Колдун

Воевода кивнул, быстро забормотал что-то стоящему рядом молоденькому вою. Выслушав, тот белкой метнулся прочь.

«Пора», – пронеслось в голове Егоши. Отрешившись от шума и боли, сливаясь воедино с прижившейся в нем посланницей смерти, он прикрыл глаза. Приятный холодок прополз по всему телу, охватил онемением кончики пальцев.

– Попал!!! – донесся до него чей-то далекий радостный крик. А потом все пропало, будто вмиг нахлынувшая волна смыла с Егоши звуки и чувства.

Не испытывая ни боли, ни жалости, он взирал откуда-то сверху на свое рухнувшее в дорожную пыль тело, на примолкнувших, теснимых подоспевшими лучниками людей и на прибежавшую по зову нарочитого знахарку. Маленькая решительная женщина ползала над трупом, заглядывала ему в глаза, раздвигала его посиневшие губы и, окончив осмотр, разочарованно развела ладони в стороны:

– Он умер. То ли со страху, то ли камнем досталось…

Дуновением ветра Егоша скользнул к Блуду, налег ему на плечи. Тело не оживить ничем, если оно окоченеет. А становиться кромешником ему было еще рано. Незавершенные дела тянули назад…

Почуяв на закорках пробирающий холодом груз, Блуд встрепенулся. Он не мог уразуметь, каким образом болотник вернется в это явно мертвое тело, но свое обещание помнил. Вернее, не само обещание, а давление ледяных пальцев на своем горле. Болотник велел ему не медлить…

Блуд поспешно нырнул в толпу и, на бегу поддерживая меч, припустил к княжьему терему.

Там, возле крыльца, красовались заготовленные для суда широкие полати, узорное кресло Ярополка и чуть ниже, в свежевырытой яме, – махонький столец пленнику. Негромко переговариваясь с обступившими его боярами, Ярополк ожидал появления взбудоражившего городище Волчьего Пастыря.

Растолкав нарочитых, Блуд кинулся в ноги князю:

– Люд киевский Пастыря камнями забил…

Еще продолжая улыбаться, Ярополк недоверчиво сморгнул:

– Что?!

– Волчий Пастырь мертв! Обсуждая новость, бояре зашумели.

– Так ему и надо, – перекрывая общий гомон, ехидно затараторил Помежа. – Теперь спалить останки и дело с концом!

Холод нежитя надавил на плечи Блуда, ледяные руки сомкнулись на шее.

– Да ты что?! – не на шутку струсив, взвыл воевода. – Я лишь самых именитых хоробров огню предаю, а ты нежитя этого?! Не позволю!

– А что же с ним еще делать-то? – растерянно пробормотал Помежа.

– Выбросить из городища! Жил он как зверь, пусть зверям на прокорм и достанется!

Слушая боярскую перебранку, Ярополк склонил голову к плечу, задумался. Вряд ли людям понравится погребение нежитя, уж лучше поступить, как предложил Блуд – выкинуть труп за ворота, подальше в лес, и забыть обо всем.

Князю уже изрядно надоела эта затянувшаяся история с Волчьим Пастырем. Приказывая боярам замолчать, он взмахнул рукой. Золотые жуковинья блеснули на солнце, разбежались отблесками по встревоженным лицам именитых киевлян.

– Делай, воевода, как решил, – велел князь. – А что пленник сам сдох, так это к лучшему – не пришлось руки марать.

Не дослушав, Блуд кинулся к воротам.

– Приказ князя! – рявкнул он, подлетая к телу болотника.

Окружившие мертвеца стражники послушно расступились. Блуд подошел к Варяжко, понизил голос:

– Не стоит толпу ярить… Пожалуй, отнесем пока его на мой двор, а ночью я сам его вывезу, куда подальше…

Нарочитый вгляделся в лицо воеводы. Темнил Рыжий, но в чем? Что таил за наивной голубизной глаз? Почему так спешил скрыть мертвого болотника от гнева толпы? Хотя тому тоже, верно, не понравилось бы всем на посмешище валяться в пыли посреди улицы… А он все же был Настениным братом…

Варяжко коротко кивнул. Обрадованный воевода отрядил кметей. Крепкие парни сноровисто укутали тело Выродка рогожей, потянули прочь. Зеваки увязались было за ними, но лучники заступили дорогу.

– Идите по домам, Добрые люди, – умиротворенно вымолвил нарочитый. – Волчьего Пастыря больше нет.

