Взлет и падение короля-дракона

Эта Эден, в белом льняном платье, с пышными черными волосами и ненакрашенным лицом, была воплощение респектабельности. Значительно более респектабельна чем юный аристикрат — последний перед ней — чьи кишки уже начали вонять под кровавым светом черного солнца.

Хаману в общем-то было все равно, что Ренади Солеюз унаследовал свое состояние убив отца, братьев и всех остальных родственников; король не вмешивался в дела семьи. Хаману не был разгневан и тем, что обвинения водяного вора Ренади против соседей не стоили выеденного яйца эрдлу; напротив, наглость была верным путем к королевской милости. Но молодой лорд соврал, когда Хаману задал несколько вопросов о финансовом положении поместья Солеюз, и, что еще хуже, дурак рассчитывал на заклинание осквернителя-шарлатана, которое тот спрятал в коже ящерицы и которое якобы сможет защитить его, пока он врет.

За ложь Хаману убивал.

Наследственная гордость Солеюзов была уничтожена мыслью и огнем — в основе их обоих есть что-то от волшебства — с точностью солдата. Теперь Хаману и Урику была нужна семья аристократов, которая могла бы управлять поместьем и людьми, лордом которых был покойный Ренади. Скорее всего он предложит эту честь Энверу. После более чем векового присмотра за личной жизнью короля, решил Хаману, дела по управлению поместьем будут детской игрой для такого как Энвер. Но, возможно, он предложит наследство Солеюзов этой Эден, плоскогрудой женщине-полуэльфу с мужским именем.

Ему не хотелось убивать ее. Двое просителей в одно утро: слишком расточительно.

— Почему ты здесь? — спросил Хаману. Его темплары написали, что она предлагает сделку. Это не удивтельно: она купец, торговля — ее работа и ее жизнь. Но что за сделку? — Расскажи подробно.

Она заколебалась, беспокойно облизывая губы своим бледным языком и теребя руками свое льняное платье. — О Могучий Король Урика, Король Атхаса, Король Гор-. — Ее лицо стало бледно, как платье: она сбилась с рима, забыла его титулы и ее сознание — Хаману знал это наверняка — стало пустым.

— И так далее, — сказал он, помогая ей. — Я внимательно слушаю тебя.

— Я пришла с посланием от моего мужа, Чорласа, он входит в Дом Верлизаен.

— Я знаю о Доме Верлизаен, — согласился Хаману. Как и следовало из их имени, Верлизаен были чистокровные эльфы. Три поколения назад они обменяли свои стада канков на шум и крики Эльфийского Рынка Урика, почти легального. Примерно сто лет назад кое-кто из племени ушел из Урика, основав торговый дом, который действовал вполне цивилизованными средствами. Шаг вниз, без сомнения, с точки зрения клана Верлизаен, и вполне достаточно, чтобы объяснить плоские, разбавленные человеческой кровью черты лица Эден.

В прошении стояла сделка, а не послание, но знание иногда важнее воды или золота, и является хорошим основанием для сделки. Эден еще не соврала ему.

— Что за сообшение? — продолжил король, заинтересовавшись, какую сделку может предложить ему эта женщина.

Эден сделала то, что на первый взгляд могло показаться еще одним нервным жестом.: она стала ласкать большие бледно-зеленые бусины на своем браслете. Потом раздался клик, привлекший внимание Хаману, и когда ее пальцы разомкнулись, свернутая к кольцо полоска пергамента оказалась в ее трепещущих пальцев.

Было бы слишком просто, если бы это оказался яд, или заклинание, так как ни то ни другое не могло ему навредить. Помимо всего прочего, Хаману не был смуглым человеком, которым казался сейчас. Но его охрана должна была найти этот пергамент, и он спросит с них еще до заката.

— Мой муж дал мне это.

Пергамент выскользнул из ее пальцев и упал на черный мраморный стол. Хаману поднял его и прочитал слова, написанные Чорласом, о трех сотнях деревянных шестов, которых везут караваном из Нибеная на восток, в пустынный оазис, и там оставят без охраны, под лунным светом. На вид кажется, что шесты сделаны из простого коричневого дерева, писал Чорлас, который все знал абсолютно точно, так как был владельцем каравана, направлявшегося на восток. Но эти шесты оставляли пятна на руках караванщиков, которые переносили их, а потом их казавшееся коричневым дерево стало отсвечивать металлом, похожим на бронзу.

