Два талисмана

— А где же хумсарец — тот, с великолепной экзотической внешностью? — поинтересовалась она.

— Пошел лично принять присланное мне в подарок вино. — В голосе Верши-дэра прозвучали веселые нотки. — Бедняга чуть пополам не разорвался: и меня оставить боится, и вино проверить надо. Везде ему мерещатся зловещие умыслы против господина…

В библиотеке, просторном светлом помещении, вдоль стен которого высились шкафы из резного дуба, Верши-дэр учтиво указал гостье на высокие подушки, лежащие на ковре вокруг низенького столика:

— Здесь нет ни скамей, ни кресел, так что госпоже придется выбирать любую из них.

Авита уселась на подушку и быстро поправила складки платья вокруг ног, пока Верши-дэр, отвернувшись от нее, рылся на полках одного из шкафов.

— Вот! — гордо сказал он, кладя на столик плоский бронзовый футляр и щелкая хитрыми застежками. — Вот как хороша моя страна!

Авита, забывшись, взвизгнула, как маленькая девчонка: так красивы были пейзажи, легко и радостно расцветавшие на больших листах бумаги. Краски Авите были незнакомы — нежные, почти прозрачные.

— Нравится? — спросил Верши-дэр с такой гордостью, словно нарисовал все это сам.

Авита молча кивнула: слов у нее не было.

— Это работа Айсиу-дэра, одного из придворных художников Светоча. У меня есть также работы его сестры, Шайи-вэш. За свой удивительный талант она была удостоена высокой чести: выдана замуж за племянника Светоча. Женщина работает в той же манере, что и брат, но предпочитает рисовать водоемы: озера, фонтаны, дворцовые бассейны, речные берега. Угодно ли барышне взглянуть?

— Да, да, да! — прорезался голос у Авиты. Она даже вскинула перед грудью руки, стиснутые в жесте мольбы.

— Как приятно встретить юное существо, чувствующее красоту так же тонко, как я, — размяк Верши-дэр и вернулся к шкафу. На этот раз ему пришлось доставать футляр с самой верхней полки, и рукава чуть ли не до плеча сползли с татуированных рук.

«Не так уж тонко ты чувствуешь красоту, — уколола вдруг Авиту ехидная мысль. — У тебя на руках такие дивные гирлянды, а ты их закрыл какими-то браслетами!»

Но мыслишка тут же исчезла, растворилась в звенящем предвкушении чуда, которое Авите вот сейчас-сейчас покажут…

В домике лекаря Ульдена, куда мусорщики на телеге доставили двоих раненых стражников, было так чисто, уютно и вообще славно, что Ларша покинуло напряжение. И даже боль, кажется, перестала печь бок. Тем более что врач, глянув на его рану, бодро сказал: «Царапина!» — и занялся десятником.

Пришедший в себя еще по дороге десятник пытался что-то объяснить, но Ульден строго велел ему замолкнуть.

Появился мальчишка-слуга, принялся деловито и ловко стаскивать с Ларша окровавленную рубаху. Спрут успел прикрыть ладонью знак Клана на цепочке — мальчишка не заметил нефритовую фигурку.

— Приготовь раствор — промыть раны, — распорядился лекарь. — И пришли ко мне кухарку.

Мальчишка тут же исчез. Ульден глянул ему вслед, сказал негромко:

— Умный парнишка, все с лету понимает. Думаю дать ему свободу и взять в ученики.

Появившейся кухарке-наррабанке Ульден велел приготовить отвар шиповника — полезный, как он пояснил, при потере крови. Кухарка чинно поклонилась и исчезла без единого слова.

Ларшу все больше и больше нравилось в домике лекаря. Была в его обитателях какая-то слаженность, умение понимать друг друга. Ларш не мог себе объяснить, откуда он это узнал, но уверен был, что живется и хозяину, и слугам весело и дружно.

Вскоре мальчишка-слуга уже старательно промывал рану Ларша мутной жидкостью, которая крепко щипала разрезанную кожу.

Вошла мелкая рыжая собачонка, понюхала воздух и уставилась на Ларша, замахав хвостом. Видно было, что она привыкла к посторонним людям в доме и что никто не чинил ей обиды.

— Брысь, Пилюля, — поспешно сказал мальчик, — господам мешаешь!

— Да пусть останется… — разнеженно протянул Ларш.

