Наковальня мира

Некоторое время они молчали. Наконец Смит произнес:

— Может быть, тебе поехать домой? А я поплыву дальше и спасу эту леди. Терять мне почти нечего, а с оружием я обращаюсь куда лучше тебя.

— Не сомневаюсь, — отозвался Ивострел. — Но что тогда скажет моя мать, а, Смит?

— Думаешь, Фенализа будет по мне скучать?! — заморгал Смит. Ему никогда такое и в голову не приходило.

— Конечно, — ответил Ивострел. — К тому же это дело чести. Смит, меня воспитала Мать леди Сунне. Она вела меня по тропе, на которой я обрел родную мать и жену. И если Ее дочь в опасности, как я могу отойти в сторону?

— Да, наверное, не можешь, — согласился Смит.

— Может даже оказаться, — мечтательно продолжал Ивострел, — что это испытание, которое уготовила мне Она. Ей известны пути каждой звездочки на небесах, каждой струйки в бескрайнем море, Ей известно прошлое и будущее каждого человека… И ваше, Смит. И мое.

В темноте послышался слабый голос.

— Все молишься? И не надоело? — простонал лорд Эрменвир. — Вина лучше дайте.

— Да, мой господин.

Ивострел приподнял ему голову. Смит наклонил бутылку. Лорд Эрменвир сделал глоток и со вздохом откинулся на одеяло.

— «Да, мой господин»! — раздраженно передразнил он. — С чего мне быть твоим господином? Всю жизнь, еще с тех пор, когда я был сопливым малявкой в длинных рубашонках, ты глядел на мою семейку, вытаращив глаза так, будто мы короли и королевы какие-то! Что ты, что слуги… «Да, мой господин, Да, хозяин, поклон вашей достопочтенной Матушке»! И эти ее проклятые ученики, которые на коленях ползли на нашу Гору, уповая на то, что мама решит за них все проблемы!

— Но Она всегда все решает, — спокойно возразил Ивострел.

— В этом-то и беда! — отозвался лорд Эрменвир. — Да, решает! Ты можешь себе представить, каково это, когда твоя мамаша знает все, а? Стоит только в глаза ей посмотреть — и сразу видишь, кто ты есть на самом деле…

Он закашлялся. Ивострел куда-то вышел и, спотыкаясь в темноте, вернулся со своим врачебным саквояжем и шкатулкой, в которой хранились лекарства лорда Эрменвира. Он достал из шкатулки запечатанную склянку и хорошенько встряхнул ее. К полному изумлению Смита, склянка засияла холодным зеленоватым светом.

— А я думал, ты не умеешь колдовать, — сказал Смит.

— Я и не колдую, — последовал ответ. Ивострел насадил на горлышко склянки клюв колибри и уколол лорда Эрменвира. — Видели когда-нибудь фосфоресцирующий прилив? Принцип тот же. Полежите спокойно, мой господин.

Лорд покорился и лежал, хрипло дыша. В потустороннем зеленоватом свете он еще сильнее походил на покойника.

— Ох, довольно, вынь иглу! — потребовал он. — Спать хочу.

— Как прикажете, мой господин. — Поджав губы, Ивострел убрал склянку в шкатулку и захлопнул крышку.

— И прекрати, пожалуйста, строить такие рожи, — послышался из внезапно наступившей темноты голос лорда Эрменвира. — Ты же знаешь — у меня бессонница. Я тебе говорил, Смит? Хроническая бессонница. С самого детства.

— Правда? — Смит снова улегся и до подбородка натянул одеяло.

— И ничего не помогало — я мог заснуть только в постельке у мамы и папы. Терпеть не мог детскую. Как придет Эйрдвэй, как начнет принимать мерзкие обличья прямо у изножья моей кроватки, и ничем его не унять, пока не проснется Сунне и не даст ему по башке деревянным дракончиком. Тогда я выскакивал за дверь, бежал по бесконечным темным залам, проскальзывая у стражников между ног… И забирался в постель к маме и папе. Папа ворчал, а мама всегда была такая ласковая — в своей, знаешь ли, беспощадной манере, — и она объясняла мне, что в их постели спать нельзя, но она отведет меня назад и побудет рядом, пока я не усну. И вот однажды слуги постелили ей возле моей кроватки. Она сказала мне, что сейчас мы уснем. Я зажмурился изо всех сил и слушал, как колотится сердце, и это пугало меня: а вдруг оно остановится?! В конце концов я открыл глаза — а мама спит. И я подумал: мама всегда все знает, даже папины слуги так говорят, она — воплощение вселенской Доброты. И она спит. Что делается с миром, когда Добро спит? Держу пари, ты никогда об этом не задумывался, Ивострел?

