Обратная сторона вечности

И ошеломленные люди видят, как урмай-гохон замахивается кулаком свободной руки и наносит сокрушительный удар по черепу мертвого коня. Раздается жуткий треск, у скакуна подламываются ноги, и он грудой костей падает на землю, поднимая клубы пыли. Между обломков костей неуклюже возится рыцарь в съехавшем набок рогатом шлеме. Самаэль пинает его ногой. От этого пинка череп слетает с покрытых панцирем костей туловища, и уже безголовый скелет шарит руками по земле в поисках оброненной булавы. Но человек не дает ему подняться. Легким и плавным движением клинка он разрубает его пополам на уровне пояса. А затем его конь обрушивает всю тяжесть своих передних копыт на искалеченное, развороченное нечто, и предводитель мертвецов перестает существовать…

В этот момент толпа варваров будто обретает новую суть и новое дыхание. С дикими воплями и визгом она лавиной катится вниз, врезаясь на всем скаку в стройные ряды армии скелетов. Только что найденное в пещере оружие подходит воинам как нельзя лучше. И пусть они еще не умеют с ним управляться и не пробуждается в них неосознанное, как в их урмай-гохоне, но храбрости и ненависти к врагу им не занимать.

И еще бы раз посмеялся демон Мэлор, если бы увидел, как бесценными мечами плашмя лупят своих врагов безмозглые варвары, как колотят по черепам уникальной работы шлемами, как бросают издали щиты и те летят, словно заправское метательное оружие, круша старые кости, снося головы, разрубая позвонки. И осыпаются на землю драгоценные камни, которые были вставлены в них многие тысячелетия тому назад. Степь вся покрыта камнями общей стоимостью с небольшое княжество, вроде Тевера. Да только дикарям это невдомек. Они во всей полноте ощутили правоту урмай-гохона: золото и камни — это бесполезный хлам, а оружие нужно воину как воздух. Они выхватывают у поверженных противников копья и палицы, боевые топоры и мечи, они шпорят коней и с диким гиканьем прыгают с седел на плечи солдатам вражеской армии.

Барабаны больше не стучат — по ним прошлись копытами взбешенные кони.

Самаэль сказал правду стражу пещеры: он действительно не помнил ничего вплоть до того момента, как открыл глаза посреди бескрайней степи.

Солнце стояло высоко в зените, и ему было немного жарко. Плечи слегка пощипывало. Он наклонил голову и увидел, что они у него громадные, мускулистые, широкие и покрыты смуглой бархатистой кожей. Но он не знал, нормально ли это. Он даже не вполне представлял себе, что, собственно, он такое. И еще долгое время потом думал, что именно так и рождаются люди — верхом на черном коне, посреди знойной степи, а на горизонте громоздятся невиданные черные пятна (кто же знал, что это горы? и кто же знал, что это горизонт?).

Самаэль не солгал и тогда, когда рассказывал о найденном в седельной сумке мешочке с круглыми желтяками, за которые он получил первую в этом существовании еду и вино. И о том, что случилось, когда он выхлебал с жадностью весь кувшин, тоже сказал правду.

Его бедная память взорвалась голосами, которые пытались до него докричаться, воплями и стонами, которые пытались воззвать к его милосердию, грозными окриками, которые опирались на его безотчетный страх, и неведомыми звуками, которые потом оказались музыкой, но тогда он об этом не подозревал.

Гигант очнулся с больной головой. Харчевня была разгромлена им основательно и бесповоротно. Он отдал хозяину целую пригоршню желтяков, и тот проводил его в дорогу, осыпая не подходящими к ситуации проклятиями, а бесконечными благословлениями. На эти деньги он мог отстроить несколько таких харчевен.

Из ночного бреда в памяти Самаэля накрепко засели несколько вещей: первая — пещера, которая находилась значительно выше (тут надо сразу оговориться, что чувство ориентации в пространстве у него было отменное, как у перелетной птицы). Название Онодонга тоже мелькало на краю сознания, но с самой пещерой долгое время не было связано, пока наконец он не повыспрашивал об этом у разных людей и не связал воедино разрозненные свои знания. О том, что искать в этой пещере, он уже не знал, но этот вопрос и не интересовал мятущегося исполина. Ему казалось, что вся его жизнь зависит от этих поисков.

