Утраченная невинность

Холз перевел взгляд на портрет Барлы.

— Ты им никогда особо не интересовался. Как и его народом.

— Возможно, но теперь моя озабоченность оправданна. К этому олку прислушивается наш король, и он в состоянии подвигнуть Гара на действия, которые не в наших интересах. Гар сделал его тайным советником! Тебя это не тревожит? Меня — очень.

— Что ж, — помолчав, признался Холз, — мне тоже кажется… неправильным такое высокое доверие короля по отношению к Эшеру. Барла отдала олков под наше управление. Они люди простые, неспособные к магии или управлению государством.

Предвкушая победу, Джарралт приблизился к Холзу и с умоляющим видом опустился на одно колено.

— Значит, Эфрим, мы не должны больше молчать. Ты — высшее духовное лицо Лура. Оба мы являемся тайными советниками. Способность Гара к управлению явно сомнительна. Ради блага королевства мы обязаны действовать. Хотя бы во имя памяти Борна.

Лицо старика страдальчески исказилось.

— Конройд, Конройд, боюсь, ты говоришь о втором расколе.

— Нет! — твердо возразил Джарралт и положил сильную ладонь на безвольную руку Холза. — Я говорю о спасении нашего народа от безвольного, уступчивого короля и недееспособного Главного мага. Иначе будет поздно, и наша духовная слабость погубит всех нас.

Покачав головой, Холз отвернулся, всем видом давая понять, что ему это не нравится.

— Как ты предлагаешь действовать?

— Значит, ты со мной? Когда я подниму этот вопрос на Общем Совете, ты добавишь свой голос к моему?

— Хочешь спросить, поддержу ли я тебя как претендента на корону Лура? — горько поинтересовался Холз, все еще глядя в сторону.

— Только в том случае, если такова воля Барлы. Может, ты спросишь ее, Эфрим?

Холз вздохнул.

— Уже спрашивал. Грядут большие перемены, хотим мы того или нет.

С мрачным лицом и поющим сердцем Джарралт снова поцеловал свое священное кольцо.

— Тогда пусть свершится воля Барлы. И спасибо тебе за поддержку.

— Я не вижу другого выхода, Конройд, — прошептал Холз. — Хотя, боюсь, мы погубим жизни как минимум двух людей.

Джарралт встал.

— Лучше две жизни, чем целое королевство, Эфрим. Помни об этом, если совесть начнет терзать тебя. — Он поправил одежду и шарф. — Я сейчас отправлюсь в лазарет. Поговорю с Дурмом, оценю его состояние. После этого дальше поговорим. Согласен?

Холз неохотно кивнул:

— Согласен.

Морг с трудом удерживался на границе сознания и беспамятства; он боролся, словно муха, попавшая в мед. Проклятый Никс и его вонючие снадобья вновь ввергли его в беспомощное состояние. Он ощущал присутствие собственной ярости. И отчаяния. И еще Дурма. Сила его личности сократилась до едва заметных размеров, разум превратился в бледную тень былого интеллекта. Как бы он хотел наконец позволить толстому глупцу умереть… но риск был слишком велик. Тело и душа связаны, и если связь порвется, то есть вероятность, что плоть извергнет в небытие не только собственную душу, но и непрошеного постояльца.

Он не мог не учитывать этой вероятности.

Морг услышал — или почувствовал, — что дверь в его темницу, то есть палату, отворилась. Шаги. Голоса. Дверь закрылась. Он попытался приподнять веки Дурма и напряг ослабшую волю, борясь с неподатливой плотью, напичканной успокаивающими препаратами. Плоть снова победила, глаза открыть не удалось.

— Вот, господин, посмотрите. — Лекарь. Голос раздраженный. Обиженный. — Как я вам и говорил, Главный маг еще спит. Он не может с вами говорить! — Ненавистный человек, Никс, насквозь пропахший проклятыми травами. Надоедливый, назойливый. Придет день, и он недалек, когда лекарь Никс будет давиться своими травами, пока не сдохнет. Я ему устрою славный банкет…

— Мои извинения, Никс. Я не сомневался ни в твоей компетенции, ни в честности. — А это Конройд Джарралт. Морг почувствовал, как просыпается голос крови. К нему явился один из отдаленных потомков… Внезапно безумная надежда и великолепная идея озарили сознание Морга.

