Книга Холмов (СИ)

   - То есть, они одновременно бесконечный карандаш и стерка друг для друга? - спросил Винсент, обычно презрительное лицо которого озарилось удовольствием созерцателя.

   Лисы столпились вокруг и улыбались. Рядом со Светоносным такое происходит часто. Наверное, это нормально, когда перед тобой стоит отчасти всемогущий человек, и скупыми движениями рук решает задачи, которые только что казались неподъемными. Внутри от такого светлеет и хочется улыбаться. "Отчасти всемогущий" звучит странно и даже глупо, но на поверку лучше всего отражает сущность Хилеона.

   - Надо перенести в книгу всю информацию об уже исследованных Холмах, - заметил Кел. - Ты приказал всем собирать и приносить достоверные хроники, летописи и сказки?

   Хилеон кивнул:

   - Посадим писца прямо здесь, в библиотеке. Он занесет в Книгу то, что есть у смотрителей, все, что принесут из народа - и все, что отыщет на этих полках. Так что уже недели через две, книга Холмов станет на треть заполненной. Через пару месяцев наполовину... А вы и другие ханты заполните ее до конца.

   Сказать, что книга Холмов станет желанным и долгожданным инструментом для любой ханты - значило не сказать ничего. В мире утраченных знаний, разрозненных обрывков и противоречивых легенд, невежественных смотрителей из выродившегося, хоть некогда и великого ордена, такой книги не хватало, как воздуха.

   - Но она ужасно большая и тяжелая, - пожаловалась Алейна, наморщив нос. - Как ее таскать? В броневагоне возить нормально, но броневагон-то ни на один Холм не взвезешь.

   - И близко к Холму через лесное кольцо не подъедешь, - кивнул Дик.

   - Прелесть расслоения в том, что всякое воздействие на предмет проявляется на каждой из его манифестаций, - просто ответил Хилеон. - Мы сделаем книгу легкой, как перышко для носителя солнечной кисти, и тяжелой, как глыба для всех остальных.

   Когда человек так легко и так верно решает вопросы, обычно ставящие тебя в тупик, границы возможного раздвигаются, и мыслить начинаешь по-новому. Светоносный свел руки друг к другу, медленно сжал в худые кулаки. Сказал - сделал. И удовлетворенно кивнул.

   - На всякий случай, возьмите две кисти. Одну можно носить с собой, другую спрятать в повозке.

   С тех пор книга Холмов хранилась у лисов в броневагоне, ведь никто посторонний ее оттуда не утащит. Даже с места фиг сдвинет. Так что лисы в наглую клали свое сокровище на верхний люк, оставляя в качестве замка. Как вызов возможным грабителям и недругам: ну, попробуй отодвинь и открой!

   Писчими стали Винсент и, как ни странно, Анна. У Кела оказался совершенно невыносимый почерк - тонкий, длинный и нечитаемый; Дмитриус, ясное дело, железными руками писать не мог, Ричард был вполне доволен своим умением бегло считать шкуры и стрелы, а также сэкономленные герши; читал он по складам, а писать не умел вовсе, и считал это дело для рэйнджера пустой тратой времени. Хорошим кандидатом на ведение книги была Алейна с ее академическим образованием в янтарном храме Лёдинга, но вот уж у кого всегда находилось достаточно иных хлопот: если не лечить, то собирать травы, цедить отвары и делать заготовки для зелий и мазей на будущее.

   В итоге, книгу Холмов заполняли то Анна, то Винсент. Он сейчас и сидел за ней на крыше броневагона, открыв на семидесятой странице и описывая внешние признаки возвышающегося впереди Холма: высоту и форму, цвет мурвы, покрывшей склоны, какие стихии наиболее сильно чувствуются внизу и какие на вершине. В общем, стандартный свод.

   Винсент также вживил в страницу три кусочка почвы - снизу, с середины склона и с вершины. С помощью смолы: они темнели в крупных каплях, словно останки древних насекомых. И в любой момент их будет можно вынуть оттуда для анализа.

   Отдельно шло описание обелисков: их лисы запечатлевали в специальную призму, а затем делали на страницу оттиски, получались маленькие живые картинки. Дотронувшись до каждой из них, читатель мог погрузиться в сохраненный образ и словно побывать в запечатленном месте.

