Фру Великая (СИ)

Отстранив Верею, Вацлав нажал на дверь и прошел по коридору в зал, на самую его середину, и заставил кота свалиться ему в руки.

– "Докладывай", – потребовал маг.

– Мяу, – заартачился кот, гордо повиснув на его вытянутой руке.

– "Ближе к делу или у твоей сестры станет на одного бесполезного родственника меньше", – пригрозил Вацлав как-то очень убедительно.

– "Матвей, ты смог обнаружить присутствие демона?" – быстро спросила Верея, напрочь проигнорировав разыгравшееся между мужчинами противостояние.

– "Смог", – ответил ей кот, но так чтобы этот ответ мог принять и Вацлав. – "Наш художник заперся с ним наверху. Демон использует пока лишь слабые эманации, но не отпускает его ни на минуту. Я думаю, к чему-то готовит".

– "Ха, готовит, это ж не столетний демон!" – Вацлав скинул кота на пол и занялся просмотром художеств. Большинство просто стояло стопкой, прислоненные к стене, несколько уже в рамах красовались на стене, и эти последние были действительно хороши – сплошь портреты молодых красивых девушек, все полные жизни и радости, но в каждой угадывался свой характер. Маг одобрительно осмотрел портреты, посмотрел несколько верхних из ближайшей стопки. Три незаконченные работы стояли на мольбертах полукругом.

– Как это называется, абстракционизм? – усмехнулся Вацлав. Верея подняла на руки кота, который подобострастно прижимался к ее ногам, и подошла к магу. На эти работы художника было просто страшно смотреть. На каждом из трех полотен было изображено словно два образа, один проглядывал сквозь другой. Агата, смеющаяся, улыбающаяся и серьезная, а внутри каждой смерть, смерть, смерть. Именно это определение приходило в голову при первом же взгляде на каждое из трех изображений.

– Что ж, этот художник оказался действительно талантлив, – резюмировал Вацлав. – Заметил то, что проглядели мы все. И как доходчиво воплотил! Надо будет заказать у него что-нибудь для моей коллекции, если он, конечно, переживет этот день. Ты могла бы позировать для этой картины. Представь себе, ты в черном платье с открытыми плечами и пеньковой петлей на шее, и это твое надменное выражение лица – красота! Я бы повесил ее в своем кабинете.

– "Благодарю за честь, в свою очередь я бы тебя тоже где-нибудь повесила, но эти картины ни о чем еще не говорят. Нам известно лишь, что Ризент вылечил внучку от какой-то опасной болезни, и одному ему известно какое такое волшебство он для этого использовал. Конечно, его тонкая творческая натура могла почувствовать это волшебство, а может, этот художник просто сошел с ума, что-то не то покурил, отравился грибочками, встал не с той ноги, расстроился из-за безвременной кончины любимой канарейки".

– Порезался при бритье, разбил любимую чашку, оказался не включен в завещание погибшей канарейки, – продолжил Вацлав список возможных версий. – Однако, первой при взгляде на эти шедевры нам, кажется, пришла на ум одна и та же мысль. Мне стоит ее самому озвучить?

– "Тебе кажется, что Агата – шестой артефакт", – сказала Верея за него.

– "И еще мне кажется, что уже сегодня мы можем покончить с демонами Ризента".

– "Сомнительно".

– "А ты попробуй, ведь ты не хочешь расторгнуть наш договор сейчас, когда цель так близка?"

– "Я поговорю с художником. Я должна убедиться".

– "Убедись", – милостиво разрешил Вацлав.

Верея медленно поднялась по темной лестнице, осторожно ступая по старым скрипучим ступеням. Казалось, шум от ее шагов не насторожил художника, хотя в стоящей в доме тишине он не мог их не слышать. Лестница заканчивалась хлипкой дверью, запертой изнутри на простую щеколду. Ее ничего не стоило отодвинуть, так что женщина без помех вошла на этаж. Двери в обе находящиеся здесь комнаты оказались отворены. Мужчина сидел в дальней из них прямо на полу. Перед ним, прислоненная к стене, стояла рама с натянутым на нее холстом, на который он лихорадочно наносил крупные мазки. Вокруг него в беспорядке видны были баночки с краской, кисти, куски картона и обрывки ветоши. В углу же комнаты, на столе и подоконнике сгрудились бутылки из темного стекла. От них исходил резкий неприятный запах.