Дерево агафари, без сомнения, самое драгоценное достояние Нибеная и достойный соперник зазубренным обсидиановым мечам — стандартному вооружению солдат Урика. В настоящее время Урик и Нибенай не воевали, во всяком случае открыто, хотя настоящего мира между Львов и Королем-Тенью не было с тех пор, как они завладели своими нынешними владениями много лет назад. А в последние три года между городами не было даже торговли, и для этого было множество причин, как например взаимная зависть и недоверие между Хаману и его братом-королем, не в последнюю очередь подогретая предательством Урикита-темплара по имени Элабон Экриссар.

На самом деле как раз именно сейчас не было вообще никакой торговли между Уриком и другими городами Пустых Земель, населенных по-преимуществу людьми. И никаких посетителей. Все жители Урика оставались там, где они были в области Хаману, когда он выпустил свой декрет, а иностранцы оставались снаружи; нарушение каралось смертью.

Торговля конечно продолжалась; ни один город не может обеспечивать себя всем, хотя учитывая набитую товарами таможню, Урик Хаману мог выдержать многолетнюю осаду. Закон просто усложнил ее и увеличил риск, которому купцы и так подвергались, возя товары в соперничающие между собой города-государства, и заодно дал Хаману предлог — как будто он нуждался в нем — вмешаться, в случае чего.

— А твой муж был в Нибенае, когда писал это? — медленно и угрожающе спросил Хаману. Если она солжет, он узнает это в то же мгновение. Если она скажет правду, то является соучастником нелегальной торговли, наказание за которую — как минимум — лишение глаза.

— Он был там, о Могучий Король. Он послал мне это с большим риском для жизни и попросил меня немедленно принести его сюда. И я пришла сюда, — она подняла голову и, несмотря волны захлестовывавшего ее ужаса, от которого холодела кровь, встретила раскаленный взгляд Хаману и не отвела глаза. — Пять дней назад, о Могучий Король.

Ого, да она осмелилась негодовать на него. В плохой день это был бы немедленный смертный приговор; сегодня его это просто заинтересовало. Хаману пробежал кончиком пальца по словам, написанным Чорласом, читая эльфа, который написал их.

— Здесь было еще одно послание, — заключил он.

— Только то, с которым я пришла прямо к вам, о Могучий Король, как я уже сказала.

— Твой муж поставил тебя в очень опасное положение, дорогая леди, или может быть ты скажешь, что не знала, что согласно моим законам запрещается любая торговля или переговоры с людьми из Нибеная?

— О Могучий Король, мой муж Урикит, он родился и вырос в Урике.

Хаману кивнул. Его эдикт, который ограждал Урик от анархии, распространившейся по Атхасу после падения дракона, разделил семьи, особенно большие торговые династии, раскинувшие свои крылья по всем Пустым Землям, но не он один выпустил такие эдикты: Тир, Галг и сам Нибенай поступили точно также.

Да, но купцы не могут не торговать, торговля их жизнь, их плоть и кровь. А торговля и риск неразделимы, и женщина, стоявшая перед ним, конечно знает это.

— Это ничего не меняет, дорогая леди. Я запретил любую торговлю. Ты подверла опасносности свою собственную жизнь, выполняя просьбу своего мужа. Твою жизнь, дорогая леди, не его. И ради чего? Какая сделка может оправдать такой риск? — Хаману мог представить себе несколько, но Эден придется удивить его, так как, несмотря на содержание послания, которое она принесла ему, что само по себе заслуживало награды, Хаману обожал сюрпризы.

Беспокойство заморозило язык Эден во рту; Хаману уже потерял надежду на сюрприз, когда она наконец сказал:

— О Могучий Король, мой муж и я, мы оба считаем, что король Нибенай вооружает врагов Урика.

— И? — спросил Хаману. Ее мысль, хотя и совпала с его собственным мнением, еще не удивила его.