Морские короли. Перекрестки (СИ)

- Стой спокойно!

Далан ответил грязным ругательством, и в следующий миг его ударили еще и под дых. Мальчишку скрутило вдвое. Было бы чем - еще бы и стошнило.

- Учти, щенок, - надсмотрщик подцепил Далана за кожаную полоску ошейника, - проявишь свой плохой характер - лично с тебя шкуру спущу! Молись, чтобы тебя продали, потому что иначе выкинем за борт. Поджилки подрежем, шкуру попортим, чтобы акулы заинтересовались - и дорога в море. Понял?

Далан понял. Оскалился.

- Лучше сдохни сам, потому что если я выживу - это я с тобой и проделаю.

Пощечина была легкой - не дело, чтобы на лице товара были синяки, но и она снесла мальчишку к цепи, где его сноровисто и приковали.

Далан дождался, пока от него отвлекутся и подергал кандалы.

Нет, все крепко.

- Что ты умеешь?

Ответом был изобретательный посыл работорговца в дальние дали. Тот не обиделся - не станет же человек обижаться на собаку, которая его облаяла? А для него Далан человеком и не был.

Товар. И все тут. Просто товар.

- Грамотен?

Далан сверкнул глазами.

- Да пошел ты...

- Отвечай. А то останешься голодным.

Ругательства у мальчишки еще не закончились. Купец безразлично пожал плечами.

- Так и запишем. Отребье. Годен для черной работы или в бордель.

Далан скрипнул зубами. Ругайся, не ругайся...

Но и сдаваться он не собирался. Сначала ты рассказываешь о своих умениях, потом становишься на колени, а потом - раб. Уже не по ошейнику, а по душе!

Нет уж!

Как писал один древний поэт: 'Кто в сердце свободен - не будет рабом'!

Правда, сейчас это мальчишку не утешало. Жрать хотелось до соплей и слез, аж животик подводило. Прикованные по соседству рабы торопливо жрали доставшийся им свежий хлеб.

Мальчишка сглотнул голодную слюну. Угостить его никто не пытался - нарывались уже. Тогда избили обоих рабов - и Далана, и того, кто его пожалел. Вот и сейчас дядька Вирт ест, а смотрит с сочувствием. И табличка на шее.

'Неграмотен. Сильный, работал в поле'.

Будьте вы прокляты, твари, торгующие другими людьми!

Будьте прокляты!!!

Далан поежился. С моря дул холодный ветер, кожа покрывалась мелкими пупырышками. Не заболеть бы...

Я - Далан Шедер! Меня не сломают! Я справлюсь!

***

Наутро Алаис отправилась гулять по острову.

Правда, дошла она недалеко. Ровно до лавки, над которой было написано 'Платья тетушки Люсиллы'. Подумала - и зашла внутрь.

И тут же была окутана запахом чего-то очень вкусного, вроде печенья с корицей. После солнца и света острова в лавке царил приятный полумрак, и чувствительные глаза Алаис просто расслабились. Пару минут она позволила себе просто стоять и ни о чем не думать, пока не прозвучали слова:

- День добрый, девочка. Платье заказать хочешь?

Алаис только рот открыла. Вот тебе и маскировка! Вот тебе и 'юноша'!

- А... э...

Тетушка выплыла откуда-то из сумрака. И выглядела она так, что ей тут же захотелось довериться. Невысокая, кругленькая, улыбчивая, похожая на сдобную булочку, она смотрела с теплотой и участием. И глаза у нее были ярко-синими. Алаис уже знала, что чем синее глаза, тем сильнее благословение моря для человека.

- У меня все есть. Тебе какие платья хочется?

Алаис подумала.

- Черное. Две штуки. Красное. А еще бледно-голубое, розовое, фиолетовое...

- Мы сейчас посмотрим все ткани, прикинем цвета - и за десяток дней заказ будет готов.

- А пораньше?

- Можно и пораньше. Но подороже, - не стала спорить тетушка.

Алаис тоже спорить не стала.

- Пусть подороже, но через пять дней?

У зеркала она провела два самых замечательных часа за все время своей жизни здесь. Прикидывала ткани, подбирала цвета, выбирала фасоны, в том числе и для беременной. Заказала штук пять платьев с завышенной талией, попросила тетушку подобрать и подходящую обувь, и белье. Та заверила, что все будет в порядке - есть у нее знакомый башмачник, и назвала цену. Алаис только вздохнула.

