Одиночество на земле (СИ)

— В чем дело?

— Да так, — смутился граф. — Ни в чем.

— А если серьезно?

Он отхлебнул травяной настойки, потер нос и спросил:

— Вы когда-нибудь слышали о менестреле, который называет себя «Мреть»?

— Мреть? — удивился инквизитор. — Нет, не слышал. Наверное, он не популярен в Велиссии.

— Не может быть, — возразил Тинхарт. — Сейчас, наверное, просто стоит затишье. Мреть никогда не путешествует зимой. Но его песни чертовски… то есть очень знамениты, святой отец. По ним вздыхают все кому не лень. Менестрель поет о гибели единственного друга, о кургане, вознесенном на границе сущего, и о бесконечной верности. Мне доводилось с ним встречаться, и это был единственный случай, когда я видел такие же уши, как и у вас.

Альтвиг напрягся. До сих пор он считал себя единственным неудачником, родившимся с кошачьими органами слуха. Но если есть еще один — значит, когда-то была и целая раса? Или… инквизитор нашарил пальцами книгу, побледнел и поспешил отвернуться.

— В чем дело, святой отец? — забеспокоился граф. — Вам плохо?

— Нет, все в порядке. Скажите, где вы видели этого менестреля?

— В Лантершоте. Случайно заглянул в корчму, а там — выступление! Грех было не послушать, тем более что голос у парня отменный.

— А как он выглядит?

— Почти по-человечески, — улыбнулся Тинхарт. — Волосы темные, рост не впечатляющий, кожа бледновата. Глаза кошачьи, зеленые. Форма лица слегка изменена за их счет, но это скорее красиво, чем нет. Кроме того, господин Мреть весьма хрупок. Я бы даже сказал, женственен.

— Вот как, — протянул Альтвиг. — Спасибо. А за ним не водится привычки… м-м… много читать?

— Не знаю, — пожал плечами граф. — Мы с ним проговорили не больше пяти минут. Менестрель сообщил, что в случае необходимости можно обменяться весточками через господина Граурта в Лантершоте, познакомил меня со своей спутницей и был таков. Мне показалось, что он не слишком любит общество.

Инквизитор покачал головой:

— Вы — находка для шпика.

Тинхарт переглянулся с Витолью.

— Не думаю, святой отец. Если я что-то кому-то рассказываю, значит, считаю, что ему это пригодится. Вы бескорыстно уничтожили гуля, не обиделись на вопрос Анхата о Тальтарском сожжении и до сих пор не прочли ни единой проповеди. Вы — очень необычный инквизитор. А Мреть — очень необычный менестрель. У вас есть нечто общее… — он осекся, улыбнулся и уточнил: — Не внешне.

— Вы так хорошо разбираетесь в людях? — усомнился Альтвиг.

— Я — полукровка, — пояснил Тинхарт. — Потомок эльфа и дриады. По мне не скажешь, но я живу уже достаточно долго. Всякого перевидал, во всякое вляпывался. Вы не обязаны мне верить, но…

— Но лучше поверьте, — рассмеялась Витоль.

Инквизитор выдавил из себя улыбку, поднялся и подхватил свою сумку, валявшуюся в кресле.

— Мне нужно прогуляться до кухни. Не подскажете, где она?

— На первом ярусе, справа и вниз от центрального входа в крепость. Желаете подкрепиться на ночь?

— Нет, — возразил парень. — Хочу передать письмо.

Витоль посмотрела на него с немым вопросом, но увлекательного рассказа не дождалась. Альтвиг перекинул ремешок сумки через плечо, вышел в коридор и поплелся на поиски неизведанного.

По сравнению с охотой на гуля, охота на кухню выдалась скучной и однообразной. Инквизитор добрался до нее без всяких приключений, ни с кем не столкнувшись и не встретив ничего подозрительного. Посмотрел на тяжелые дубовые двери, где чья-то шаловливая рука нарисовала жареных куриц с крылышками, воспаряющих к небесам, и неуверенно постучал. Изнутри, сквозь сплошной фон голосов, металлического позвякивания и бряцанья ложек, донеслось растерянное:

— Иду!

Правая створка открылась, явив взгляду Альтвига пышногрудую женщину лет тридцати.

— Вы с проверкой, святой отец? — деловито полюбопытствовала она.

— Нет, — успокоил кухарку инквизитор. — Мне нужна сестра Хайнэ Греата. Я проезжал через приграничный пост Велиссии, и господин Греат попросил передать девушке письмо. К сожалению, он не сказал, как ее зовут.

