Приключения Димки Петрова... (СИ)

Нормальный прокатный стан, или более-менее к нему приближающийся, в лучшем случае будет у них лишь к весне. Да и то… если вообще будет. Если всё у них будет хорошо и Сидор наконец-то доставит в Старый Ключ задержавшийся непонятно где, наверное уже к этому времени купленный на Западе или в Империи хороший прокатный стан.

Где и почему произошла задержка, Димон не знал. Этими вещами занимался Сидор. А тот ему ничего не говорил. Ни ему, ни кому-либо другому. Чего, к слову сказать, требовал и от всех остальных.

Не все его слушались, но сам Сидор последнее время буквально с маниакальной упёртостью следовал своим же правилам. И вытащить из него пару лишних слов стало совершенно невозможно. Тот последнее время никому не говорил чего-либо сверх самого минимума. Да и сам минимум он последнее время понимал как-то по своему. Никому и ничего, ни полслова. А в случае если кто-либо что-то узнавал сам, а потом делился с друзьями, устраивал такой скандал, что напрочь отбивал охоту соваться в его дела.

Поэтому, прикинув собственные ближайшие перспективы с устройством железной дороги, и найдя их безрадостными, Димон решительно избавился от лишнего груза. Главное сделано. На этот берег доставил и худо-бедно спрятал. А дальше видно будет. Решат парни с литейного, что княжеские колёсные пары им необходимы, хотя бы на переплавку, он скажет где их можно взять. Вернутся — достанут. Не скажут — да провались оно пропадом.

Да и то, если к тому времени здесь ещё что-либо останется. Димон прекрасно помнил свою первую переправу и всё произошедшее вслед за тем. Как тщательно кто-то перерыл за ним все оставленные ими следы, все могилы с погибшими и даже все помойки, вплоть до туалета. И как тщательно подобрал кто-то всё оставленное ими на берегу.

Колёс было жалко до слёз. Не дай Бог уведут. Но и тащить с собой дальше такую тяжесть не было никакой возможности. Дорог здесь не было. Даже направления и те присутствовали весьма условно. А сам влажный, мягкий грунт тучных и жирных чернозёмов поймы Лонгары просто физически не мог вынести давления полозьев перегруженных волокуш. Даже их, серьёзно облегчённые фургоны в сырых низинах вязли чуть ли не по ступицы.

Осень! Будь она проклята, эта поздняя осень с её противными затяжными дождями, поставившая под большой вопрос саму возможность добраться до дома.

Где уж тут тащить с собой ещё и тяжеленные чугунные колёса. Основной бы груз вывезти.

Здесь были не твёрдые сухие почвы Правого берега. Здесь была низкая, влажная пойма лонгарской равнины. Чернозём, будь проклят этот пластилин! И если он хотел доставить добычу в целости и сохранности домой, следовало чем-то пожертвовать.

Димон пожертвовал колёсами.

Следующие дни, недели, месяцы, годы — Димон не запомнил. Всё слилось в какой-то бессвязный ком из всего лишь нескольких ощущений: мокро, грязно и липнущие к ногам пудовые комы вязкого, липкого чернозёма, в который уже кажется, провалился по пояс.

Казалось через вечность они наконец-то вышли к городу. Здесь, возле Старого Ключа, в более обжитых местах, с дорогами было получше, чем на заболоченной равнине, оставшейся за спиной. По крайней мере здесь не надо было добрый десяток вёрст прорубать просеку сквозь стену леса, чтоб только выбраться на трассу, ведущую с низовий в Старый Ключ, как им пришлось делать это сразу после переправы. Здесь уже дорог, ведущих в разных направлениях, хватало.

Если только дорогами называть тот страх божий, в который под осенними ливнями превратились местные дороги, то клейкое, липкое месиво, по которому они с огромным трудом добрались до брода через Каменку чуть выше города.

Здесь уже были хорошо знакомые места и здесь надо было делать выбор куда двигаться. На Ягодный, чтоб ни одна собака не увидал что они привезли, но при том фактически возвращаясь назад. Где опять бы пришлось несколько десятков вёрст тащиться по этому клейкому чернозёму, который лишь по какому-то недоразумению назвался дорогой. Или свернуть на городскую трассу, ведущую на Басанрог.

