Источник судьбы

Конечно, Сванхейд имела право узнать, какие хитросплетения вокруг нее начались. Но Рерик не хотел заводить с ней это разговор, пока сам ничего не понимал и ничего не мог предложить. Самый простой способ что-то узнать – это дождаться Ари. Когда тот выполнит поручение и вернется, можно будет расспросить его. Возможно, что работник не захочет говорить: наверняка конунг приказал ему молчать. Однако, нож возле горла – вполне убедительный повод передумать. А Рерик имел в распоряжении достаточно преданных ему людей, чтоб разговорить какого-то работника.

На следующее утро Сванхейд не вышла из девичьей, где ночевала. Рерик спросил о ней мать, и фру Торгерд ответила, что девушке нездоровится. То же подтвердила и Сигвара, которую Рерик тайком перехватил в сенях: йомфру не поднималась с постели и говорит, что больна.

Рерик всерьез обеспокоился. Тем более что Сигвара сказала, что мельком видела Ари: тот был в усадьбе вчера поздно вечером, почти ночью, когда Рерик уже ушел спать, о чем-то пошептался с конунгом и опять исчез. Он уже совсем решил снова обратиться к бабке Рагнхильд, но тут появилась Сванхейд.

Она выглядела спокойной, как всегда, хотя и бледной.

– Я должна попросить богов о помощи, – сказала она, присев на ближайший край скамьи в гриднице. – Ночью я почувствовала себя плохо. Словно холодная змея обвила мое сердце и давит… Рерик конунг, я прошу тебя, покажи мне какое-нибудь священное место в округе.

– Я сам повожу тебя в священную рощу. – Гудлейв поднялся со своего почтенного сидения, но Сванхейд покачала головой:

– Нет, Гудлейв конунг, я не хочу отрывать тебя от твоих дел. Тебя ждут люди. А Рерик конунг тоже вырос здесь, он знает священные места и покажет мне.

– Ему нельзя ходить по священным местам – ведь он христианин! – ответил Гудлейв, уколов Рерика ревнивым взглядом.

Но его действительно ждали люди – четверо бондов, пришедших с какой-то тяжбой, и он не мог уйти.

– Зато я и не подвержен колдовству! – Рерик в ответ глянул на него с намеком. – Идем, йомфру, я провожу тебя, куда ты захочешь.

Накинув плащи – день был пасмурный и ветреный – они вышли во двор. При дневном свете вглядываясь в лицо Сванхейд, Рерик видел на нем следы не столько болезни, как ему казалось, сколько озабоченности и утомления.

Перед дверями дома они наткнулись на Хериберта. Попав в языческую страну, бенедиктинец, не теряя времени, принялся делать то, что считал своим основным долгом: нести смалёндцам благую весть. Будучи человеком непритязательным во всех отношениях, он не требовал, чтобы ему почтительно внимали непременно короли и прочая знать, и довольствовался теми слушателями, которые оказывались под рукой. Сейчас возле него стояли пожилой работник Амунди и один из приехавших к конунгу бондов, Хольмгейр из Кленовой Рощи, с женой. Хериберт увлеченно повествовал им о событиях, предшествовавших рождению Христа. Жена Хольмгейра сама была беременна и потому тревоги девы Марии нашли в ее душе живой отклик.

– Да уж, дети! – вздыхала она. – И носить тяжело, и рожать тяжело, а если вдруг помрут – всего тяжелее. Вот у сестры моей, Гиллауг, зимой сын умер – уж как она горевала! И то правда – такой славный парнек был, наш Кари, умный, веселый, работящий! И всего-то пятнадцать лет ему сравнялось!

– Тогда ты поймешь, какие муки терзали Пресвятую Деву, когда ее божественному сыну пришел срок покинуть земной мир! – еще более воодушевился Хериберт и сразу перешел к описанию горести девы Марии у подножия креста.

Он не требовал, чтобы слушатели сразу понимали всю суть Христовой веры. Ему достаточно было заронить в душу хоть маленькую искру сострадания, создать хоть малейшую душевную связь между человеком и Богом – а остальное постепенно вырастет.

– Да, да! – Фру Гудлауг слушала его с живым сочувствием и кивала, в то время как Амунди вздыхал, а Хольмгейр бонд обеспокоено думал, отчего же конунг никак не зовет их в дом. – И Фригг вот так же плакала, когда Добрый Бальдр погиб! Весь свет не поленилась обойти, чтобы у всех людей, растений и животный спросить, горюют ли они по Бальдру и хотят ли, чтобы Хель его отпустила – ну, еще бы, она же мать! Наша Гиллауг тоже весь свет обошла бы…

Хериберт подавил вздох. Путь Христа к душам этих людей будет нелегок, но когда же истине доставались легкие пути?