Он побывал во многих городах. Путешествовал и на западе, добравшись до Мерроэ и Тевера, посетил Сараган, где ему предлагали целое состояние за того злобного демона, на котором он странствовал. Видел он и Хадрамаут, где ему сообщили о том, что необъятная земля, по которой он странствует, не одна в этом мире, а есть еще несколько континентов: Имана, Джемар, Алан и Гобир. Из них Имана равна по величине Варду, ну разве что немного меньше. А остальные сильно отличаются по величине. Вард гуще всех населен, а самый безлюдный — Гобир. Но это еще ни о чем не говорило страннику.

Наконец он попал в государства востока — и его потрясли богатства Бали, Эреду и Сихема. А еще он стал свидетелем тому, как у этого мира появился новый владыка — молодой фаррский завоеватель, аита Зу-Л-Карнайн. Успехи юного полководца, за короткий срок создавшего целую империю и сумевшего удержать ее от распада, не давали покоя Самаэлю. И он вспомнил, что ему самому было нужно.

С тех пор у гиганта не было ни минуты покоя: он искал способы претворить в жизнь свою мечту. Пока наконец не достиг в своих странствиях земель варваров. Это были бесконечно богатые земли, и населяли их бесконечно разобщенные племена. Искусные охотники, следопыты и рыболовы, красивые, могучие, здоровые люди прозябали в невежестве и нищете, поклоняясь стихиям и духам животных. И Самаэль решил, что именно они станут основой основ его империи. Законы, которым подчинялись дикари, были ему только на руку. Ему ничего не стоило победить их вождей и занять первое место. Ему легко удалось объединить этих людей под своей рукой.

Он и сам не понимал, отчего назвался сыном Ишбаала. Если бы его спросили, кто такой Ишбаал, гигант бы только пожал плечами. Он придумал этого бога, придумал ему и целое царство — Царство Смерти. Но Самаэль был уверен в том, что этот бог не более чем плод его воображения. Просто он успел немного разобраться в людях и понимал, что им всегда приятнее подчиняться кому-то, кто по устройству мира стоит выше их. И тогда многие неприятности сами собой устраняются. Там, в пещере, он не вспоминал про своего вымышленного отца. Однако кто-то словно вложил эти слова ему в уста, и они были произнесены им без особых раздумий. Сам урмай-гохон был слишком разгорячен боем с Мэлором и страдал от действия яда, так что и не заметил тогда, что сказал поверженному демону.

Единственная странность до сих пор не давала гиганту покоя. Если он смирился со своим беспамятством и безродностью, то никак не мог согласиться с тем, что ему не дается в руки оружие. Ни один из мечей или боевых топоров, которые он намеревался не раз и не два купить, не удовлетворяли его. А он словно был противен им. Спустя какое-то время Самаэль отказался от бесплодных попыток. Благо на него никто и никогда не нападал, справедливо полагая, что эта гора мышц способна за себя постоять.

И вот наконец он держит в руках свое оружие! И вот он исполнил задачу, которая не давала ему покоя многие ночи напролет. Он достиг пещеры, получил то, что было предназначено ему, отвоевал свое наследство в бою с армией мертвецов и теперь имеет полное право идти дальше по избранной им дороге.

Урмай-гохон вернулся к народу танну-ула с победой. Он привел обратно всех воинов, которые уходили с ним в поход. И не беда, что некоторые были ранены, зато они привезли с собой огромную добычу. И хотя сама добыча была бесполезна для подданных урмай-гохона, на нее можно было выменять множество вещей. Повелитель щедро одарил тех, кто сопровождал его. А всю степень его щедрости они смогли оценить после того, как отправились в Аруз, на ярмарку.

Никогда еще недавние варвары не получали столько сокровищ от торговцев и менял. Даже если бы они привезли им по сто сотен шкур, то и тогда не выторговали бы такого количества еды, тканей, украшений и оружия, как за крохотные вещицы из белого и желтого металла. Некоторые, правда, и самим воинам казались приятными на вид, особенно те, что были щедро украшены цветными блестящими камешками. Но они уже твердо усвоили, что урмай-гохон прав всегда и во всем. Во время голода и холода ни камешки, ни желтые фигурки не накормят и не согреют. А вот те груды вещей, которые вываливали перед ними улыбающиеся жители города, всегда были и будут полезны.