Высокая, сухая насыпь и твёрдое песчано-щебёночное полотно манили своим немыслимым, казалось навеки позабытым комфортом.

Был бы другой путь, по которому можно было бы добраться до своих литейных заводов, куда надо было доставить добычу с Плато, Димон ни за что в жизни не свернул на эту новую, недавно построенную трассу. И тем более не стал бы делать крюк к городу.

Их сгубила осень. Проклятая поздняя осень с её затяжными, обложными дождями, залившими водой всю Лонгарскую равнину и превратившая местные дороги во что-то совершенно невообразимое. И дикая, запредельная усталость всех. Пол года не были дома. Полгода жизни и ночёвок в каких-то времянках, бараках, грязных трактирах и сырых палатках под кустом. И дорога!

Всех добила обратная дорога, от места переправы с правого берега Лонгары до Каменки.

Да-а-а, жирные чернозёмы Лонгарской равнины — это вам не сухие, каменистые почвы правого берега. А мокрый, разъезженный чернозём — не сухая каменистая супесь Правобережья. И там, где они на правом берегу проходили сначала двадцать пять, а под конец и все сорок вёрст в день, здесь они за день с трудом одолевали три, в лучшем случае пять вёрст. А бывали дни, когда и одной верстой еле обходились, надолго застревая на топких бродах многочисленных, разбухших от осеннего паводка местных речушек.

Поэтому, когда ищущая хоть какой-то сухой дороги разведка выбралась на твёрдую насыпь недавно отстроенной городскими властями дороги, ведущей от Старого Ключа на Басанрог, этот день в отряде стал настоящим праздником. В тот миг всем показалось что мучения кончились.

Оставалось лишь решить, куда двигаться. Ягодный отпал сразу. Возвращаться фактически назад и опять мучиться по раскисшим под осенними дождями дорогам. Или — по сухой, твёрдой дороге на литейный?

Высокая сухая насыпь с твёрдым покрытием и кажущаяся близость города, дома — поставила жирный крест на раздумьях. Оставалось лишь решить как быстрей. Пойти на юг, сначала к горам, и там по боковой дороге, возле постоялого двора Тимохи Гусятника свернуть на рокадную дорогу к литейному, на их старую дорогу, ведущую с литейного до Басанрога? Или, предварительно завернув к городу и отдохнув в сухих и тёплых казармах Речной Пристани, уже оттуда, отдохнувшими, двигаться опять же на литейный.

Давать здоровенный крюк в лишние пятьдесят вёрст сначала к горам, а потом по рокаде глухими лесами на завод? Или пройти более короткой дорогой, но на глазах у всех? Тайно? Или чтоб все всё видели?

Да провались она пропадом эта секретность.

Они оставляли за собой такой жирный след, что говорить о каких-либо тайнах было просто смешно. И все были настолько вымотаны безумно тяжёлой дорогой, этим липким, расползающимся под ногами безумно скользким и липким чёрным клейстером, по явному недоразумению кем-то названным чернозёмом, что думать ещё и о каких-то дурацких секретах не было сил. Да и Димону уже давно на всю эту таинственность, которую он сам же развёл со своими находками, уже было наплевать. Он, как и все смертельно устал и хотел лишь одного. Добраться побыстрей до дома и сбросить с себя весь этот проклятый груз.

И было чёткое осознание того факта, что лишние пятьдесят вёрст ни люди, ни лошади уже не выдержат. Знаменитые тяжеловозы лонгарцы, выменянные Димоном чуть ли не на треть добычи, были уже на последнем издыхании. И если он не хотел потерять с таким трудом доставшихся лошадей, надо было делать передых. А парни с девчонками просто засыпали на ходу. От усталости и люди, и животные валились с ног.

И тем не менее Димон повернул на юг. Чем меньше народу их сейчас увидит, чем меньше люди будут знать что происходит — тем потом им всем будет спокойнее.

Только пути на юг не было. Первый же встретившийся мост на городской трассе, будь он проклят, развалился под первой же волокушей.

Обычный деревянный мост через какую-то безымянную речку или ручей, на который въехала первая волокуша с грузом, сразу резко просел, перекосившись на бок, и пришлось осторожно, лебёдками вытягивать груз обратно на дорогу. И искать брод.