— Если вам так необходимо переговорить с ним, господин, то, когда он проснется, я бы мог…

— Мой добрый друг, — проникновенно произнес Джарралт. — Могу я говорить с тобой откровенно? И полностью рассчитывать на честные ответы?

— Конечно, господин.

— Ты даешь слово целителя?

— Само собой!

Продолжительное молчание. Потом снова Джарралт:

— Для тех, кому надлежит это знать, Никс, не секрет, что раны Дурма весьма тяжелы.

— Так и есть.

— Тяжелы настолько, что его спасение можно считать чудом?

— Да.

— Тяжелы настолько, что было бы беспочвенным мечтанием… верить в возвращение ему былых способностей?

Долгое молчание.

— Господин…

— Ни слова больше, — сочувственно произнес Джарралт. — Твои глаза все сказали.

— Господин…

— Это очень деликатная тема. Я понимаю. — Сколько доброты в его негромком, неторопливом голосе. — И очень болезненная. Когда ты говорил с королем, ты, возможно, не захотел… лишать его надежды.

Пробиваясь на поверхность, Морг бешено срывал с себя оковы, наложенные снадобьями Никса. Он чувствовал рядом с собой тщеславие, он улавливал его нюхом, как демон чует свежую кровь. Тщеславие и безжалостная воля, неукротимое стремление победить любой ценой. Великолепно. Этот Джарралт силен. А ему как никогда требуются силы. Он слишком долго был узником слабости.

Джарралт стал ответом на его молитвы.

Лекарь смущенно откашлялся.

— Вы же понимаете, что я обязан…

— Конечно, — успокоил его честолюбивый потомок Морга. — Я тебя прекрасно понимаю. Не тревожься, Никс. Нас с тобой скроили из одного материала. Мы — люди чести, для которых служение королевству превыше всего, даже личных привязанностей. Дурм — мой друг. Мы много лет вместе служили в Тайном Совете, и несчастье, постигшее его, разбивает мне сердце. И несмотря на это, я сделаю все необходимое, чтобы уберечь Лур от бед. Как и ты, я в этом уверен. А теперь, если можно, я хотел бы немного побыть наедине со своим другом. Возможно, мне удастся передать ему хоть часть тех сил, в которых он так нуждается.

— Конечно, господин, — произнес лекарь. — Но предупреждаю, он крепко спит. И если проснется, будьте добры, сразу посылайте за мной.

Морг слышал, как открылась и захлопнулась дверь. Услышал звук шагов, приближавшихся к кровати. Услышал негромкий смешок Конройда Джарралта. Так звучал бы смех завоевателя, увидевшего беспомощную жертву.

— Ну что ж, Дурм. Теперь здесь только двое нас, — прошептал он. — И я расскажу тебе, чем закончилась история…

Глава восемнадцатая

Это не был голос друга. В нем звучали коварство, глубокая неприязнь и долго скрываемое честолюбие.

Внезапно Морг понял, что ему грозит опасность.

Ему показалось, что сейчас он сойдет с ума — настолько велико и неудержимо было желание вырваться из разлагающейся плоти. Испытывая и ярость, и изумление, он заметил, что его принялось глодать какое-то незнакомое, разъедающее чувство… Страх.

Страх?

Когда же в последний раз он испытывал его? И испытывал ли когда-либо? Он не мог вспомнить. Нет, нет. Это невозможно. Морг, высшее существо этого мира, испуган?

Никогда.

Или… никогда не испытывал чувства страха прежде. Но сейчас он был беззащитен, заперт в клетке и находился во власти человека, от которого так и разило желанием убить. Убить Дурма. То есть убить его, Морга, потому что он находился в теле Дурма. А он рассчитывал перебраться в такое тело, как у Джарралта. Через день-два, когда Дурм очнется от одуряющего действия лекарств, и он сможет перейти к активным действиям.

И вот это тело рядом с ним, и у него свои планы, и неожиданно оказывается, что времени не осталось совсем…

Послышался деревянный стук — посетитель переставил стул поближе к постели. Скрипнули пружины, зашелестел шелк. К разгоряченному телу прикоснулись холодные пальцы.