На материке за эти деньги можно было бы заказать целый гардероб. Два раза.

Ладно, деньги были,

И Алаис безумно хотелось хоть чем-то себя порадовать за все беды и невзгоды этой жизни. Хорошо другим попаданцам - они жили. А она выживала, стараясь не сделать лишнего шага. Бежала, пряталась, и опять выживала.

А так хотелось просто жить.

Выйти на улицу в новом платье, почувствовать на себе восхищенные мужские взгляды... черт возьми!

А хочется побыть в миру, попировать на пиру. Затеять с душкой мушкетером любовную игру...*

*- Ю. Ряшенцев. Песня кармелиток из к/ф 'Три мушкетера', прим. авт.

Ладно. С любовной игрой - перебор, но все остальное-то можно?

И хочется!

Алаис непроизвольным жестом опустила ладонь на живот.

Там растет ее ребенок.

Так странно, так необычно. В той жизни она уже смирилась, что детей у нее не будет. В этой жизни... она все равно не представляет, что делать с детьми, но не убивать же малыша? Можно вытравить плод, Алаис об этом знает, но ребенок-то не виноват в том, что у него папа - сволочь! И любить его Алаис будет за двоих. Уже любит.

Договорились, что за платьями Алаис придет через пять дней. Сама, лично.

Женщина оставила задаток, и отправилась дальше. По дороге купила пирожок с рыбой, слопала в одну секунду, облизала пальцы - и купила еще три штуки. Вкуснотища...

Надо уезжать с Маритани. Иначе при такой кормежке она после родов втрое увеличится!

Пойти в порт?

Присмотреть себе корабль, договориться об отъезде дней через пять-шесть, как раз платья заберет? Можно...

И женщина повернула к порту.

Не дошла.

Видимо, где-то она сбилась, или неправильно поняла объяснения, потому что угодила на рабский рынок. И замерла в ужасе.

Одно дело - читать или смотреть кино. Другое...

Когда видишь это своими глазами - становится страшно и жутко. И кричать хочется.

Люди же!

Люди!!! Да что ж вы с собой делаете!?

Когда-то женщина с ужасом читала о невольничьих кораблях. В трюме устанавливались решетки, и люди ложились на них, как ложки в коробке. Два метра в длину, полметра в ширину и полметра в высоту. Ни повернуться, ни шевельнуться, ни-че-го! Все дела под себя, на голову ниже лежащему. Затхлый воздух, плохая вода и еда... часто довозили живых вперемешку с мертвыми. А воняли корабли работорговцев так, что их отличали за километр.

О невольничьих рынках читать тоже доводилось. Но видеть вживую... это было намного страшнее.

Небольшая круглая площадь была уставлена помостами в несколько рядов. Между помостами ходили люди. Приглядывались к товару.

И на помостах стояли люди.

Товар.

Мужчины и женщины, в одних набедренных повязках, молодые и средних лет. Хорошо хоть детей не было, иначе Алаис бы не справилась с удушливой волной гнева, которая ее захлестнула. А так - накатило и схлынуло, оставив по себе память в виде жестокой изжоги.

Люди.

Все в кожаных ошейниках-полосках, все прикованы цепями, у каждого на шее табличка.

Алаис пригляделась.

Ближе всего к ней оказалась девушка лет семнадцати.

'Девственна. Умеет готовить, ходить за скотиной. Хорошо шьет.'

Мужчина рядом с ней...

'Сильный. Хороший пастух и конюх. Покорный'.

'Ученый и лекарь. Ест мало.'

'Винодел. Плохо видит.'

Хотелось рухнуть на колени и взвыть в голос.

Люди же...

И вот эти выражения лиц, глаза... боги! Глаза!

У тех, кто стоит на помостах - покорное у тех, кто ходит внизу - жадное, приценивающееся.

Вот какая-то тетка с лицом бордель-маман щупает девушку на помосте, хватает за грудь, за живот, требует показать зубы.

Рядом мужчина средних лет приценивается к молодому парню, но уже иначе. Рассматривает мышцы, требует поднять что-нибудь тяжелое...

- Прикажи ей повернуться, я осмотрю задницу. У меня клиенты любят по-разному...

- Гляди, каков гигант! Долго прослужит!