Реальность фантастики №01-02 (65-66) 2009 (СИ)

Таким раненым просто не давали «живой воды».

Хотя война большая, и бывало всякое.

Идём посмотрим твоих, военврач докурил сигарету до пальцев.

И пока в палатки заносили оборудование, пока все расставляли по мес-там, стерилизовали и готовили, прямо на земле, на остатках мебели, начали обрабатывать бойцов.

Это было не как раньше, когда вокруг больного вся семья собиралась и «господи помилуй» тянули. И не грубая передозировка у фельдшера. Если по науке, с расчетом массы тела, с капельницей и соматогеном, то можно было обмен веществ легонько подтолкнуть, самую малость. Этого хватало, чтобы за пару часов человек хоть немного массу тела подправил.

А соматоген дорогого стоил. Небольшие банки с янтарного цвета содер-жимым и шуточными корявыми надписями «рыбий жир» на этикетках. Местные, которые сновали здесь же, и голодными глазами смотрели на эти банки, понимали, что такой баночкой всё село пару дней может питаться. И детям соматоген давать после голодовок лесных – полезней не бывает. Да только эти баночки в бойцов, как в печки уходили.

Опивки, правда, оставались. И хмурому сержанту-медику, который го-ловой отвечал за ящики с банками, и который имел право стрелять без пре-дупреждения, ему было всё равно, кто вылизывает эти банки досуха. Распе-чатывал, выдавал, смотрел, как пьют, принимал. Лишь бы счёт сходился, и люди в погонах свои калории получали.

Многим солдатам не помогало и лечение по науке.

Семёныч до последнего врал, что с рукой порядок, но там был явный пе-релом лучевой кости, причем несросшийся. Оставили на операцию и обык-новенное, недельное лечение.

Бозучу перешибило сухожилие. Не срослось. Левая ладонь не сгибалась. Он понимал, и только мрачно ругался себе под нос.

Были и другие. Возмущались, доказывали, спорили. Некоторые только облегченно вздыхали. Но Толбаник и второй спец, Хворостов, совершенно не обращали внимания на эмоции. Мокей тоже понимал, что медицина ле-чит, как умеет, и лучше её он, начштаба, лечить не сможет.

На всякий случай позвал Модеста, и они вдвоем быстро наладили дис-циплину.

Сержант, за соматоген ответственный, советы имел, однако если тут и де-ти с голодными глазами каждый глоток провожают, и солдаты со своим го-нором медкомиссию прошибают, то до беды недалеко.

Поставили две очереди – детскую и солдатскую, отогнали лишних. Начштаба определил на работы тех, кто не понял намёка и продолжал сто-ять поблизости.

Всё споры и доказательства окончательно прекратились, когда под само-летный гул прибыли первые грузовики с ранеными. Разным они были. Слишком худыми для «живой воды», или со слишком тяжелыми ранами их просто перевязывали, жгутами останавливали кровь. Теми, кто после воскрешения превратился в живой скелет, в до предела исхудавшую чело-веческую куклу. И – хуже всего – теми, кто не вышел из тьмы, а стал прос-то куском мяса, начиненным консервантами.

Те, кто остался в строю, занялись военным хозяйством. Оружие после боев надо было чистить, перебирать, форму подшивать. При случае и тро-феем нормальным разжиться «кочерга» с запасом патронов просто так на дороге не валяется.

К полудню, в мобилизованной легковушке, прибыл командир, с ним но-вые лица.

Знакомьтесь, военный совет собрался у того же бака с водой, над-пись на котором уже умудрились закрасить, – Наш новый замполит, Рубен Флориян.

Кивнул хмурый парнишка лет двадцати. Непонятно, кто его только нап-равил на такую работу.

– И Янис Дорг, проверять.

Товарищем из особого отдела оказался быстрый в движениях, похожий на каплю ртути, коротышка. Проверка новых кадров. Но по довольному ли-цу Камерова можно было понять – в полку решено, можно собирать добро-вольцев, сколько пойдут.

До вечера надо было всё успеть.

– Командир, – Мокей поднял палец, Тут дело есть, по нашим долгам.

Это дело требовалось организовать кровь из носу. Поперёк всех очеред-ностей.

Камеров, Мокей и Ермил дождались короткого перерыва в операциях и под руки привели к военврачу Ярину Смёновну.

– Для неё можно что-то сделать? – Ермил задал вопрос от всех.