– Прошу только, дай мне закончить! – выкрикнул он, не оборачиваясь. Верея не стала подходить ближе, не без удивления рассматривая уже вполне узнаваемый собственный портрет, свое худое уставшее лицо с колючим цепким взглядом, небрежно уложенные волосы, воротник старого дорожного костюма. Через минуту кисть остановила свой полет, и художник обернулся. Вид у него был затравленный, но отчаянный. Он вскочил со своего места и отошел в сторону и от картины, и от самой Вереи. Некоторое время он молча и жадно разглядывал женщину, потом его взгляд вернулся к ее изображению, и художник удовлетворенно кивнул сам себе. – В этот раз все получилось как надо, – сказал он.

– Ты пришла за своей платой? – спросил художник. – Я знал, что ты скоро явишься за мной. Ты послала ко мне вестника, ведь так? Эту девочку. Прости, я не сразу догадался, кто она. Я так и не смог ухватить ее душу, скопировал лишь ангельский внешний облик, но оболочка оказалась мертвой, и в ней я увидел бездну ада, которая ожидает меня, я испугался и повел себя недостойно. Прости меня. Теперь я готов, не буду молить о пощаде, не буду пытаться избежать расплаты, ты выполнила свою часть сделки.

– "Ты доволен? Что же ты получил?" – спросила Верея.

– Я получил сполна, – ответил художник с жаром. – Сама жизнь снисходила на мои полотна, она запечатлевалась на них во всем своем величии, но не застывала мертвой пленкой, она двигалась, дышала, чувствовала. Я не приобрел славы, но ее я и не желал. Лучшие образцы творений природы и так были мне доступны, они сами приходили ко мне, я встречал их повсюду, и теперь благодаря мне, моим рукам, они останутся жить вечно, не постареют ни телом, ни духом. Они навсегда останутся свежи и молоды, такими как увидел их я, какими захотел их увидеть.

– "А Агата Ризент, последняя девушка, она тоже попалась тебе случайно?"

– Ты же сама послала ее ко мне, твою прелестную вестницу, которую я не смог распознать!

– "Ты сам предложил ей написать ее портрет, сам подошел к ней". – Продолжила Верея настойчиво. – "Чем она привлекла твое внимание, ведь вокруг бродило полчище других прекрасных посланниц?"

– Что другие по сравнению с нею, и что она по сравнению с тобою, моя госпожа…

Верею передернуло от приторности его слов, и художник смутился, не понимая, чем вызвал ее неудовольствие. Впрочем, через мгновение он уже снова воспрял духом и продолжил свои бессмысленные речи.

– Зачем ты проверяешь меня? Я тот час узнал ту, что ты предназначила мне, все прочие на мгновение прекратили свое существование, и мне показалось, что на площади нас осталось только трое.

– "Ты, она и фонтан?" – уточнила Верея с насмешкой. Художник посмотрел на нее с удивлением и обидой, но все же пояснил:

– И твой посланник, что подвел ко мне это прекрасное создание.

Ей захотелось его чем-нибудь стукнуть, благо загроможденный бутылками стол находился на расстоянии вытянутой руки.

– "Как он выглядел?" – Спросила она вместо этого. – "Как одет, особые приметы? Он что-нибудь говорил?"

– Ты хочешь знать, как выглядел твой посланник? – Закричал художник. – Зачем ты проверяешь меня?!

– "Спокойно, ты сделал все правильно", – сказала Верея примирительно. – "Но у меня много посланников, и я хочу знать, кто именно выполнил это поручение".

– Но госпожа моя, я не помню! Лишь его присутствие при этой встрече, все иное стерлось из моей памяти! – Художник сник, его глаза увлажнились.

– "Тщщ, не беспокойся об этом", – Верея постаралась спрятать раздражение. – "Это не важно".

– Прости, я не понял, что эта девушка – вестница моего конца. Что не сразу принял это. Я увлекся и, должно быть, потерял счет времени. Но хоть ты пришла за мною так рано, я успел сделать не мало. Я готов уйти с тобой.