— Нет, мой господин, не задумывался, — согласился Ивострел.

— А я задумывался. И с тех пор боялся засыпать.

— Мой господин, — устало пробормотал Смит, — завтра у нас куча дел.

Воцарилось сердитое молчание, и больше ничто его не нарушало.

Раз или два в лесу кто-то коротко вскрикнул. Смит сказал себе, что это какие-то звери, и снова уснул.

И все-таки утром он выбирался из каюты с опаской.

— Дитя солнца!

Смит встретился взглядом с шестью парами красных глаз — они были вровень с его лицом, пока он не перескочил через борт и не плюхнулся на землю. Смит свалился прямо на чей-то труп и в ужасе отпрянул, но оказалось, что это косуля. По крайней мере, это была косуля до того, как ей свернули шею и неумело, но тщательно выпотрошили.

— Мы поохотились, — сообщил Режь. — Теперь у нашего хозяина будет бульон.

— Неплохая мысль, — произнес Смит, поднимая взгляд на Режа, и остолбенел, увидев одинокую зеленую стрелу, торчащую у того между глаз. — Постой-ка, не шевелись!

Смит быстро взобрался на борт, потянулся и очень осторожно вытащил стрелу. Режь издал странный звук: что-то наподобие отдаленного треска льда в полярных морях.

— Мы поохотились, — повторил демон, и в голосе его прозвучало удовлетворение.

Когда над деревьями взошло солнце, оно осветило «Гнездо Зимородка», дюйм за дюймом продвигавшееся по тропе на могучих плечах Режа, Бея, Кусая, Дави, Хватая и Лягая, а впереди метались Смит и Ивострел, лихорадочно вырубая подлесок, чтобы расчистить путь. У Смита был только небольшой топорик, а Ивострел взял с камбуза кухонный нож, так что работа продвигалась отнюдь не так быстро, как могла бы.

Тем не менее, не успело солнце зависнуть в зените, как они уже оказались на вершине, потные, но торжествующие, а к середине дня «Гнездо Зимородка» снова зашлепало веслами по реке. Его владелец все незабываемое путешествие провел в каюте. Закрученный в простыни, словно покойный вождь в необычайно роскошной гробнице, он вовсю храпел и даже не подозревал о собственной удаче.

Однако когда вечером Смит бросил якорь и спустился в каюту, лорд уже сидел и курил.

— Молодец, Смит! — бодро воскликнул он. — Не забыть бы по возвращении купить тебе личное большое блестящее мачете. И Ивострелу тоже.

— Значит, вы в очередной раз не умерли? — Смит прислонился к переборке. Руки у него болели, будто он весь день ковал. — Здорово.

— Наверное, благодаря этому проклятому свежему воздуху, — предположил лорд Эрменвир, выпуская колечко дыма. — Наш покорный слуга Ивострел даже отважился осквернить себя прикосновением к мясу и приготовил мне бульон! Представляешь? И поджарил для тебя ребрышки этого кого-то-там. Они на кухне.

— На камбузе, — машинально поправил Смит.

— На синем блюде под крышкой, — уточнил Ивострел, появляясь в дверях каюты.

Едва не прослезившись от благодарности, Смит бросился на камбуз и убедился, что Ивострел действительно унаследовал кулинарные таланты своей матери. Взяв блюдо, Смит вернулся в каюту к лорду.

— Далеко ли еще до этого вашего монастыря? — поинтересовался он, нарезая мясо кусочками. — Сегодня я три раза забирался на мачту, но не сумел разглядеть никаких построек.

— Едва ли ты или я назвали бы это постройками, — отмахнулся лорд Эрменвир.

Ивострел пришел в возмущение.

— Братья живут в беседках на открытом воздухе, — сказал он. — Большего им не нужно, поскольку у них нет ничего такого, чему может повредить воздух.

— Разве что рукописи, — заметил лорд Эрменвир.

— У них есть библиотека, — уступил Ивострел.

— Значит, одно здание там все-таки имеется? — с набитым ртом уточнил Смит.

— Нет. Библиотека размещена в глубокой пещере, — пояснил Ивострел. — В ней хранятся письма Госпожи.