без единой собственной нитки на теле. Графиня придумала их назвать моими рабынями, чтобы девушки не боялись мужчин и не считали себя блудницами. И она еще предложила выделить их внешне: чем-то ярким и заметным с первого взгляда. Вроде как украсить, а не унизить... Мол, я принадлежу его светлости, не трожь меня, и так далее.

– Вы хотите приучить их жить целомудренно?

– Ну, это невозможно... Особенно среди стольких крепких мужчин. Но отдаваться они будут сами, по собственному желанию. Не из страха. Этот яркий значок послужит защитой: я – графская, а не уличная девка!

Что ты об этом думаешь?

– Если графиня так считает, значит, она права, – передернул Роланд плечами.

– И я думаю, что права. А еще я подумал: если рабыням-женщинам нужен особый знак, то ведь и для мужчин это подойдет. Их положение тоже надо определить точно. Мне почему-то кажется, что тебя уже донимают вопросами: что будет дальше? Не загонят ли нас обратно в гору?

– Донимают, – вздохнул Роланд.

– Вот ты им и ответь: милорд граф приказал всем подневольным носить знак, отличающий от других слуг. Кто с таким знаком, все подчиняются тебе. Или кому ты их сам поручишь. А кто этот значок снимет и уйдет со двора, его дело. Может, его и ловить не станут, если ничего не украл, а может, если работник нужный, то и поймают... Риск на его совести. Как это тебе? Годится?

– Пожалуй... – идея показалась Роланду новой и интересной. Звание раба, столь отвратительное, обернулось неожиданной стороной.

Далеко не все товарищи по несчастью пожелали оставить крепость и искать иной доли в холодной и голодной стране. Многие предпочли кусок хлеба и рубаху на теле странствиям на свободе. Если человека в неволе не обращают в животное, то разве служить доброму лорду не лучше, чем побираться или батрачить за горсть медных монет?

– И... что это знак будет означать? – уточнил он.

– Что этот человек – мой невольник. Что я его кормлю, одеваю и даю жилье. Что я его защищаю. Что он обязан исполнять мои поручения и не имеет права отлынивать от работы. Что за лень и небрежность его будут наказывать. Что никто, кроме меня, над ним не властен. И что все это кончится, если человек уйдет. Никакой платы за свой труд он не получит.

– Справедливо, – вынужден был согласиться Роланд. Условия графа для подневольных работников до странности напоминали традиции рыцарского служения. За исключением одного – присяги. Он спросил:

– Ваши невольники должны поклясться исполнять эти правила?

– Нет! – граф резко качнул головой. – Положение раба отличается как раз тем, что от него клятвы не требуют. Он не по своей воле попал в рабство. Он может мириться с ним, пока ему хорошо, или сбежать, если станет невыносимо. Он ничем господину не обязан. Это господин, если желает иметь рабов, обязан заботиться о них и беречь. Поэтому и развалились империи, стоявшие на рабстве... Невольник не может быть верен. Глупо надеяться на это!

– А как же я? – вскинул голову Роланд.

– Ты – исключение, сынок. Ты присягнул. Неважно, что ты сделал это из желания избежать кровавой драки между мужиками и рыцарями. Поэтому, единственный из всех, ты носишь оружие. На первый взгляд, ты уже стал моим вассалом. Но, мальчик мой, сам-то в глубине души ты вовсе так не считаешь! Как прежде, твоей мечтой остается вернуть Арден себе! Поэтому, если вдруг в голову тебе придет покинуть Арден-холл и искать счастья на стороне, я не стану считать тебя изменником. Другое дело, что для меня это крайне невыгодно, и я постараюсь тебя вернуть... Тебя будут ловить, как пленника, не как нарушившего свой долг воина. И даже не накажут за побег. Ибо, по сути, ты и есть пленник.