В это время Хериберт заметил Рерика и явно собирался что-то ему сказать. Догадываясь, какого рода будет эта речь, Рерик поспешно взял Сванхейд за руку и повел за ворота. Он уже знал, что Хериберт обеспокоен его сближением с «этой колдуньей», как монах сразу обозначил дочь Эйстейна.

– Ты хочешь побывать в священной роще? – спросил он.

– Я там была. Это хорошее место, но не совсем то, что мне нужно. Но это ведь очень старая усадьба? Здесь должны быть другие священные места. Источники, почитаемые камни.

– Еще есть Змеиный камень. До него примерно полроздыха. Ты дойдешь? Или попросим у матери повозку?

– Не нужно, я дойду.

– Мн нужно поговорить с тобой. – Рерик наконец решился. – Правда, сам я мало что знаю…

– И мне нужно поговорить с тобой, – без удивления отозвалась Сванхейд. – Возможно, вместе мы уже знаем все, что нужно.

Несмотря на все тревоги и сомнения, у Рерик стало тепло и радостно на сердце от этих ее слов. Она выбрала его не просто для того, чтобы поговорить с ним – она хочет довериться ему и, видимо, попросить о помощи.

Змеиный камень возвышался на берегу ручья, возле уступа, высотой в человеческий рост, с которого тонкой струйкой срывался водопад. Это место было окружено лесом, но к Змеиному камню пролегала заметная тропа. Он стоял здесь с незапамятных времен и очень почитался жителями харада: по праздникам ему приносили жертвы, возле него заключали договора, клятвы, скрепляли браки и примирения. Возле него раскидывали руны при гадании. Никто уже не помнил, кто и когда поставил этот камень. На серой глыбе гранита имелось изображение змея, изогнувшегося в виде руны Соул, потому камень и назывался Змеиным. Ниже изображения шла кривая цепочка рун, почти стертых. Содержания надписи разобрать было уже невозможно, и о нем делались разные предположения. Обычно раз в год, весной, змея и надпись покрывали слоем красной охры, а в последние годы Агнар Умный, лучший в округе знаток рун, раскрашивал змея в несколько ярких цветов, так что издалека приходили любоваться. Но прочитать древнюю надпись и он не мог.

– Вот наш Змеиный камень. – Рерик подошел первым и положил руку на холодный серый гранит.

После праздника Середины Лета среди камней и мелких камешков у подножия еще виднелись кости от жертвенного мяса и лежал коровий череп. Вокруг черепа жужжали жирные мухи.

Сванхейд тоже подошла, легонько прикоснулась к камню, потом глубоко вздохнула, с облегчением, как показалось Рерику.

– Да, это самое лучшее место! – сказала она. – Место силы. Именно это мне и нужно.

– Место силы? А для чего нужно?

– Это «гнездо змея», как их называли в старину. Здесь тайные тропы, по которым текут могучие силы небес и подземелий, пересекаются на поверхности земли. Здесь человек может черпать колдовскую силу без ущерба для себя, здесь легче проникнуть в чертоги норн, и отсюда любые клятвы и мольбы легче доходят до богов. Это место нашел очень мудрый человек.

– Еще знать бы, кто это был. Этот камень здесь очень давно, и никто уже не помнит, кто его поставил.

– Но ведь это можно прочитать. – Сванхейд окинула взглядом полоску рун, которую старательный Агнар обмазал краской из желтой охры.

Желтая полоса была почти гладкой, и руны проступали сквозь нее в виде неровных, расплывшихся, совершенно бессвязных линий. Впрочем, беды в этом никто не видел: ведь прочитать их и новыми мало кто смог бы, нет здесь таких мудрых людей, а боги и духи и сами знают, какую силу вложил в заклинание неведомый древний резчик.

– Прочитать? – Рерик недоверчиво поднял брови. – Да каждый, кто знает хотя бы несколько рун, пытался это сделать. У нас целые легенды ходят об этом камне. Кто говорит, что надпись охраняет харад от злых сил, кто – что она запрещает мертвецам вставать из могил. А старый Торберг, отец моего Берга из дружины, говорил, что там просто перечислены старинные руны по порядку, и все. Но тут ничего нельзя прочитать, даже когда краска смывается. Я тоже пытался. Мы с Харальдом…