Война Цветов

19

ПРАЗДНИЧНЫЙ ВИЗИТ

Утром ветер переместился на северо-восток. С Иса задул свежий бриз, первый вестник далекой зимы, гнувший верхушки деревьев Ардена. Настал канун Мабона, когда многие едут домой, в деревню, чтобы навестить своих. Работники помоложе, не могущие пока позволить себе такую поездку, украшали большой дом кукурузными куклами, желудями и яблочными пирамидками. Месяц, который один санитар смастерил из лозы и бересты, покачивался на ветру над парадной дверью.

В «Циннии» царило волнение, вызванное не только праздником, переменой погоды и прочими заурядными причинами наподобие близкого выхода на пенсию кого-то из хобов или побега одного из близнецов Пиретрум (они неизменно убегали в холмы, и директору приходилось порой нанимать проводника с Черным Псом, чтобы выследить меняющего облик больного). Сестры в коридорах или в перерывах, за чаем с лавандовыми лепешками, перешептывались совсем о другом: к Тихой Деве-Примуле ожидался посетитель. То, что посетитель почти всегда был один и тот же и что он почти всегда приезжал на праздники, отнюдь не делало его менее интересным. Красавец даже по высоким эльфийским стандартам и наследник одного из самых видных домов, он был еще и холост. Поговаривали, что у него есть парочка бастардов, но это не мешало ему со временем вступить в брак. И нет в Эльфландии закона, как заявляла одна из молоденьких медсестер, запрещающего ему жениться на простолюдинке, если он таковую полюбит.

Сестры постарше над этим смеялись. Молодой лорд Примула – не чета фермерской дочке, еще не просохшей от росы Ивняка. Вольно ей относиться к романтическим бредням, что показывают в зеркальнике, с той же беззаветной верой, которую другие приберегают для парламентских дебатов, или межполевых финансовых сводок, или новостей о пограничных стычках между великанами и более мелкими, но более амбициозными горными троллями. И все-таки многие сотрудницы, исключая совсем уж черствых, находили некое очарование в наивной уверенности юной сестрички, что даже большие крылья не могут служить препятствием для брачного союза с одним из Цветков.

– С другой стороны, их и удалить недолго, – говорила она. – Другие это делают постоянно.

– Это уж точно – раз за разом, – подтвердила другая сестра. – Взять хоть мастера Медуницу. У него они всегда отрастают, как ни старайся. – Остальные захихикали. Заведующий любовью у персонала не пользовался и служил частым предметом обсуждения.

– Одинокой девушке больше подходит смертный, – заметила пожилая сиделка. – Буйный, пахучий и волосатый. Красота! Эх, вернуть бы мне пару сотенок.

– В наше время заполучить такого не легче, чем кого-нибудь из Цветков, – возразила еще одна.

– Гляди, девочка: если молодой Примула тобой заинтересуется, как бы кто из юных цветочных леди не напустил на тебя кондратия, – весело предостерегла пожилая. – С одной моей знакомой, что в услужении была, как раз это и приключилось. Не любят они делиться с такими, как мы.

– Я знаю, что этому никогда не бывать, – покраснев, сказала девушка с фермы, – но помечтать-то можно?

– С этим согласились все без исключения. Уж кто-кто, а брат Тихой Девы-Примулы стоит того, чтобы о нем помечтать.

– Эрефина? – сказал он, точно боясь отвлечь ее от чего– то. Она сидела в своем кресле, безжизненная, как статуя. – С Мабоном тебя, дорогая. Это я, Караденус. Я пришел навестить тебя.

Дверь он не только закрыл, но и тщательно запер на щеколду. В коридоре, когда он шел к сестре, собралось необычайное количество медсестер – все они делали вид, что на него не смотрят, но у них это не слишком хорошо получалось. Трудно поверить, что у всех этих женщин вдруг нашлись неотложные дела именно в этом крыле лечебницы. С недавних пор его политические взгляды подверглись кардинальным изменениям – возможно, кто-то из персонала шпионит за ним? Но кто, с другой стороны, мог дать такое указание? У Глушителей есть дела поважнее, чем его обязательные визиты в «Циннию». Его собственный отец? Вряд ли их разногласия зашли настолько уж далеко. Слежка скорее всего – только плод его воображения, но почему тогда они так интересуются им?

– На этот раз я пришел не просто так. – Он наклонился и взял холодную руку сестры в свою. – У меня появились дела, которые некоторое время не позволят нам видеться. – Он наклонился еще ниже и заговорил совсем тихо, словно делясь тайнами с кем-то, способным его понять. – Теперь всюду большие затруднения, особенно в Городе. Ходят разговоры о новой Войне Цветов. – Он закрыл глаза в приступе внезапной усталости. – И боюсь, что слухи эти правдивы. Какие ужасы ожидают нас после стольких лет мира!

Он отпустил ее руку и откинулся назад, изучая ее лицо. Он принуждал себя улыбаться, но это давалось ему с трудом.

– Помнишь, как мы маленькими ездили к родственникам в Очный Цвет? Такой большой дом в холмах Ольшаника? Ты боялась, потому что тебе наговорили, что там водятся мантикоры, а я сказал, что буду тебя защищать. Что я ничего не боюсь. Я тогда только что получил свой первый меч да выучил несколько чар, но твердо пообещал, что не позволю, чтобы с тобой случилось плохое. Никогда.

На некоторое время он утратил способность говорить.

– Мне вспомнился тот старый гоблин, – произнес он наконец. – Помнишь его? Он встретился нам на Огнистой Дороге. Он вез на рынок кроличьи шкурки и позволил тебе погладить своего единорога. – Караденус вернул на лицо улыбку. – Какая ты была храбрая! Единорог шарахался от моего запаха – а может быть, от чар, которые были тогда на мне, и колокольчики на нем звенели вовсю. Но когда подошла ты, он наклонил голову и дал себя погладить. И глаза у тебя сделались большие-большие.

Он снова взял ее за руку и надолго замолчал.

– Я приду к тебе снова, как только смогу, – сказал он, вставая. – Я не забываю. Никогда не забуду. – Он поцеловал ее в щеку, твердую и холодную, как из глины. – И когда день придет, я отомщу за тебя – клянусь Колодезем. – Помедлив, он часто заморгал и поцеловал ее еще раз. – Я люблю тебя, сестра, моя Эрефина. – Она сидела все так же неподвижно, если не считать легких колыханий ее груди. – Прощай.

– Какой же он красивый, – говорила молодая сестричка с фермы. – Но вышел он от нее грустнее некуда, вам так не кажется?

– Поди разбери их, этих Цветков, – сказала другая. – Чисто статуи.

– Нет, я думаю, он все-таки жалеет сестру...

Другая продолжала отмерять в стаканчики эликсир некусайки – в лечебнице близилось время приема лекарств.

– Цветки не расходуют сил на чувства, особенно когда речь идет о женской половине семьи. Просто делают что положено, всем напоказ. Это они умеют.

– И потом она здесь уже столько лет, что пора и привыкнуть, – сказала сиделка постарше. – Все это романтические бредни, дитя мое. Про богатых красавчиков можно навоображать что угодно – они мастера представляться.

– Вы правда так думаете?

– Запомни мои слова, девочка, и не давай себя обдурить. Они правят миром, вся Эльфландия им кланяется – с чего им печалиться-то?