Падение Света (ЛП)

— За мной не пойдут.

— Они ни за кем не пойдут, — сказал Варез, так и не отведший взгляда. — Такое вот приключение.

Вострые глаза снова отыскали его. — Это правда, сир? Вы сбежали?

Ребл тихо зарычал, но Варез жестом велел ему молчать. — Да. Бежал как заяц с подпаленным задом, а меч в руке вопил от ярости.

Нечто проявилось на ее лице, и Варез был удивлен. «Не презрение. Не отвращение. Но что же я вижу?» Ренс пожала плечами. — Вопящий меч. В следующий раз я побегу рядом, сир.

Оружие и доспехи работы Хастов еще не раздавали. Они остались в тщательно охраняемых фургонах. Железо бормотало днем и ночью. Вот и сейчас что-то вскрикивало за брезентовой пеленой, будто ребенок в волчьих челюстях.

В ее глазах он увидел понимание.

«Убила ребенка, да? Не зная, что делать с вопящей штукой. Не понимая как вынести его вопли день за днем, весь остаток жизни. Так заткнем крики в мыльной купели.

Но крики не прекратились, да? И, разумеется, твой разум лопнул, и все внутри пропало. Как будто ничего не было. Но, хотя ты ничего не знаешь, остается глубинный ужас — ужас внезапного вспоминания».

— Ваш убийца валит тех, кто мучил женщин, — сказала Ренс. — Вот что общего у жертв. Не так ли? — Она чуть помедлила. — Может, это женщина.

«Да. Мы тоже так решили».

— Думаю, ты должна присоединиться к следствию, — предложил Ребл.

— Почему вы решили, что я хочу ее поймать? — бросила Ренс.

— Опять неплохо, — кивнул в ответ Ребл. — Нам тоже не особо интересно. Но командир желает всё уладить.

— Когда умрет последний убийца женщин, — отозвалась она. — Тогда все уладится.

— Таких несколько сотен или еще больше, — возразил Варез, изучая ее, замечая красные руки — похоже, недавно она их ошпарила — настороженное выражение, стиснутые зубы. — Слишком много потерь.

Ренс тряхнула головой: — Так скажи ему, сир. — Глаза снова отыскали Вареза, и он действительно подумал о кошке. — Расскажи ему о мужиках таких трусливых, что убивают женщин. Расскажи о малых умах, что полнятся темными узлами и рыскающими страхами. Расскажи, что они не умеют думать дальше первого прилива слепой ярости, и как любят они вообще избавляться от мыслей. — Речь заставила ее раскраснеться. — Расскажи командиру, сир, что те уроды, которых убили, бесполезны для любой армии. Они побегут. Они будут цапаться с нами, кошками, ища, кого бы еще избить и унизить. Лучше видеть их мертвыми. Сир?

Варез глянул на Ребла. Тот улыбался, но такой холодной улыбкой, что она легко могла стать чем-то совершенно иным.

Листар замер в нескольких шагах. «Убийца жены.

Знает ли она? Разумеется. Преступления — будто мясо в наших разговорах, мы жуем жилы снова и снова, веря, что от долгого жевания изменится вкус. Будет не столь горьким. Жалкая ничтожность содеянного… пуф! Исчезнет, став ничем. Так? О, мы народ упрямый, особенно если вера сулит бегство».

— Не все они трусы, — заявил Ребл, все еще с улыбкой, но в глазах его что-то загорелось.

Женщина оказалась достаточно умна, чтобы отступить. — Как скажешь, сир.

— Скажу. Еще точнее, некоторые убийства, они… просто происходят. В алом тумане.

— Да, полагаю.

— Поэтому забыть и вспомнить — самое худшее.

Наконец Варез заметил, как женщина бледнеет. — Тебе… вам лучше знать, — ответила она тихо, ломким голосом.

И тут улыбка Реббла расползлась до ушей. — Но я, у меня этой проблемы нет. Помню каждого невезучего ублюдка, которого взял и убил. Тех, кого хотел убить, и кого не хотел. Если я назову имена, ты определишь разницу? Нет. Никто не сможет. Потому что разницы и нет вовсе, даже для меня. Тут другая проблема. Не могу вспомнить, как сильно ни стараюсь, причины убийств. Какие именно споры вышли из рамок и закончились плохо. — Он покачал головой, состроив преувеличенно-озабоченное выражение лица. — Ни одного повода, ни одного.