— А-а, — протянула та. И, отступив на несколько шагов назад, сказала: — Проходите. Есть будете?

— Нет, спасибо.

Альтвиг заглянул в кухню, сощурился и встал под стеной, надеясь с ней слиться. Помимо яркого света и дивного разнообразия запахов, в помещении было очень много людей. Все они сновали туда-сюда, ругались, громко выясняли, кто принес рыбу — как понял инквизитор, протухшую. Пятеро девочек — совсем маленьких, но до смешного серьезных, — склонились над котлом, в котором что-то размеренно булькало.

— Вот, святой отец, — сказала пышногрудая женщина, возвращаясь с более юной товаркой — голубоглазой, перепуганной и худой. — Это Мильта. Вас оставить наедине?

— Нет, спасибо, — повторил Альтвиг. И обратился к сестре командира гарнизона: — Добрый вечер, Мильта. Ваш брат пребывает в добром здравии и хорошем расположении духа.

Девушка приняла запечатанный сургучом конверт — ее руки при этом заметно дрожали — и поклонилась, так ни слова и не сказав. Инквизитор улыбнулся, рассудив, что от благосклонной улыбки еще никому хуже не становилось, и направился обратно к двери. Вслед ему мечтательно посмотрела низенькая служанка в заляпанном сиропом фартуке. Выходя, парень услышал ее печальный вздох:

— Эх, какие уши!..

— Чтоб тебя, — пробормотал он себе под нос.

Возвращаться в покои знати Альтвиг не стал. Тинхарт и Витоль наверняка уже спали, а если нет, то их задушевные разговоры могли усыпить самого парня. Поразмыслив, он поднялся в комнату, выделенную господином Анхатом специально для нужд инквизиции. Она была непривычно просторной и хорошо обустроенной: тут тебе и мебель, и ковры, и даже камин в стене. Некто предусмотрительный уже успел развести в нем пламя, и Альтвиг почти сразу расстался и с пальто, и с поверх накинутым плащом. Сел на диван, подхватил книгу и попытался построить в голове связь между старыми страницами и менестрелем Мретью. Пока что роль единственной зацепки получила фраза, написанная корявым почерком в правом верхнем углу переплета: «Там, под снегом и под морозами…» Инквизитор задержал на ней взгляд. Он и раньше не мог понять, что эта фраза значит, но сейчас запутался окончательно. Кому понадобилось осквернять книгу дешевыми чернилами, выцветшими от времени и почти исчезнувшими вовсе?

Альтвиг потер виски, прилег и уставился в потолок. Тот был поразительно чист. Так и представлялось нависшее над миром голубое небо, а еще снег, продолжение пути и холод, пронизывающий до костей. Парень не боялся холода, но и поводов его любить не находил. Это как с водой: в один момент она может показаться очень вкусной, в другой — полностью лишенной каких-либо качеств, а в третий — от глотка сводит зубы.

«Там, под снегом и под морозами…» Ладно еще — под снегом, но под морозами-то что? Инквизитор закрыл глаза, словно ожидая найти ответ на черной пелене век, и сам не заметил, как уснул.

Впрочем, на сон это походило мало. Скорее на иную реальность, как в учении великой Шеары. Альтвиг видел поле, поросшее льном, и изящный замок вдали. На его шпилях развевались темно-синие знамена со светлой вышивкой. Разобрать, во что она складывается, на таком расстоянии у парня не получилось. У замка рыскали крупные желтоглазые твари, похожие на волков, но крупнее и разумнее. Оттуда же доносилось журчание воды, редкие голоса — кажется, поющие — и немелодичное звяканье расстроенных струн. Инквизитор мрачно подумал, что тамошние обитатели пьяны, как свиньи. Развернулся, намереваясь уйти… и нос к носу столкнулся с белой стеной, обладающей очень странным запахом.

Пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить свое сознание в нормальности происходящего. Альтвиг шевельнул правой ладонью, затем левой. Пошевелил пальцами на ногах и, наконец, счел возможным осмотреться.

Он стоял в огромном, полностью белом помещении с высоким потолком, балконами на верхнем участке стены и мертвыми цветами, расставленными в вазах у колонн. Сквозь узкие витражные окна пробивался голубоватый свет. Оседая в виде лучей на поверхность, он утыкался в неподвижные тела двух людей — старика и старухи, некогда кружившихся в танце. Сейчас обоих накрепко сковал лед.