Толбаник посмотрел на лицо старушки, которое за сутки стало напоми-нать череп, на вылезавшие волосы, прикрытые косынкой. Молча стянул с лица стерильную повязку и поцеловал Ярине Семёновне руки.

В таких случаях было принято давать морфий. Только она не хотела, она всё понимала и ей просто надо было прожить ещё день, чтобы узнать – вер-нулся ли Лёшка живой из-под Майского. Стоян, как только воскрешать стали, отправил за ним своего племянника.

Под капельницей она жила еще два дня. Дотлевала. Но когда сын встал у койки, так и не пришла в сознание.

Март 2008

Наталья Колесова / СЕВЕРНЫЙ ВЕТЕР

ОНА ЗАСТОНАЛА, ЗАСЛОНЯЯ ГЛАЗА ОТ СОЛНЕЧНОГО СВЕ-та этот треклятый свет совершешю пе хотел считаться с ее жут-ким похмельем. Кидж-Кайя осторожно села мозги резко бултых-нулись в черепной коробке. Стараясь не шевелить головой, ищуще протянула руку, вцепилась в горлышко бутылки, как в последнюю надежду. Вина только чтобы губы обжечь. Кидж-Кайя скосила глаза вправо, на мужчину, лежавшего ничком на кровати, и скривилась-уже от отвращения. Гдс она только такого отыскала! Впрочем, после трсх бу-тылок, что красавчик, что рыжий кабан вроде этого едино… С трудом, с пе-редышками, застегнула штаны и ремни (они даже не удосужились до конца раздеться). На шнуровку ботинок ее уже не хватило и, сунув их под мышку, Кидж-Кайя, сутулясь и жмурясь, выползла в серый рассвет.

Через час все еще босая, мокрая и злая, по уже посвежевшая и протрез-вевшая, она добралась до казармы.

– Вот и наша птаппка ночная!

Исподлобья стрельнув темным взглядом в Малыша Мартина, она броси-ла башмаки на пол, прошлепала до стола и, ухватив его кружку, сделала хо-роший глоток. Малыш смотрел на нее, сонно помаргивая короткими белы-ми ресницами и лениво пожевывая табачную палочку, но кто хорошо знал Мартипа, понял бы, что оп сейчас в бешенстве. Кидж-Кайл его знала. Она сделал еще один большой глоток и сказала хрипло:

– Ну?

Малыш Мартин поднял брови.

Ну? И это все, что ты мне можешь сказать? «Ну»! Сегодня спозаран-ку ко мне прибежали с «Зеленого Дракона» и обсказали, как покутили вче-ра мои мальчики. Мои славныс дисциплинированные мальчики. Не жела-ешь узнать, что осталось в «Зеленом Драконе» целым, а?

Не желаю, подтвердила Кидж-Кайя.

– Не желаешь? А я тебе скажу – стены там остались целыми. Одни сте-ны. И крыши часть.

Неужто и крыша осталась? поразилась Кидж-Кайя.

– Не крыша, а самая малость! И вот слушай› я все это и думаю – не-ет! Не мальчики там мои резвились, совсем нс мальчики! А знаешь, кто, Кидж-Кайя, а? Знаешь?

Она благоразумно промолчала.

– То почерк девичий! Женский, знаешь, почерк! Этакий… причудливый. разве б кому из мальчиков пришло в голову подвесить хозяйку к потолоч-ной балке, чтобы «все могли полюбоваться ее прелестями»? Не спорю, там есть на что поглядеть, не спорю! А затаскивать мерина господина аптекаря на крышу и перекрашивать его в зеленый цвет – и добро бы в зеленый – а то в какую-то болотную… тьфу!.. масть! «Делать с мерина дракона». Что ж ты ему крылья-то свои не дала, а, Кидж-Кайя? Свои славные крылышки?

Она стояла навытяжку, как то и полагается, когда учиняет тебе разнос начальство, но глядела не на господина капитана – в окно смотрела, где солнца не было уже и в помине. На город с моря шли тучи, серые тучи, плотно набитые холодом, ветром, дождями…

Малыш Мартин с минуту смотрел на ее бледный горбоносый профиль. Все считали их любовниками, но если что когда и было – то было и быль-ем поросло… Поднялся бесшумно, едва не достав головой балки, шагнул к Кидж-Кайе, ухватил пятерней за острый подбородок, повернул к себе.

– Что, Кайя? – спросил негромко. – Что с тобой творится?