   - Чего это Дмитриус запропастился, - с беспокойством спросила Алейна. - Неужели герртруд такой прыткий, с двумя-то стрелами в тушке?..

   - Какой бы ни был, Стальной не даст ему уйти, - равнодушно отозвался Винсент, даже не глядя на двоих пленников, прикованных к рабьей подвеске. Броневагон раньше принадлежал торговцам живым товаром, наличие цепей и кандалов и теперь было вполне на руку лисам, на руки и на ноги панцерам. Шейные кандалы надевать не стали, к чему унижать и без того униженных. Скованны они были совершенно обычным железом, без примеси всякой магии, а то вдруг один из них нульт.

   Дорога, на которой встал броневагон, огибала Холм и уходила одним концом дальше в лес, а другим прочь из древней земли, на ровную, как блюдце, маленькую равнину, ведущую к поселению Землец.

   - Ты лучше скажи, как там Анна? - спросил серый маг.

   Анна наполовину ворочалась и стонала, наполовину спала. Тугая перевязь стиснула распухшее лицо; из-под нее торчала полая деревянная трубка, чтобы поить несчастную. Черноволоса почти сверху донизу была забинтована плетенкой, пропитанной отваром лечебных трав Разнодорожья. От нее пахло как от избы травника в недели осенней засушки; хотя все заглушала жирная и ужасно воняющая черевичная мазь. Хотя заживляющая сила мази была сильнее ее вони. И даже сквозь всю эту гремучую смесь сумел пробиться приятный запах холодящих раны мятных слез.

   - Да так... - Алейна дернула углом рта, как всегда делала, когда была недовольна собой и своим трудом. - Я по одной ране сращиваю, боюсь сразу все исцелять, слишком много ран, поплывет она. От эйфории. Слишком много жизни вольется, будет как пьяная минимум неделю. Вот пулю из плеча вынула и срастила кость. Следующее лицо, потом грудь. Пусть медленно, но через день придет в порядок.

   Это "медленно, через день", хоть и было сказано с совершенно искренним простодушием, сильно покоробило обоих пленников. Лица канзорцев, и без того по-злому неприязненные, сковала мрачная решимость бороться до конца. Сынам великой родины нельзя уступать злу. Мало того, что проклятая жрица у них под носом творит свои богорядвы, так еще и сам факт, что им, поборникам чистоты, приходится залечивать полученные в боях раны неделями и месяцами - а подбожникам посылают целительные дары, и они утопают в незаслуженных благах, когда каждая их молитва разрушает мир!..

   Анна что-то замычала и попыталась перевернуться бок, но он был изранен сильнее, поэтому Алейна ласково, но решительно воспрепятствовала этому. Она толкла в маленькой ступке сон-траву и синюю соль, смешивая их, чтобы подруга, все еще взбудораженная трансом, ранами и зверским напряжением боя, смогла крепко уснуть.

   - Готово, - сказала наконец девушка. - Ани, зая, попей.

   Израненная черноволосая жадно втягивала сонную воду деревянной трубочкой, аккуратно выпила всю чашку и даже не закашлялась. Ведь это был ее далеко не первый раз.

   Уже спустя минуту она крепко спала.

   Алейна встала и отряхнула штаны, испытующе глядя на пленников непредсказуемо-зелеными глазами.

   - Теперь вы, бронеголовые, - сказала она.

   Оба церштурунга канзорских диверсионных войск особого назначения приготовились к пытке. Винсент, прикрыв глаза, повел руками, и тени обоих ожили, налились весом и темнотой. Повинуясь кивку Алейны, тени схватили Карла, избитого церштурунга со сломанной рукой, прижали к стене броневагона - так, что он не мог двигаться.

   Карл кричал. Твари тьмы цепко держали его, а живое порождение ереси, подбожница, нависла рядом и вливала в сломанную руку яркий, мучительный свет.

   - Нет! - стонал он по-канзорски. - Не смей пачкать меня своей скверной, шлюха!

   Голос у Карла оказался тонкий, глубокий, страстный. Он мог бы петь тенором, солируя в хоре, только надо было отказаться от клевца.