Откуда он мог ведать, что, едва втащив тяжелое тело в клеть, воевода выгонит всех прочь и, жадно отсчитывая удары, примется отчаянно давить на остановившееся сердце Выродка? Что, корчась от сползающей с его спины тяжести нежитя, прильнет ртом к синим губам мертвеца? И что, вновь распахнув бездонные зеленые глаза, его бывший враг ухмыльнется взмокшему от страха и напряжения Блуду:

– Вот видишь, как просто… А ты боялся…

ГЛАВА 29

Спустя несколько дней после налета оборотней на Киев Сирома нарочно отправился в городище узнать о судьбе болотника. Жрецу даже не понадобилось входить в ворота, чтобы услышать долгожданную весть – Волчьего Пастыря растерзала озверевшая толпа. Об этом болтали все – от возгреватых, беспорточных детишек до длиннобородых, убеленных сединами стариков. Но, желая убедиться в услышанном, Сирома все же вошел в Киев. И, едва ступив в ворота, налетел на высокого, важного боярина в дорогом, синем с позолотой корзне и вышитой атласом срачице под ним. Рыжие волосы боярина переливались под солнечными лучами, голубые глаза, прищурившись, глядели на Сирому.

– Будь здрав, воевода, – поспешно пряча лицо, шепнул жрец. Кустистые брови боярина сошлись на переносье:

– И тебе удачи, добрый человек!

Сирома замер. В рыжем боярине он сразу признал Блуда, да и тот – по глазам было видать – припомнил ту давнюю весну, когда, приведя болотника на княжий двор, Сирома назвался его братом. Но, почему-то не желая признавать знакомство, воевода отвернулся. Скрывал что-то или просто считал его не стоящим внимания?

Стоящий рядом с Рыжим ратник небрежно пихнул Сирому плечом:

– Что стал, как неживой?!

– Прости, коли помешал…

Пятясь, жрец шмыгнул в толпу, мышью заскочил за угол дома и вновь налетел на Блуда. Только теперь у воеводы был совсем иной вид. От частого дыхания его грудь вздымалась, волосы растрепались, корзень сбился набок. «Видать, бежал, чтоб меня перехватить», – боязливо оглядывая улицу, подумал Волхв. В конце улицы, будто насмехаясь над Сироминой надеждой ускользнуть, стоял крепкий высокий забор, а вокруг спешили по своим делам киевляне. Бежать было некуда…

– Ты зачем здесь? – дико вращая глазами, прошипел Блуд. – Уходи!

– Я о брате узнать пришел, – осмелился вымолвить Сирома. – Говорят, его Волчьим Пастырем прозвали, а ведь он всегда был тихим, робким…

В ошалелых глазах воеводы заметались сомнения.

– Тихим? – недоверчиво переспросил он.

– Верно, верно, – продолжая изображать ничего не ведающего простака-охотника, закивал Сирома. – Какой из него Волчий Пастырь? Ошиблись люди. Оклеветали братца.

Блуд вздохнул. Бледность спала с его лица, губы перестали трястись:

– Значит, ты о брате ничего не ведаешь?

– А где он? – наслаждаясь собственной игрой, спросил Сирома. – Мне б еды ему передать… – Он протянул воеводе узелок с хлебом. – Может, окажешь такую милость – отдашь ему? Иль скажи хотя бы – куда отнести…

Воевода оправил рубаху, пригладил руками рыжие космы:

– На тот свет отнеси, коли сумеешь. Братца твоего киевский люд камнями забросал, а тело его бездыханное я сам в Гнилом овраге, что за городищем, землей прикрыл.

– Где-где? – изображая отчаяние, прошептал Сирома.

– В Гнилом овраге. – Указывая дорогу, воевода махнул рукой. – Выйдешь из северных ворот, полдня на полночь пройдешь и увидишь. Там, верно, у зверья пир горой – так что не минуешь…

Блуд говорил правду – он и впрямь зарыл в Гнилом овраге своих аварцев… Ведь надо же было ему кого-нибудь закопать! А то еще надумает кто проверить – вправду ли он выкинул мертвеца из города. Вон хотя бы тот же Варяжко – до сей поры не перестал коситься, да и простака-охотника нашлось куда отправить.

Блуд поежился. Уходя из городища, Выродок строго наказал – никому не сказывать о его спасении. Воевода не хотел вновь почувствовать на своем горле невидимые пальцы смерти. Наткнувшись на черноглазого охотника, он сперва испугался – решил: затевая новые козни, Выродок подослал брата, – но наивность пришлого успокоила его. Даже стало жаль маленького и глупого Выродкова братца. Пускай уж сходит, поплачет на могилке. Аварцы были верными рабами, и не случится ничего худого, коли над их прахом прольет слезу этот черноглазый простак.