Теплый, приветливый дом словно стал мягким, обволакивая парня со всех сторон. Легкий шум в ушах не сулил угрозы, не мешал подступающей сонливости. Боль в боку не исчезла, но словно отдалилась, существуя сама по себе. Ларш закрыл глаза.

Но сразу пришел в себя, когда раздался громкий, бодрый голос лекаря:

— Череп не проломлен… Ну-ка, сколько я пальцев показываю?

— Три, — хрипло отозвался Аштвер.

— Верно. Оглушили тебя, приятель, крепко, да и крови ты потерял порядочно. Голова кружится?

— Да.

— Полежишь пока у меня. Семья есть?

— Жена.

— Надо ей дать знать, чтоб забрала тебя домой.

— Ларш скажет.

— Хорошо, а теперь помолчи.

Лекарь закончил накладывать на голову десятника аккуратную белую повязку, похожую на странный головной убор. Затем отошел, зазвякал склянками где-то слева. Ларшу лень было повернуть голову в ту сторону. Он не отводил взгляда от рыженькой Пилюли, улегшейся в полосе солнечного света из раскрытого окна, и наслаждался покоем и безопасностью.

Ульден вернулся к десятнику, бережно приподнял его за плечи, дал глотнуть чего-то из керамического сосуда:

— Вот так, вот и полежи, сейчас уснешь. А я пока твоим напарником займусь.

Подошел к Ларшу, осмотрел обработанную рану и бросил хлопотавшему над нею мальчишке:

— Молодец.

Тот засиял от гордости.

— Легкая рана, — сказал лекарь Ларшу. — Так, порез, зашивать не надо. Странно, что справа.

— Меня левша приласкал.

— А, понятно… Ничего, сейчас перевяжу, до Дома Стражи сам дойдешь. Я черкну записку командиру, чтоб тебя на сегодня домой отпустили.

— В чем же я пойду? — Только сейчас до Ларша дошло, что его рубаха с прорехой от ножа и с живописными кровавыми пятнами — не самый лучший наряд для прогулки по Аршмиру.

Лекарь улыбнулся:

— Одолжу свою рубаху, только вернуть не забудь… О, десятник уже уснул… А ты есть хочешь?

Есть Ларш, как ни странно, хотел.

— Сейчас кухарка что-нибудь состряпает. Но сначала выпьешь отвар шиповника. Он, должно быть, уже остывает. Конечно, это не Снадобье Всеисцеляющее, но…

— Всеисцеляющее? А разве такое есть на свете?

— Нет. Но будет.

Перевязывая Ларшу рану, Ульден принялся рассказывать о своей заветной мечте — средстве, которое покончит со всеми болезнями в мире. Говорил он увлеченно и жарко, а руки ловко и туго стягивали ребра Ларша холщовыми полосами.

— Вот и порядок, — сказал он, закончив работу. — Рубаху натянешь — ничего и видно не будет. А вот если бы у нас было Снадобье Всеисцеляющее…

— Да понял я уже, понял, что это Снадобье — нужная штука…

— Нужнее всего на свете, — с неожиданной жесткостью ответил лекарь. Он перестал улыбаться, глаза его сверкнули фанатичным блеском. — Дороже денег, ценнее жизни, важнее распрей между государствами. Потому что выживание Человека — не каждого по отдельности, а всех людей на свете — самое главное дело на всех материках и островах. Я не знаю, не могу придумать такой цены, которое жаль было бы заплатить за Снадобье Всеисцеляющее!

— Кто про что, а Ульден про Снадобье, — послышалось от двери.

На пороге стоял Гурби Озерное Жало из Клана Вепря. Нарядный, с витой золотой цепью на шее, в лиловом бархатном камзоле с вышитой на груди гигантской головой секача.

— Я за тобою, прямо из Наррабанских Хором. Верши-дэр попросил взять тебя в охапку и притащить на праздник.

— Я и сам туда собирался, — сдержанно ответил лекарь. — Но позже. Сейчас я занят.

Вепрь только сейчас соизволил обратить внимание на пациента, которого Ульден закончил бинтовать. Вгляделся. Вытаращил глаза.

— Приятель, ты здесь? Что, доигрался в стражника? Сильно тебя зацепили?

Ларш метнул взгляд на десятника. Аштвер уже спал: снадобье подействовало.

И все же игра в «простого парня», увы, закончилась. Доктор-то здесь и все слышит…

С легким сожалением Ларш убрал ладонь от груди. Нефритовая фигурка спрута качнулась на серебряной цепочке.