Я, инквизитор. Башни до неба (ЛП)

– Специально для вас, мастера инквизиторы, прекрасные дамы исполнят произведение нашего прекрасного Кристофа Касселя.

Я понятия не имел, кем был Кристоф Кассель и почему называли его прекрасным, но я сидел в кресле, всё время уставившись на рыжеволосую девушку, которая сидела за клавикордом. Значит, это именно её зовут Катрина. Не знаю, на каких инструментах играли другие девушки, кажется, что по крайней мере одна из них мастерски играла на альте. Я следил за только Катриной. Я видел её профиль. Высокий лоб, узкий носок, губы без малейшего следа помады, которые, несмотря на это, были так свежи и так сочны, как будто Катрина только что оросила их соком малины.

Тофлер наклонился в мою сторону.

– Искусство любви, дорогой Мордимер, это искусство, которое, как и любое другое, требует данного Богом таланта, – зашептал он мне на ухо. – Но, в отличие от остальных, недостаток врождённого таланта можно компенсировать страстью, упорством, терпением и огромным желанием учиться. Но также следует сказать, что этот вид таланта, которым является искусство любви, почти никогда не будет развиваться без учителя, который посвятит тебя во все её секреты и раскроет перед тобой тайны, которые ты не только не знаешь, но даже не подозреваешь об их существовании.

Его слова дошли до меня достаточно, чтобы я был в состоянии ответить.

– Надеюсь, что не ты хочешь быть моим учителем, – буркнул я.

Он прыснул смехом.

– Я нет, но эта рыжеволосая красавица, от которой ты не можешь отвести взгляд, конечно, была бы счастлива дать тебе несколько уроков.

Я осмелился снова взглянуть в сторону девушки, от чьей красоты у меня захватывало дух. Глядя на неё, я чувствовал как что-то вроде эстетического экстаза, так и необъяснимой боли. Просто, наверное, люди не должны быть настолько красивы.

– Ты думаешь, что... она захотела бы?

– Мордимер, при всей её красоте и при всём уважении, которым ты должен её окружать как красивую женщину, она, как ни взгляни, шлюха. А, следовательно, не откажется, если такой человек, как ты или я, да к тому же гость тонгов, захочет провести с ней несколько минут. Конечно, ты можешь сделать так, чтобы эти минуты были для неё досадной обязанностью, но можешь сделать и так, что вы оба найдёте в этой связи восторг и взаимную близость. Всё зависит от тебя. Отнесись к ней хорошо, и она хорошо отнесётся к тебе.

Девушка, словно чувствуя, что мы говорим именно о ней, повернулась к нам и улыбнулась. Я почувствовал, как при виде её улыбки что-то тает у меня в сердце.

– Если она всю жизнь мечтала о младенце с бараньей рожей, то сегодня как раз её счастливый день, – проворчал Тофлер, явно мной недовольный.

После окончания концерта девушки, улыбаясь нам, покинули гостиную, а в улыбке и взгляде Катрины я видел, или, может, просто хотел увидеть тень игривости. Только тогда я понял, что это музыкальное выступление было на самом деле способом показать нам, как сказала хозяйка дворца, «подопечных», чтобы мы смогли впоследствии сделать правильный выбор.

– Не окажете ли вы мне честь, соизволив попробовать, что приготовил наш повар? Я уверена, что мужчины с таким утончённым вкусом могли бы дать ему несколько ценных советов.

О, да, подумал я, определённо я был бы первым, кто должен поучать княжеского повара. А потом он поучил бы меня непростому искусству ведения допросов.

– Позже, позже. – Тофлер поднял руки, словно желая остановить нашу хозяйку. – Если вы позволите мне предложить, мы поужинаем уже с дамами. Но... Но! – Он повернулся ко мне с вытянутым указательным пальцем. – Перед радостями стола и постели, время вкусить радость купания, – решил он.

Женщина кивнула.

– Отличный выбор, – заискивающе сказала она. – Извольте подождать, я прикажу, чтобы приготовили баню.

Когда она вышла, Тофлер спросил:

– Ты был когда-нибудь в бане, Мордимер?

– Уважаемый Максимилиан, я понимаю, что выгляжу в твоих глазах простаком, но уверяю тебя, что в Академии Инквизиториума есть баня, а ученики обязаны посещать её каждый вечер.