Варез со вздохом отвернулся. Ребл завел новое обыкновение — произносить речи, но слушателям от них становится лишь хуже. «За всем этим есть что-то еще, Ребл? Ты что-то стараешься сказать нам? Сделать какое-то признание? И что останавливает?»

Ренс только кивнула в ответ Реблу.

Высокий жилистый рудокоп отвернулся и пошел к Листару. — Давай отыщем палатку мертвеца, Листар, и поглядим, что можно понять. — Он искоса глянул на Вареза. — Почти десятый звон, сир.

— Знаю, — отозвался он. — Идите же.

Он смотрел в спины мужчин, ушедших к блоку Белого Утеса.

— Могу идти, сир?

— Нет. За мной.

Она его удивила, не став возражать. Пошла следом к командному центру. — Лучше с вами, чем с ними, сир.

— Просто улыбайся и кивай, чтобы он ни болтал.

— Я забыла про Листара.

— Ребл сообразил, что ты выглядишь слишком раненой. Ему такое не по нраву. — Варез помешкал, прежде чем сказать: — Листар не трус. Он хочет умереть. Не ставит охрану у своей палатки, хотя идут убийства. Каждый раз, глядя на новое тело, огорчается, что не он лежит у наших ног.

Ренс хмыкнула, но промолчала.

— Думаю, недолго осталось.

— Как это?

— У нас проблема с дезертирами, Ренс. Солдат прежнего Легиона слишком мало, чтобы окружить лагерь. Кроме того, сутью сделки была свобода, которую нужно заслужить… но если есть шанс получить свободу без всякого там служения, пусть оно идет в Бездну! Думаю, скоро всё развалится.

— Так зачем мне что-то делать? Просто отпустите в палатку…

— Ты была далеко от палатки, когда нашли тело, — заметил Варез, когда они приблизились к большому скоплению шатров и палаток в середине лагеря. — И не в блоке Белого Утеса.

— Просто блуждала, сир. Знаете, они меня не примут.

— Кто из ваших хуже всех, Ренс, кто доставляет неприятности?

— Есть одна. Велкеталь. Нарожала шестерых деток и выбросила на улицу. Четверо умерли не повзрослев, остальные окончили жизнь в рудниках. А послушать ее — лучшая мать на свете.

— Чудно. Сделай ее своим Реблом.

Ренс фыркнула: — Первая поднимет против меня бунт.

— Нет, ведь я ей сообщу, что твоя участь станет ее участью.

— Вот как вы делаете вожаков? Поэтому Ребл сохраняет вам жизнь?

— Так и делаются вожаки взводов, — согласился Варез. — Но Ребл, он начал оберегать мен еще в яме. Да, причины я не знаю, но сделка мало что изменила. Мне он ничего не рассказывает.

— Вы женщин не убивали, верно?

— Не убивал. Ренс, здесь есть трусы всех разновидностей.

Она лишь хмыкнула в ответ.

* * *

Бегство от будущего — нет поступка унизительнее… однако Фарор Хенд чувствовала, что это вошло в привычку. Двое мужчин сторожат ее следы, и тот, что ищет ее, кажется неподходящим. Ночами, лежа на койке у стенки шатра, прогибающейся под весом снега, она закрывает глаза и видит фигуру, высокую и призрачную, шагающую по обширной безжизненной равнине. Он идет к ней, выслеживает, и хотя кажется чудовищным, она знает: в нем нет зла. Он — попросту ее судьба, он привязан обещанием, неумолим.

Но в грезах, когда ее одолевает сон, она видит Спиннока Дюрава, кузена, слишком родственного для связи. Видит юношу, равного ей. Видит улыбку и качается в колыбели уклончивых слов. Он предложил ее образ, возможность, жгучую насмешку — жестокую, хихикающую насмешку. Стоял так близко, но она не могла коснуться. Пусть она жаждала его обнять, он словно доспехами защитился от женских чар. Она просыпается с тяжелым сердцем, скрежеща зубами от безнадежного желания. Да, он оттолкнул ее, признавшись в любви к Финарре Стоун, и горькая ирония «откровения» до сих пор остается на устах.

Едва заря окрасит восточный горизонт, он покидает палатку и бредет в сторону разгорающегося света, привлеченная огненной полосой, пожаром новорожденного дня. Каждая ночь становится царством пепла и отчаяния, и она бежит в свет. Армия в лагере — скучный зверь, механистичный и упрямый на тупом, одуряющем пути своем. Не предлагает ничего нового. Никаких перемен в угрюмом, озлобленном настроении.