– Скажите пожалуйста, – изумился он. – В мои времена это было раз в неделю. Но что это за баня. – Он махнул рукой. – Как раз в этом отношении нашей преславной академии нечем похвастаться. Они дают тебе тёплой воды, кое-какой скребок, воняющее жиром мыло и думают, что познакомили тебя с радостями омовения.

– Ну, когда-то в Кобленце открыли элегантную купальню, – вспомнил я. – Которую, однако, вскоре закрыли, признав гнездом разврата. Представь себе, что и мужчины, и женщины находились в одном помещении. И, кроме того, совсем голые, или в такой открытой одежде, что казались голыми!

– Просто жуть, – покачал головой Тофлер. – Дрожь ужаса пронизывает меня при одной мысли о подобном кошмаре.

– Шути, шути. А ведь там бывали женщины из хороших домов. Как им было не стыдно! Как не стыдно было их мужьям, которые выставляли их на всеобщее обозрение, словно каких-нибудь проституток.

– Ох, Мордимер, ты не знаешь, что такое хорошо! Что за великолепное зрелище плескающаяся в воде женщина, вдобавок осознающая заманчивость своих форм.

– Знаешь что, Максимилиан. – Я внимательно посмотрел на него. – У тебя, позволь сказать, довольно смелые взгляды для инквизитора.

Он поморщился.

– Нет, дорогой мой. Мы отличаемся лишь тем, что ты предаёшься радостям словно по принуждению, я же, напротив, стараюсь извлечь из них удовольствие. Каждый из нас является мечом Господним, но я люблю, чтобы моё лезвие закалялось в благовонных маслах. Однако в действительности я человек скромных потребностей, Мордимер. Мне не нужно одевать в атлас, набивать брюхо трюфелями и щукой в шафране, пить лучшие сорта альгамбры. Краюха чёрствого хлеба и кружка воды – это всё, что твоему покорному слуге нужно для жизни. Ибо моя пища это горячая вера, и этой пищи мне достаточно для счастливой жизни.

Я прекрасно понимал, что он издевается надо мной, и при этом столь же хорошо знал, что он говорит правду. Потому что Максимилиан Тофлер ходил элегантно и богато одетый, носил на пальцах кольца, стоившие, наверное, больше моего годового дохода, и, наверное, ел слаще, чем я когда-либо мечтал. И при всём этом я был уверен, что если бы пришла такая необходимость, он отказался бы от любой роскоши, лишь бы только иметь возможность лучше послужить нашей вере и нашему Господу. Существовала, конечно, вероятность, что, понимая таким образом его слова, я вёл себя наивно и легковерно.

– Ну, хорошо. – Тофлер хлопнул, не давая мне больше думать над тем, что он сказал. – Довольно этих бесплодных размышлений. В баню, мой друг, в баню!

Не знаю, каким образом, но он попал со своим поторапливающим криком как раз в тот момент, когда открылась дверь, и хозяйка с полной обаяния улыбкой пригласила нас, чтобы мы «соизволили испытать блаженство омовения и массажа». Звучало неплохо...

– Хорошо, мои прекрасные дамы. – Тофлер игриво ущипнул одну из служанок за упругую попку. – Идите, а мы себе спокойно поговорим и выпустим при оказии все плохие жидкости. Хихикающие девушки, которых Максимилиан последние несколько минут забрасывал градом игривых комплиментов, покинули баню, а я посмотрел на инквизитора из Хеза.

– Я думал, что они искупаются с нами, – сказал я с сожалением, потому что их естественная девичья свежесть и скудные мокрые костюмы, облепляющие их тела, привели к тому, что мои чувства пылали, словно угли в кузнице Гефеста.

– Это было бы безвкусно, проводить время со служанками, когда в гостиной ждут дамы, – сказал Максимилиан серьёзным тоном.

– Ты здесь проводник, – согласился я уже без труда, поскольку в этот момент я подумал о прекрасной рыжеволосой девушке и понял, что и в самом деле стоило дождаться именно её, а не резвиться со служанками.

– А здесь красивые девочки, как думаешь, Мордимер?

Я понял, что говорит уже о «подопечных» хозяйки этого дворца, а не о служанках.